Глава 2. Последний день

Будильник зазвенел, прервав мой кошмарный сон. Я не сразу очнулась. Обычно я просыпалась на несколько секунд раньше, чем успевал сработать будильник. Сказывался режим, в котором мне приходилось жить все эти восемнадцать лет. Но почему-то именно сегодня проснуться было так тяжело.

День был весьма значимый для меня – восемнадцатый день моего рождения; день моего совершеннолетия; день, когда бабуля больше не сможет довлеть надо мною; день, когда я смогу сама распоряжаться своими временем и деньгами; день – полный забот, лицемерия и бесполезных иллюзий.

Раздражение захлестнуло меня, словно удав заглотил кролика. Веки были тяжелыми, глаза – красными, и все тело ломило. Я просунула под плотную штору руку и открыла окно нараспашку; впустила в комнату утреннюю прохладу, оставляя за шторой белый день. Бодрость тела, как и бодрость духа, отсутствовали напрочь. Вдохнув ранней свежести, я поплелась в ванную умываться.

– Поздравляю! – улыбнулась я отражению в зеркале. Но ничего, кроме жалости к себе, я не ощутила.

По ту сторону реальности на меня глядела хрупкая девчушка болезненного вида с вечно темными кругами под глазами – уголечками. Взъерошенные волосы приходилось немного смочить, чтобы привести их в порядок. Недавно мне пришлось остричь волосы. Каре на ножке. За короткими волосами ухаживать легче. Но я об этом не раз пожалела. Мне всегда хотелось иметь длинные густые волосы и сменить цвет с черного на какой-нибудь ультра-яркий. Но бабуля говорит, что ничего меня не украсит. Я не могу оценить себя: красавица я или урод. Бабуле, наверное, видней – она в красоте многое что понимает. Ну, хватит кривляться!

Я оделась, убрала постель и лениво потопала на кухню. Звонок в дверь изменил мой маршрут. Это была Тамара, она, как всегда, постеснялась открыть дверь своим ключом. Я открыла дверь. Тамара вошла и неторопливо сняла жакет. Сегодня она была более приветлива и раскованна, зная, что Мариэтты Павловны дома нет.

– Риточка, – женщина называла меня именно так, сама не знаю почему, – поздравляю тебя с днем рождения!

Я поджала губы в имитации улыбки и кивнула в знак благодарности.

– Ох, совсем забыла, – из кармана брюк женщина достала почтовый конверт, сложенный пополам, и протянула его мне.

Конверт был совершенно обычным, но вместо почтовой марки там красовался старинный герб, мне показалось, что я уже видела подобный. А снизу была приписка от руки «Для Ренаты».

– Я на прошлой неделе, – тихо произнесла Тамара, – натирала паркет в кабинете. Полезла за диван, присела, продолжила полировать полы. Меня видно не было. В тот момент в комнату вошла Мариэтта Павловна, раздраженно бубнила, ругалась. За чем-то полезла в сейф. Я покашляла, чтобы она знала, что я тут. Она вздрогнула. Конверты и посыпались. Там были и другие такие же. Она отругала меня и прогнала. А после позвала и говорит, мол, иди, убирай дальше. Вот под диваном я его и отыскала. Написано для тебя, а ты и знать не знаешь, что и кто тебе пишет. Я подумала, отдам его тебе.

Я побежала в комнату и взяла с письменного стола конверт, который принесла Зоя. Я вскрыла оба. В том, что подарила Зоя, был паспорт с моей фотографией, но совершенно другими данными. Я не стала вдаваться в подробности. А в том, что принесла Тамара, был бланк с указанием каких-то кодов, артикулов и среди прочего надпись: «до востребования».

Мне захотелось взглянуть на остальные конверты, но ключа от сейфа ни у Тамары, ни у меня не было.

– А знаешь, что странно, – продолжала Тамара, – ведь это не обычные конверты.

Конверты действительно были уникальны хотя бы потому, что сама Зоя принесла один похожий. А после вчерашней «демонстрации монстров» я уже не знала, кто такая Зоя, и что она за существо! История с этими письмами сама по себе интригующая. Но я и предположить не могла, что Тамара, женщина далекая от наших семейных интриг, сможет внести хоть какую-то ясность. Мне хотелось поскорее все выяснить.

– Что вы знаете? – требовательно спросила я.

Тамара пошла на кухню. Не спеша сварила две чашки кофе и подала оладьи, которые принесла с собою из дома. Оладьи были еще теплыми и очень аппетитно пахли малиной. Мы присели за стол. Кофе был обжигающим, и я не торопилась его пить, да и оладьи пока не лезли. Я приготовилась слушать.

– Я помню, – начала женщина свой рассказ, – это случилось лет семнадцать – восемнадцать назад. Новые владельцы одной типографии были иностранцами. Они выпускали поздравительные открытки на заказ для важных и богатых людей. Моя дальняя родственница была любовницей какого-то бизнесмена, «нового русского», как тогда принято было говорить. Так вот она хвасталась, что ее пригласили на банкет, а приглашение было в похожем конверте. Получить приглашение с такой маркировкой считалось очень почетно. После банкета этот богатей бесследно исчез. Я уж не знаю, нашелся он или нет. Люська даже не интересовалась. А вскоре типография сгорела вместе с владельцами. Об этом происшествии еще долго в новостях говорили. И вот что странно: типография с тех пор не работает, а эти конверты, будто только что напечатаны.

Жуткая история! Мне вообще есть перехотелось.

– Тамара, спасибо! – я поблагодарила женщину за завтрак, к которому так и не притронулась. Мне не терпелось уединиться, чтобы все осмыслить.

– Только не выдавай меня! – воскликнула мне вслед Тамара.

– Разумеется, не сомневайтесь! – заверила я женщину.

Я задалась вопросом, почему бабушка от меня скрывает письма? Что она об этом может знать?

Я торопилась к себе. Я снова и снова разглядывала конверты и их содержимое. Пальцы бережно скользили по надписи. Я тешила себя надеждой, что мама все же жива, но по какой-то причине инсценировала самоубийство. В своих размышлениях я даже дошла до упреков, с которыми обрушусь на нее при встрече. Поймав себя на мысли, что фантазии завели меня в тупик, я решила начать сначала.

Передо мной на столе лежало пять предметов: два одинаковых конверта с гербом вместо марки, паспорт на имя Светловой Анастасии Викторовны, бланк документа с водяными знаками и пометкой «До востребования. Без срока давности», и старая книга в самодельном переплете.

Я поочередно забивала в «поисковик» данные, которыми располагала. Что касается паспорта, то личность оказалась вполне существующая, то есть паспорт был действительным. Для чего мне Зоя подарила чужой паспорт? Далее – информация о гербе. «Поисковик» выдавал вообще запредельные вещи: оккультные секты, готы и прочая чернь. Чтиво – бредовое, и я даже не стала вникать, посчитав подобного рода информацию несерьезной. А бланк документа оказался «Дарственной», по которой некая иностранка дарит мне квартиру в Портленде (штат Орегон, США), счет в банке на один миллион двести семьдесят две тысячи долларов США и промышленный объект в Москве, ныне сдающийся в аренду. Конечно, меня поразило такое состояние. Я смогла бы вырваться из тисков бабули и начать самостоятельную и безбедную жизнь. Вот только загвоздка – все это причиталось некой Анастасии, как две капли воды похожей на меня. Что за шутки? У меня возникло еще больше вопросов, чем было до этого.

Из глубины квартиры раздался оглушительный хлопок дверью. Судя по всему, бабуля вернулась.

– Почему вы еще ничего не сделали? – раздался громкий возглас из прихожей.

Что-то рановато она пришла. Нужно поскорее все спрятать, а то беды не миновать. Я быстро сложила бумаги в стол, отключила компьютер и выбежала навстречу домашнему тирану. Сердце от волнения звоном отдавалось в ушах, руки тряслись, ладони потели. Я не заметила, как пролетело время. В желудке урчало и крутило. Но теперь о еде лучше не упоминать, если бабуля в бешенстве, она все равно не даст спокойно поесть. Потом что-нибудь перехвачу.

– Доброе утро, Мариэтта Павловна! – тихо поздоровалась я.

– Почему вы ничего не сделали? Хрусталь не чищен, гостиная в пыли. Чем вы занимались все утро? – гневно расходилась бабушка.

– Мариэтта Павловна, – вмешалась Тамара, чтобы хоть как-то охладить ее пыл, – еще и десяти часов нет. Может, сварить кофе, у вас вид усталый?

– Ох, я совсем за временем не слежу, – виновато пропела бабуля. – Тома, дай мне чего-нибудь поесть, и свари кофе, пожалуйста.

Тамара подала оладьи, нарезала сыра и буженины и сварила бабуле «Капучино». Она ела молча. Я ощущала кожей повисшее напряжение, но нарушить тишину так и не осмелилась. Решила на время скрыться в своей комнате, пока бабушка вновь не нацепила маску гарпии.

– Займись хрусталем, – услышала я знакомый командный тон за спиной.

– Конечно, – покорно ответила я.

Я была отдана в помощь Тамаре. Она занимались уборкой. А я начищала бокалы. Работка оказалась простой, но скучно-рутинной и мне, как человеку невыспавшемуся и голодному, приходилось бороться с усталостью и соблазном растянуться на диване.

В одиннадцать в дверь позвонили. Это приехали повар и двое официантов. Они привезли заказанные продукты и направились прямиком в кухню. И вскоре оттуда уже стали доносится аппетитные ароматы. Мариэтта Павловна по случаю пригласила повара из французского ресторана «Версаль».

К полудню фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы были начищены и сверкали, как драгоценные камни, под солнечными лучами, падающими через огромное окно гостиной. Я принялась полировать стулья и аккуратно составлять их друг на друга возле окна, чтобы в комнате было побольше места. Залитая полуденным светом комната давила на глаза. Моя странная болезнь, из-за которой я собственно и прикована к дому, не давала о себе забыть. Иные люди радуются солнцу, я же вся покрываюсь язвами. У меня идиосинкразия, что-то вроде аллергии на ультрафиолет. Я потянула за штору, чтобы прикрыть окно и неловким движением руки обронила бокал на пол. Мелодичный лязг разбитого хрусталя затмил все прочие шумы. Я и не предполагала, что моя небрежность так сильно разозлит бабулю. От ее дружелюбного вида не осталось и следа. Я считала, что она сдержит порыв злобы и не устроит сцен перед посторонними, но она словно с цепи сорвалась и не скупилась на ругательства. Я оторопела. Ком в горле мешал выдавить объяснения.

– Что ты уставилась, как корова в стойле? Откуда у тебя руки растут? Вот бестолковая овца!

– Я случайно, – оправдывалась я.

– Ты случайно свалилась мне на голову! – распылялась старуха. – Где я теперь возьму еще бокал?

– У нас ведь еще один набор есть, – сквозь слезы прошептала я.

– Ты что, дура? – не унималась она. – Те бокалы из другой коллекции, – и добавила почти с пеной у рта, – лучше бы ты разбилась, чтобы глаза мои тебя никогда больше не видели!

Я уже не могла удержать истерику. Слезы превратились в обжигающие потоки. Воздуха не хватало, и я начала дышать взахлеб. Руки тряслись так, что даже и тряпку не удержать.

– Это всего лишь бокал! – воскликнула я, но тут же получила увесистую оплеуху.

Мариэтта Павловна разъярилась не на шутку. Она схватила меня за волосы и оттягала из стороны в сторону, а потом отшвырнула, как провинившегося котенка.

– Тома, – гаркнула бабуля, – прибери осколки.

– Мариэтта Павловна, – робко обратилась к бабуле женщина, – я могу съездить в магазин и купить новый набор. Это будет моим подарком Риточке.

– Что за вздор! Она разгрохала мои бокалы, а подарки – ей.

– Здесь ничего вашего нет! – что было сил, взвизгнула я. – Все, что в этом доме находится, принадлежит моему папе, вы здесь – просто гость.