2 глава. Взрослые игры хищников

Самое яркое воспоминание тех времен – это пирожок возле метро. Дешевый, пожаренный на машинном масле, начиненный непонятным фаршем, о происхождении которого даже не хочется думать. Но он был горячий, исходил паром на морозе и лежал на лотке, поигрывая на зимнем солнце румяным бочком. Мысленно я уже разломила его, обжигаясь, жадно ловила губами сыплющиеся крошки теста и фарша, и, закрыв от удовольствия глаза, жевала и глотала. Но если купить этот пирожок, то впритык хватит на детское питание для Белки. И точно не хватит на мандаринки для нее. А мне так хотелось увидеть, как она сосет оранжевую дольку, смешно надувая толстые щеки. Ведь это ее первая зима и первые мандаринки. Дома есть деньги. Но они отложены на съемную квартиру, за которую нужно платить как раз сегодня вечером. Хозяйка ждать не станет. В прошлом месяце мне не хватило ничтожной суммы. Копеек, буквально. Я обещала занести их ей чуть позже. Она поджала губы и процедила:

– Мы так не договаривались. У меня тоже дети. Двое. А ты у них хлеб изо рта вырываешь!

– Да тут же сумма смешная. Уступите, пожалуйста!

– Смешно тебе? – она задохнулась от ярости, маленькие поросячьи глазки сначала сверкнули под белесыми ресницами, а потом совсем утонули в мешках налитых щек. – Да я за эти копейки знаешь как ишачить должна? За овощным прилавком на рынке стоять – это тебе не мелкой кормой на сцене крутить. Лебедь ты недожаренная! Еще раз денег не додашь – вышибу тебя отсюда, и полетишь прямо в свое лебединое озеро без пересадки.

Нечего даже и думать, чтобы с квартирных денег снять немного взять. Поэтому, сглотнув слюну, я пошла за мандаринами. И пока моя кроха ела, раздувая румяные щеки, я все вспоминала тот пирожок, который так и не съела на морозе. И мне было вкусно оттого, что я его не съела. С тех пор ненавижу мандарины и оранжевый цвет!

Той зимой на моем сердце появился огромный страшный шрам. Он нестерпимо болел в те моменты, когда я выходила гулять с дочкой и видела заботливых отцов с детьми. Этот шрам убил во мне правдолюбие, мечты, надежды и порядочность. На этом шраме алой свежей кровью было выцарапано: "Твоему ребенку плохо, потому что ты в этом виновата!"

Сразу после этого Гордей вернулся со стажировки из-за границы и предложил мне другую жизнь. Фактически, спасение, для меня и дочки. И я обманула его, сказав, что Белка его ребенок. Ведь его не было в Москве почти восемь месяцев. И, уезжая, он даже не знал, что я беременна. Да я и сама не знала. Кто меня осудит? Только та женщина, которая не видела, как жадно ее ребенок смотрит на отцов, что играют с детьми в парке. Та женщина, что не знает, какое любопытство у ребенка вызывают мужчины, которых в его доме нет, и как старательно он лепечет: " Папа!", повторяя за другими детьми, и тянет ручки к чужому мужику. А ты, глотая слезы, шепчешь:

– Нет, солнышко, это не наш папа. Наш папа далеко. Он…

И дальше сказки в меру фантазии: космонавт, летчик, герой невидимого фронта, что защищает родину где-то далеко. Каждая из нас в чем-то Джоан Роулинг. Только не у каждой есть волшебная палочка Гарри Поттера.

– Спасибо за конфеты! – тихий голос жены Гурджиева возвращает меня в реальность. – Настоящий дорогой шоколад ни с чем не перепутаешь! Какой дивный запах! Весь офис пропах. После такого угощения даже не страшно подписывать себе приговор, который содержится в документах на развод, – она слабо улыбается одной половиной рта.

Согласно киваю. Хотя запаха шоколада не чувствую. Аромат того самого жаренного пирожка из прошлой жизни витает надо мной. Нет, я туда не вернусь! Нужно доказать Гордею, что я кайфовая, легкая. Такая, какой он хочет меня видеть. Что я готова на эксперименты. Более того, я сама их ищу и предлагаю. Только вот какие? Это нужно продумать.

Срываюсь с места и тороплюсь к компьютеру. Ищу помощи коллективного женского разума и опыта. От многообразия советов даже рябит в глазах. Сестры по несчастью предлагают перво-наперво разнообразить сексуальную жизнь наручниками с розовой опушкой, париками для смены образа, ролевыми играми.

Ну нет. Только не это! Мое появление в костюме Белоснежки или Красной Шапочки, в лучшем случае, вызовет у Гордея приступ хохота, а в худшем – досадное недоумение. Я как-то прикупила себе в секс-шопе костюм медсестры. Чуть ли не намылившись, еле влезла в белый латексный халатик и чулки с красными резинками. На кого вообще рассчитаны эти костюмы, если я с моей балетной худобой еле-еле в него втиснулась? Гордей внимательно оглядел меня, заломил бровь и сказал:

– Это для меня? Польщен! Но давай играть по-взрослому. Сними этот дешевый бред! Честное слово: очень смешно. А смех с возбуждением вообще не сочетается. Не обижайся, ладно?

Сложно с ним. Игривости в Гордее – ноль. Он сильный, дерзкий, смелый. Он – хищник. А хищники играют по-настоящему. Во взрослые игры. Полчаса лихорадочных поисков, и вот я натыкаюсь на советы психологов. А они советуют открытый брак. Господи, чего только не придумают! Открытый брак – узаконенная измена, спасение от скуки.

"В открытых отношениях – как на войне: ты знаешь, с чего начнешь, но не можешь предугадать, чем все закончится",– говорят психологи. То есть, игра по-взрослому. Адреналин, непредсказуемость и борьба – все то, что любит Гордей. А я хочу, чтобы моя дочка не осталась без отца. Да и я без мужа, которого люблю. Если любишь – отпусти. Хоть ненадолго. Хоть временно. Главное: контролировать ситуацию. И свои нервы. Я справлюсь. Я смогу. Докажу ему, что со мной не скучно, что я еще способна удивить.

Вечеринка в доме Гурджиева постепенно теряет солидность и пристойность. Многие пары, изрядно подогрев себя коктейлями, уже разбрелись по беседкам в саду и бесконечным апартаментам дома. Говорят, что сам хозяин не знает точно, сколько комнат в его замке, который и домом-то и не назовешь. Я оглядываюсь, ища тихий уголок необъятного сада. Вроде бы та белая беседка в античном стиле, густо увитая плющом, пока не занята страстными парочками. Прекрасное место, чтобы отсидеться в покое и тишине. Пытаюсь незаметно улизнуть туда.

Не тут-то было! Ко мне подходит высокий красавец, изображающий, очевидно, русала. Он одет в тончайшую рубашку из серебристого шелка и брюки из такого же материала, которые не скрывают, а наоборот, подчеркивают мужскую доблесть. Светлые мокрые волосы зачесаны назад, словно он только что вышел из пучины морской. Голубые глаза внимательно оглядывают меня, очень откровенно и совершенно не стесняясь.

Да что он о себе возомнил? Судя по его смазливой мордашке, он явно из эскорта. Гурджиев, как радушный хозяин, позаботился не только о гостях мужского пола, но и о женщинах тоже, и нанял целый выводок таких вот сладких мальчиков, которые старательно увиваются вокруг жен, мужья которых уже уединились с русалками и прочей морской живностью.

Ну да, у нас же равноправие. Только мне этот слащавый хлыщ совершенно не нужен. Поэтому окидываю его презрительным взглядом, нарочито поворачиваюсь спиной и пытаюсь пройти к беседке.

Совершенно невероятным образом парень вдруг оказывается прямо передо мной, и, улыбаясь, протягивает мне коктейль ярко-голубого цвета. Как это у него вышло вообще? Только что за спиной стоял! Или это мистика, или меня уже развезло от коктейлей.

Машинально беру бокал, ища глазами Гордея. Мой муж пока еще здесь, неподалеку. Вокруг него увиваются сразу две девушки в костюмах русалок: серебряных лифчиках и прозрачных юбках-сетках. Гордей пожирает их взглядом. Они трутся об него, словно кошки, и чуть ли не мурлыкают. Горло сжимает спазм. Ставлю коктейль на столик и поворачиваюсь спиной. Господи, дай мне сил доиграть эту роль до конца и не убить кого-нибудь! Незнакомец снова сует мне в руки коктейль, подхватывает под локоть и мягко увлекает в дом. И я позволяю ему это. Невыносимо видеть как мой муж хочет этих ядреных, налитых молодым соком телок, но и глаз отвести не могу.

– Да отпустите вы меня! – едва оказавшись в огромном холле первого этажа, резко выдергиваю руку из его цепких пальцев.

– Почему вы так злитесь, прекрасная незнакомка? – улыбается парень.

– Потому что я терпеть не могу, когда меня хватают и тащат куда-то!

– Я просто хотел показать вам одну очень интересную картину. Вы ведь в первый раз в этом доме, правда?

– А вы здесь регулярно подрабатываете, да?

– Не то, чтобы подрабатываю, – он пропускает колкость мимо ушей и продолжает улыбаться, – но вхож в дом, да. Поэтому знаю, что здесь есть чудесная коллекция портретов балерин кисти самого Дега. И все, заметьте, в подлинниках! Хозяин – большой поклонник балета. И вам точно должно быть интересно. Вы ведь бывшая балерина, да?

Неужели мы с ним знакомы? Нет, вряд ли. Я бы запомнила. Не люблю такой тип мужчин, но парень красивый.

– Откуда вы знаете?

– Это видно невооруженным глазом. Балетная походка, когда стоите – ноги в третьей позиции, – он поставил одну ногу позади другой, плотно прикрыв одной ступней вторую до половины, – и невероятно прямая спина в наш век кошмарной осанки, когда даже фотомодели горбятся из-за того, что все время пялятся в гаджеты.

Наверное, мальчику очень хорошо платят. Вон как старается! Ладно, какая мне разница, где прятаться? По крайней мере, в его компании другие мальчики-зайчики из экскорта ко мне уже не подойдут.

– Хорошо, показывайте своего Дега, – подаю ему руку.

– Это на втором этаже, гостевая комната рядом с хозяйской спальней.

– Я так и думала. А не страшно хозяину такие дорогие картины держать в гостевой? Их же и украсть могут.

– А как же ему иначе показать свое богатство? Восточные люди прятать успех не умеют. Если редкие картины никто не видит, то их словно бы и нет. Я, кстати, Макс. Приятно познакомиться. А вы, прекрасная незнакомка?

А он остроумный мальчик. Не тупой – это точно.

– Настя.

– Очень приятно!

Гордей

– Какое у тебя красивое имя, – шепчет фигуристая русалка, прижимаясь к нему всем телом. – Гордей! От слова: гордость. И какая же у тебя главная гордость, а? Покажешь ее нам? – тонкая рука скользит вниз, оглаживая брюки.

По привычке он нервно оборачивается, ища глазами жену. Насти нигде нет. Вот и славно. Несмотря на то, что они все обговорили заранее, и Настя согласилась прийти сюда вместе с ним, вести себя по-европейски и не устраивать истерик, все же было как-то странно вот так обжиматься с двумя юными красавицами на глазах у жены. К свободе тоже нужно привыкнуть. Хотя, судя по всему, привыкать придется только ему. Остальные гости не стеснялись. Их ряды на лужайке сильно поредели, переместившись в укромные уголки, из которых доносились характерные звуки.

– А тебе уже есть восемнадцать? – поинтересовался Гордей.

Адвокатская привычка сработала на автомате. Конечно, красавиц Гурджиев подбирал лично и должен был продумать такие нюансы. Но лучше подстраховаться. Что позволено Юпитеру – не позволено быку. Гурджиеву при любом раскладе за развлечения с малолетками ничего не будет. А вот Гордей до такого уровня вседозволенности точно еще не дорос.

– А то! Мне целых девятнадцать! Хочешь, паспорт покажу? – прошептала русалка и пощекотала языком мочку его уха. – Он у меня здесь, в трусиках, – она взяла руку Гордея и положила на нежную теплую кожу под прозрачной юбкой.

– Спасибо, верю на слово, – Гордей отдернул руку, не удержавшись, ущипнул ее за тугую попку и отхлебнул коктейль.

– А меня даже не спросил, – обиженно надулась вторая русалка. –Я что такая старая, да? Выгляжу уже на двадцать лет?

– Что ты! – Гордей в ужасе округлил глаза. – Так долго люди не живут! Нет, конечно!

Русалки захихикали и потащили его в маленький гостевой домик за кустами жасмина. Гордей подчинился. В конце концов, для чего еще его сюда пригласили? Кроме приятного времяпровождения, главной целью было: совместно с женой набраться адреналина, чтобы удержаться в браке.

Не ради Гордея – для него все уже окончено. Но Настя попросила дать их отношениям второй шанс. А Гордей до недавнего времени всегда исполнял ее просьбы. Или почти всегда. При ее характере ревнивой собственницы было очень сложно принять такое решение. И Гордею даже льстило, что ради любви к мужу она готова переступить через себя.

Настя так и не поняла, почему все вдруг начало разваливаться. Много лет, целых одиннадцать, начиная с того самого самого дня в 2008 году, когда Гордей вернулся со стажировки из-за границы, нашел Настю одну с дочкой на окраине Москвы в какой-то страшной халупе, и немедленно выдернул из этого ада, он чувствовал себя спасителем. И это было упоительно! Знать, что женщина, которая лежит под тобой, обнимая тебя сильными ногами, зависит от тебя полностью. Что ты спас ее и ребенка. Своего ребенка, о существовании которого сначала даже не знал, не догадывался.

Но дочь росла. И сходства с Гордеем становилось все меньше. Наоборот, в ней явственно проступали черты Аристарха – того самого козла в белых рейтузах, который скакал по сцене Большого, и первым сорвал цветок Насти, хотя как соперник, и в подметки не гордился ему, Гордею. И вопрос: "А действительно его ли это его ребенок?" все чаще не давал Гордею уснуть по ночам. И из рыцаря и принца на белом коне он постепенно превратился в лошка, которого грамотно использовали. Кому приятно узнавать в ребенке чужие черты? Если бы он заранее знал, что Белка – дочь Аристарха, он бы воспринял это нормально. В конце концов, ему ли как адвокату, не знать сколько мужиков растят не своих детей?

Но он ведь привык видеть бесконечно благодарный и влюбленный взгляд Насти. Он привык ей верить. А в последнее время ему все время кажется, что этот взгляд фальшивый. Что за ним прячется тонкая усмешка:

– Посмотри, Гордей, как я тебе благодарна, как я тебя люблю!

А его за спиной тихий смех.

И из-за этого ощущения фальши у него вдруг перестало с ней получаться в постели. Неутомимый и ненасытный в сексе, Гордей начал давать сбой. Едва его кавалерия победно врывалась в осажденный город жены, кони уставали и ложились отдохнуть. Причем засыпали, как убитые. И ничего не могло их разбудить. Ни игры, ни смелые ласки, ни уговоры. Мужское достоинство Гордея безвольно повисало, как приспущенные в трауре флаги на башнях.

Сначала он грешил на Настю, на железные мышцы балерины, которые слишком крепко сжимали его гордость. А потом понял, что дело не в ней, а в нем. Одиннадцать лет он рвался наверх, в высшую лигу адвокатуры. Осень сменяла лето, весна – зиму, а у него не было времени даже подумать и подвести итоги. Наверх! Наверх! И когда он добрался до вершины и стал одним из самых цепких и дорогих адвокатов Москвы, купил шикарный дом в элитном поселке, две дорогие машины, отправил дочь учиться в закрытую школу в Англии, где с ней за одной партой сидели дети российских, и не только, олигархов, то у него вдруг появилось время подумать. И все пошло прахом.

Сами собой возникли ненужные вопросы. И Настя больше не была его девочкой, которую нужно прятать за спиной, зубами выгрызая для нее счастье. Несмотря на блестящее образование и широкие взгляды, Гордей в глубине души считал, что все должно идти как заведено веками: мужик борется за свою женщину со всем миром, принося в зубах мамонта. А женщина, теплая и покорная, обнимает его собой, благодаря за борьбу во имя тепла семейного очага. Покорность в Насте еще осталась, но казалась больше хитростью. Поэтому не умиляла и не возбуждала, как раньше, а даже временам раздражала. Ему хотелось схватить ее, встряхнуть так, чтобы голова безвольно мотнулась назад, дать пару оплеух и закричать:

– Скажи правду! Скажи, наконец!