Воскресенье, 16 декабря

Проснулся Корсун совсем рано, еще шести не было. Вообще-то по утрам он вставал тяжело, подолгу пил крепкий чай, в будни злился, что сейчас придется тащиться по запруженной Москве на завод, а в выходные злился оттого, что впереди целый день, который нечем занять.

Сейчас голова его оказалась на удивление ясной. Вчера он долго обзванивал знакомых, пока один из сослуживцев не припомнил, что у него друг детства адвокат Петька, и можно попытаться пробить номер мобильного через него. К счастью, адвокат оказался дома, просьбу Корсуна выполнить согласился, долго сетовал, что обратился он к нему в выходные, но тем не менее обещал выяснить по возможности быстро, и сумму за услугу назвал весьма солидную. Корсун не возражал, ему было жаль Лилю и очень не хотелось, чтобы женщины сами лезли туда, куда должны лезть только молодые и здоровые мужики. В том, что они будут пытаться вычислить шантажиста, он не сомневался.

Время тянулось медленно. Адвокат обещал обязательно отзвониться, когда появятся новости, Корсун пил чай и терпеливо ждал, поглядывая на часы-будильник. Будильник был старый, он много раз его ронял, корпус в нескольких местах был помят, но ходили часы на удивление точно, секунда в секунду, останавливаясь, только когда садилась батарейка. Стрелки почти достигли восьми, когда неожиданно зазвонил городской телефон, и Корсун, поскольку для адвоката было рано, почему-то решил, что это бывшая одноклассница Тоня, и не вспомнил, что городского номера ей не давал.

Он так обрадовался, что самому стало удивительно, и может быть, от этого он не сразу понял, что это Леночка, которой очень хочется все о нем знать, а еще ей хочется туда, где море и солнце, а он, Николай Корсун, так и не сказал ей, что она, в общем-то, совсем ему не нужна.

Ему стало до смерти жалко Леночку, когда он услышал ее голос.

– Ну сегодня-то, надеюсь, ты не рабо-отаешь? – протянула она как-то так, что жалости в душе Корсуна сразу поубавилось.

– Лена, ты меня прости, но у нас с тобой ничего не выйдет. Прости, – он постарался произнести это твердо, а получилось виновато. Впрочем, он действительно чувствовал вину перед Леной. Жениться он, конечно, не обещал, а голову все-таки морочил, чего греха таить.

– Почему? – не поняла она.

Еще сутки назад Коля принялся бы юлить, выкручиваться, может быть, даже придумал длительную командировку или еще что-нибудь.

– Ты меня не любишь, Лен, – объяснил он. – И я тебя не люблю.

– Три дня назад ты меня очень даже любил, – голос у нее задрожал. Ему сначала показалось, что от слез, но потом он с облегчением понял, что от злости. – Ты себе другую подыскал, да?

Он молчал. Получалось, что, да, подыскал.

Он нашел то, мимо чего прошел двенадцать лет назад, или сколько там прошло после школы. Коля вдруг вспомнил то, чего не заметил сразу: как застучало сердце, когда он узнал Тоню у банкомата. Оно так же радостно билось, когда он украдкой смотрел на нее на уроках. Просто он совсем забыл ту давнюю радость, а теперь не к месту вспомнил.

– Лен, ты меня прости, – повторил он. – Но у нас ничего больше не может быть.

– Да ладно, что ты заладил, – зло засмеялась она. – Думаешь, ты мне очень нужен, да? Думаешь, я о таком всю жизнь мечтала, да? Мне, Коленька, нужен обеспеченный муж, так что не переживай. Просто интересно… Сколько ей лет?

– Она моя ровесница, – зачем-то признался Корсун.

– Что?! – ахнула трубка. – Ты меня на старуху променял, да? Ну ты даешь!

– Пока, Лен, – больше он слушать не стал.

Сколько Леночке лет, он так и не поинтересовался, понимал, что она давно совершеннолетняя, и этого ему было достаточно. Сколько же ей лет, если для нее Тоня, которой нет тридцати, старуха? Двадцать два? Двадцать три? Чуть больше?

Почему-то после этой «старухи» ему еще больше стало жаль Леночку, то ли за глупость, то ли за наивность, то ли еще за что-то.

Адвокат Петька позвонил, когда Корсун еще не ожидал звонка, в самом начале одиннадцатого.

– Пробил я твой телефон, – доложил он. – Номер принадлежит Кусмановой Марии Никитичне, 1940 года рождения. Тебе повезло, у меня друг в центральном архиве работает и как раз сегодня дежурит.

– Спасибо. Адрес узнал?

– Не спеши. – Петр продиктовал адрес. – Только Мария Никитична, царствие ей небесное, померла три года назад. Квартиру свою завещала двум племянникам. Племянники в права наследства вступили, но в квартире не зарегистрированы.

Корсун записал имена племянников, поблагодарил Петра и пообещал сегодня же расплатиться.

Колосов всегда просыпался рано. Он и ложился рано, Асю это раздражало, она любила полуночничать, пить вино при свечах, слушать негромкую музыку, а он приходил вконец измотанный, на свечи и музыку у него не было никаких сил, он заваливался спать сразу после программы «Время», и она ничего не могла с этим поделать.

Как обычно по утрам, Дима тихо выбрался из постели, стараясь не потревожить Асю. Сварил себе кофе, посидел, тупо глядя в темноту за окном, и неожиданно понял, что эти утренние минуты, когда он сидит один на кухне, и есть самое счастливое его время.

Нет, он не прав, самым счастливым временем было, когда он приходил на работу и видел Тоню. Они почему-то никогда не здоровались, если рядом не было посторонних, просто недолго стояли молча, потом он шел к себе в кабинет, а она к себе в отдел, и день наполнялся суетой, раздражением, сделанными и не сделанными делами, и он всегда знал, что завтра опять посмотрит в спокойные Тонины глаза и справится с любым валом работы и вообще со всем на свете справится.

Конечно, он давно понимал, что совершил страшную ошибку, женившись на Асе. Собственно, он понимал это с самого начала, он же и тогда, в двадцать лет, не был полным кретином. Он не знал только, что заставило его так поступить.

Тогда, далеким июньским днем, он проводил Асю до дома, то умиляясь, то злясь, что она все принимается плакать и благодарит его, цепко держа за руку. Конечно, он обещал, что обязательно встретится с ней, чтобы взять деньги за билет, и, конечно же, был абсолютно уверен, что больше никогда ее не увидит.

Он приехал домой, позвонил Тоне, но у той был занят телефон, а перезванивать он не стал. Он бы обязательно перезвонил утром, но Ася его опередила, она разбудила Диму совсем рано, в восемь, и оказалось, что она уже недалеко от его дома. Он и сам не заметил, как рассказал накануне, где живет. В электричке Ася между слезами и причитаниями ловко выспросила и его адрес, и где он учится, и даже кто такая Тоня. Он тогда еще отметил ее неуемное любопытство и вдобавок к невзрачности жалел Асю за это тоже.

Тоня никогда не стала бы себя так вести. Тоня не уцепилась бы за его руку, не стала бы расспрашивать о семье, не ждала бы с утра пораньше около подъезда. Тоня совсем не вызывала жалости, и ему никогда не приходило в голову ее жалеть.

В тот день они гуляли с Асей до вечера. Прогулка ему до смерти надоела, но Ася крепко держала его за руку, смотрела робко и с восхищением, быстро и навсегда распрощаться с ней у него не хватило духу, и он опять поехал ее провожать.

Ну а потом все получилось само собой, не мог же он бросить Асю, глупенькую, похожую на взъерошенного воробышка.

– Мить, ты чего в такую рань встал? – испуганно прошептала она, беззвучно прошлепав тапочками на кухню. Сегодня шепот жены особенно его раздражал.

– Не спится.

– Мить, у тебя неприятности, да? – Она уселась напротив, положив голову на подставленные ладошки. – У тебя на работе неприятности? Да?

– Нет у меня никаких неприятностей. – Нужно протянуть руку, погладить ее, но он не смог себя заставить. – Спи, рано еще.

– Митенька, мне страшно. – Голос ее зазвенел, задрожал, глаза наполнились слезами. Привычной жалости Колосов не ощутил, но и раздражение куда-то пропало, навалилась усталость. – Ты какой-то чужой с пятницы. Ну что случилось? Ну я же чувствую…

Господи, как он устал. Может быть, и отец так устал от жизни, что умер совсем молодым?

– Ничего не случилось, Ася, ложись, спи. Я действительно устал. Ты хоть и не веришь, но я действительно много работаю.

– Я верю, – она сама протянула руку, погладила его по щеке. – Ты меня любишь, Митенька?

– Ну конечно, Ася. Иди, котенок, спи. – Он все-таки заставил себя встать, обнять жену. – Спи. А я в «Алые паруса» съезжу, пока народу мало. У нас холодильник пустой совсем.

Ему хотелось позвонить Тоне сразу, как только сел в машину, но он не рискнул, побоялся, что Ася станет смотреть в окно, заметит, что он затянул с отъездом, и ему придется объяснять почему.

Он позвонил метров через двести, скрывшись за углом собственного дома. Звонить было неприлично рано, но Тоня ответила почти мгновенно, и Дима решил, что мобильный она держит где-то рядом с кроватью.

Полагалось извиниться за ранний звонок, но Колосов не стал.

– Тоня, не уходи, – попросил он, услышав ее голос.

Она помолчала, то ли еще не совсем проснувшись, то ли не решаясь произнести то, что было для него самым важным на свете.

– Я уйду, Дима, – наконец сказала она твердо, как-то по-новому, словно стала другой Тоней, не той, с которой он разговаривал еще несколько дней назад.

Теперь молчал он. Тихо шумел двигатель, и Колосов не слышал ее дыхания. Он ничего не мог ей предложить. Он всегда был умным, Дмитрий Колосов, и прекрасно понимал, что своим присутствием мешает Тоне устроить личную жизнь. Он никогда ее не обманывал и ничего ей не обещал, но постоянно давал ей понять, что она очень близкий ему человек. Нет, что-то он все-таки обещал – давал не высказанную словами надежду, что их будущее впереди. Он нуждался в ней, и Тоня знала об этом, и это связывало их, как других связывают служебные романы. Ему очень не хотелось, чтобы она устраивала свою личную жизнь. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом.

Их ничто не связывало, кроме давней юношеской влюбленности.

Он всегда считал, что они связаны крепче, чем брачными узами.

– Ну ладно, Дима, пока, – первой не выдержала Тоня.

Колосов бросил телефон на сиденье и неожиданно подумал, как было бы хорошо, если бы Ася умерла. Потому что бросить ее, такую некрасивую, глупенькую и беззащитную, он не мог. Как любой психически нормальный человек не может выгнать на лютый мороз беспомощного щенка.

Дима ее разбудил. Вообще-то бессонницей Тоня не страдала, но вчера долго не могла заснуть, думала о Диме, о Коле, о Дашином стремлении к богатству, о соседке Лиле и собственной ненужности.

Положив «Нокию» на прикроватную тумбочку, Тоня поняла, что больше не заснет. А еще поняла, что все-таки ждала от Димы совсем других слов и даже приготовилась сказать ему, что жизнь уже развела их навсегда. Не столько от того, что он не произнес этих важных слов, сколько от того, что она их ждала, слезы полились сразу и обильно, она промокнула их краем пододеяльника, потом пришлось зажечь свет, встать, достать из комода носовой платок.

Звонок в дверь прозвенел совсем не вовремя. Тоня, впопыхах напялив махровый халат, рванула дверь, почему-то ожидая увидеть соседа Макса, и уставилась на Колю Корсуна.

Сегодня она показалась ему совсем другой, жалкой, растерянной, и от этого очень близкой, как будто ближе ее у него никого нет. Впрочем, у него действительно не было близких людей.

– Кто тебя обидел? – зло спросил он.

Если бы он, увидев ее заплаканное лицо, спросил что-то другое, полагающееся в таких случаях, например, «что случилось?», Тоня бы, наверное, навсегда распрощалась с ним сейчас же, у порога. Или, по крайней мере, дала понять, что проводить с ним свободное время не намерена. После разговора с Димой ей хотелось оплакать свою неудавшуюся жизнь и больше ничего не хотелось.

Но он спросил то, чего у нее никто и никогда не спрашивал, он как будто предлагал ей свою защиту, и Тоня вдруг почувствовала себя зависящей от него. Как маленькая собачка при хозяине.

– Никто, – шмыгнула она носом. – Никто. Я сама себя обидела.

Он, легко ее отодвинув, по-хозяйски прошел в квартиру, разделся, даже загремел чем-то на кухне. Чайником, наверное. Тоня, схватив брючный домашний костюм, шмыгнула в ванную и вышла оттуда умытой, спокойной и рассудительной.

– Ты что по утрам пьешь, чай или кофе? – Он уже достал две чашки и, как ни странно, не ошибся, взял именно ту, из которой она обычно пила напитки по утрам.

– Мед с лимоном. – Тоня зачерпнула из пластмассовой формы мед, отрезала колесико лимона, залила кипятком, села в свой любимый угол.

Корсун устроился напротив с крепко заваренным прямо в чашке чаем. Себе кружку он взял самую большую, ее Тоне когда-то подарила школьная подруга, и за все время ею никто не пользовался.

– Я договорился с одним мужиком, он пробил номер шантажиста, – сахара Коля положил много, кусков шесть, не меньше. Тоня такой сладкий чай терпеть не могла.

– Спасибо.

Корсун улыбнулся, увидев, как загорелись у нее глаза.

– Номер принадлежит некой почившей даме, имеющей двух племянников. Хочешь, на разведку съездим? У тебя какие планы?

– Никаких у меня планов. – Планы были, конечно: постирать, погладить. – Хочу.

– Только сначала заедем к адвокату, я расплачусь.

– Платить буду я, – твердо сказала Тоня. – Сколько?

– Почему ты? – не понял он.

– Потому что я не люблю быть обязанной. Никому.

– Ты не можешь быть мне обязанной, – он наклонился к ней, опершись о стол. Глаза у него оказались очень красивые, темно-серые.

– Почему?

– Потому что я должен был жениться на тебе давным-давно, много лет назад. А я, как видишь, эти годы потерял.

Полагалось что-то сказать, но она промолчала. Тоня сразу забыла, что решила оплакивать свою жизнь, и испугалась, что могла выгнать Колю и не услышать этих слов.

– Платить, естественно, буду я, – заявил он. – И не говори глупостей.

Когда он увидел ее утром, зареванную, лохматую, ему вдруг стало ясно, что не давать ее в обиду отныне станет главным делом его жизни. Или это стало ясно еще вчера, когда он понял, что с ней не надо подыскивать темы для разговора?

Давным-давно, классе в восьмом, ее обрызгала машина, лихо выворачивая из переулка около школы. Она тогда была в каком-то светленьком платьице и складывала зонт, потому что только что кончился ливень. Вдоль тротуаров текли реки грязной воды, а на выглянувшем солнце стало по-летнему жарко, хотя лето еще не наступило. Светленькое платьице оказалось заляпано черными пятнами, и Тонька Невзорова отряхивала его рукой и этой же рукой вытирала слезы, а ему хотелось догнать водилу и убить. Еще ему очень хотелось ее обнять, но этих мыслей он стеснялся.

Кружка была большая, но чай Корсун выпил быстро, опять зажег газ под чайником. Тоня смотрела на его широкие плечи, коротко стриженные волосы. Коля Корсун был видным мужчиной. Даже, пожалуй, красивым. Почему он не женат до сих пор?

– Когда поедем? – Она тоже допила свой неизменный утренний напиток.

– Если ты не голодна, то прямо сейчас. Чай допьем и поедем.

– А… легенду ты придумал? Нужно же будет что-то говорить, если мы собираемся приставать к людям с вопросами.

– Нет еще, – признался он. – Будем действовать по обстановке.

Легенду Корсун так и не придумал, посматривал украдкой на сидевшую рядом Тоню и совсем не собирался думать ни о каких шантажистах. Хотел припарковать машину невдалеке от дома Кусмановой, но места не нашлось, и он въехал во двор, остановившись прямо напротив подъезда.

– Посиди, – велел он Тоне. Корзун боялся подпускать ее к чему-то, связанному с явным преступлением.

– Почему? – возмутилась она. – Я с тобой.

– Нет, – он наклонился к ней. Ему очень хотелось ее поцеловать. – Я сам.

Ей так давно никто не приказывал, что она растерялась. Сидеть в машине было скучно, но она уже поняла, что ждать Колю ей понравится.

Никаких четких планов у Корсуна не было, он топтался на крыльце, не решаясь позвонить в домофон, пока пожилая женщина не вышла из подъезда с крохотной собачкой на руках. Собачка была в красном тулупе и, как показалось Корсуну, ему улыбнулась.

– Простите, вы давно здесь живете? – Никогда раньше ему не приходилось приставать с вопросами к незнакомым людям. Впрочем, ему многое не приходилось делать раньше, например, радоваться тому, что Тоня его ждет.

– Давно, – почему-то усмехнулась женщина. – А в чем дело?

– Я помощник адвоката, – соврал Корсун. – Я разыскиваю Марию Никитичну Кусманову. Вы ее знаете?

– Помощник адвоката? – весело сощурила глаза дама. – А документы у вас есть?

– Только права и паспорт, – признался Корсун. Дама ему нравилась, и то, что она ему не поверила, тоже нравилось, как ни странно.

– Покажи, – велела бдительная соседка.

Он послушно полез в карман, достал бумажник, раскрыл паспорт.

– Твоя? – кивнула дама в сторону его машины.

– Моя, – согласился Корсун.

– А девушка тоже твоя?

– Моя, – опять согласился он.

– Ну вот что, – решила дама. – Я любопытна. Сейчас Герцог погуляет, и ты мне все расскажешь. Я Машу хорошо знала, может, и помогу тебе. Насчет адвоката соврал?