Так вот, о рынке. Иногда Володя просит: «Зоя, собери мелочь!» Зоя старательно выбирает из коробки монетки и идет в продовольственные ряды: «Кому мелочь?» Однажды толстая Кира Козина из Патриаршего сказала ей, что Зоя Володе невеста и еще много всякого.  Зоя не поняла, но, отдав деньги Володе, пошла к Ирочке и пересказала, что запомнила. Гена вскочил: «Вот гнида! Я ей морду набью!» А Ирочка сказала: «Не надо, Гена. Ее бог накажет. А ты, Зоя, больше к этой Кире не подходи. И то, что она говорит, не повторяй. Так говорят только глупые и злые. А замуж выходят только здоровые. Ты болеешь, поэтому замуж тебе не надо». «Я знаю, Ирочка. Я не хочу замуж. И Володя не хочет».

Через несколько дней Зоя пошла менять мелочь и прошла мимо Киры, хоть та ее звала. Высыпала монетки на прилавок перед бабушкой Машей и ждала, пока та пересчитает. А Кира сказала: «Ты что это, Зоя? Я тебе такого жениха сосватала, а ты мимо проходишь?» И Зоя ей ответила: «Так говорят или глупые, или злые. Замуж выходят здоровые. Я болею, мне замуж не надо. А тебя бог накажет». Кира смущенно засмеялась и спросила: «А как бог наказывает, Зоя?». Зоя вспомнила, что так говорили про парней из второго подъезда, которые машину угнали, и ответила: «Может быть, он тебе ноги переломает. Даст тебе перелом со смещением». Зоя любила повторять непонятные слова.

Почти через месяц у Киры, и правда, случился перелом, но не ноги, а руки. Зато, как Зоя обещала, со смещением. Собственная корова ее боднула. Тут уже народ заволновался. Баба Маша даже спросила забредшего за зеленью отца Александра, может ли дурочка Зоя пророчествовать. Отец Александр был явно с бодуна, но в разговор вступил: «А что, устами младенца…». «Батюшка, так ведь месяц почти прошел». «Господь в  велицей милости своей дает грешнику время, чтобы покаяться», – и ушел. Не то всерьез сказал, не то пошутил. Но баба Маша предложила Кире на всякий случай покаяться. Кира послала ее по матушке, но потом поговорила с благочинным отцом Лаврентием. Рассказала ли она не обо всем, или он ее не очень внимательно слушал, но вернулась она на рынок сияющая: «Батюшка сказал, что все это глупости! А ваш отец Александр давно от службы за пьянство отставлен!» «Да все ли ты ему рассказала?» Кира отмахнулась и ушла. Только когда гипс сняли, что-то оказалось не так: не то кость не срослась, не то срослась, да не так, только отправили Киру в областную травматологию на операцию. Тут уж все уверовали, что было пророчество. Елена Игнатьевна, услышав эту историю от Ираиды Семеновны, схватилась за голову, и дочь стала запирать. Еще не хватало, чтобы глупые бабы стали искать в Зоиных словах предсказаний!

Иногда Зоя спала до прихода матери на обед. Иногда просыпалась раньше, ела то, что было оставлено ей на кухонном столе, а затем слонялась по дому в ожидании матери.  А бывало и так, что просыпалась в слезах и садилась на кухонный подоконник, негромко воя и размазывая слезы по щекам. На такой случай Елена Игнатьевна держала в газовом ящике запасной ключ. Кто-нибудь из соседей, видя, что Зоя плачет, отпирал ее и уводил с собой. Все это были люди работающие, поэтому чаще всего выручала Зою пенсионерка Потылиха.  Эта выжившая из ума скандальная старуха когда-то училась с Еленой Игнатьевной в одном классе. Первая красавица школы Сонечка Котова, позже по мужу Потылицына, теперь по-уличному Потылиха, стала с годами похожа на жабу и держала в страхе весь двор, затевая скандалы по любому поводу.  Но Зоя ее почему-то совсем не боялась, звала тетей Соней и любила сидеть рядом с ней на лавочке у сараев и глядеть, как Потылиха распутывает пряжу для вязания.

Елена Игнатьевна шла по проулку мимо «нерусского дома». Назывался он так не то потому, что выделялся среди других башенкой с флюгером, не то из-за того, что здесь всегда жили люди не русские, особенно в первом подъезде. У сараев Роберт гремел железками под машиной, рядом сидел на корточках Паша Бокин и давал советы. Из проулка к ним шел на помощь еще и Сережка Кузнецов, бывший зять Потылихи. А из второго подъезда в их сторону направлялась его теща. «Сейчас будет орать на всех», – подумала Елена Игнатьевна и свернула к ним.

– Здравствуйте, – громко поздоровалась она с мужчинами. – Роберт, как там Рубен? Здравствуй, Соня.

Потылиха кивнула ей, невнятно поздоровалась и отошла к сараям. На это Елена Игнатьевна и рассчитывала: выжившая из ума старуха побаивалась своей бывшей одноклассницы и свар при ней не заводила. Роберт выполз из-под машины, радостно улыбаясь:

– Елена Игнатьевна, вас-то я и ждал. Рубен хорошо, скоро диссертацию защитит. Он в Ленобласти был в командировке и в каком-то музее письма нашел из Утятина. Вам ксерокопии передал.  У меня руки грязные, вы, пожалуйста, возьмите ключ. Там в прихожей на подзеркальнике конверт такой большой коричневый.

– Спасибо, Роберт. И сыну спасибо передай.

Конверт был тяжелющий, верных полпачки бумаги. Записка к ней – прямо на конверте: «Елена Игнатьевна, эти письма хранятся в архиве …ского районного музея Ленобласти. Все из Утятина. Я не читал, но мельком проглядел. Там есть наши утятинские события и фамилии, в т.ч. ваша. Адресат – Ишеева Мария Афанасьевна, ул. Спиридоньевская, соб. дом. Письма у них разложены по хронологии, пронумерованы и сшиты, поэтому часть текста не скопировалась. Надеюсь, что-нибудь вам пригодится! Рубен».

В музей Елена Игнатьевна почти бежала. Ишеевы – известный княжеский род.   В Утятинском уезде им принадлежали села Коржавино, оно же Ивановское, Ишеево и деревня Калинки. Эта ветвь княжеского титула не носила, но считалась одной из знатнейших в губернии.  В кабинете первым делом схватилась за картотеку персоналий на «и». Ишеевы … вот! Афанасий Петрович, 1752 года рождения… жены… дети.  Первый брак – с вдовой графа Франца фон Мантейфеля Анной Петровной, урожденной Аристовой. У нее от первого брака дочь Августа фон Мантейфель, 1779 г.р., в замужестве Черемисинова. От брака с Ишеевым у нее же дочь Мария Афанасьевна 1782 г.р. – надо думать, искомый адресат; Петр Афанасьевич 1788 г.р. Второй брак Афанасия Петровича с девицей Екатериной Барташевской; от нее дети: Афанасий (ум. во младенч.), Степанида, 1794 г.р., в замужестве Тихменева.  А адресанты у нас кто? Елена Игнатьевна вынула из конверта ксерокопии и взглянула на первый лист:

 1832 г.

Милостивая государыня Мария Афанасьевна!

Не имея возможности за дальностью расстояния, – лично с наступающим днем Светлого Христова Вос–таю за особое удовольствие, хотя письменно, пожелать –ти эти торжественные дни в радости и веселии.

С истинным почтением

преданный вам Игнатий Тумбас–о

Тумбасов? Неужели родственник? Восстановить текст легко: «поздравить Вас», вторая строка «кресения, счи-», третья – «вам провес–».Кто же он девице Марии Афанасьевне? Второе письмо подписано Машей Тумбасовой:

1833 г.

Добрая и милая бабушка!

Маленькая внучка Ваша поздравляет Вас с Новым годом – прожить много-много счастливых лет в радости и весельи.

Ах, как бы я хотела Вас, милая моя бабушка, обнять и рас–Но злая судьба не дает мне такого счастья.

Крепко-крепко целующая Вас внучка

Маша Тумбасова.

Откуда у незамужней Марии Афанасьевны внучка?  Наверное, внучатая племянница?  В 1833 году Августе, единоутробной сестре Марии, было 54 года. Реально иметь маленькую внучку. Возможно, Игнатий – муж племянницы. Надо же, очень вероятно, что родственники…От Августы писем нет. Значит, умерла молодой.  Ну-ка, Черемисиновы. Яков Митрофанович 1770 г. Жена Августа. Она! Единственная дочь Августа 1801 г.р, в замужестве Тумбасова. Тумбасовых в картотеке нет, но понятно, что Маша – плод этого брака.

Глава 4

Плод этого брака Маша Тумбасова рука об руку с Катериной Тихменевой шла по главной аллее городского общественного сада. Сегодня здесь собрался весь город. Квартировавшие в Утятине офицеры и солдаты отдельных частей Таганского пехотного полка под командованием полковника Александра Флегонтовича Соловьева покидали город.  Вечером в Благородном собрании будет бал, а сейчас в ротонде военный оркестр играет марши.

– Ты не права, Машенька. Что твой батюшка женился на Софье Анисимовне, вовсе не означает, что он перестал любить тебя.

– Не перестал… если вообще любил. Заметь, я не сказала, что ко мне кто-то переменился. Только пока я жила дома, меня матушка любила. Дедушка наезжал или меня к нему возили. Он меня баловал. Потом, как матушка заболела, меня в пансион отправили. Как славно, что и тебя туда определили!  Иначе кто бы меня утешал!

– А меня Софочка утешала. Я совсем маленькой туда была определена. Как я плакала, расставаясь с папенькой! Но что было делать. Денег у папеньки совсем мало было, нужно было дедушкин долг возвращать. А тут Ишеева обещалась за пансион платить. Если бы не Софочка, я, право, умерла бы.

– Это какая Софочка?

– Когда ты в пансион поступила, она уже пепиньеркой была. Мадмуазель Котова.

– А, славная такая. Как она пела дивно! Голосок просто ангельский. И не сердилась на наши шалости. Впрочем, там все славные были. И учительницы, и пансионерки. Кроме…

– Аглаи Барташевской!

Произнесли это барышни хором. И засмеялись.  Первой перестала смеяться Маша:

– Вернулась я из частного пансиона в родной дом. А там… обнова: мачеха и двое маленьких детей. Отец брови супит, мачеха язвит. В своей комнате не могу одна побыть. Все считают возможным зайти без стука: и мачеха, и дети, и прислуга.

– Чем же ты Софье Анисимовне не угодила?

– Не знаю. Она Лизаньку очень любит, но девочка слишком на меня похожа. Мамаша все говорит, что будет красавицей. А на меня посмотрит, и огорчается. Ну и скажет: не то, что сестра твоя, верста коломенская. А характером сестрица в родительницу: злая, жадная. Вася, он мягче.

– Да, Маша. Хоть бы Ефанов к тебе посватался!

– Пора, Кита, бросить эти фантазии! Мы уж восемь лет с тобой из пансиона. Никто к нам не посватается. Не красавицы мы, приданого нет, да и годы. Ну, ты, положим, на два года моложе. И миленькая, и не такая дылда. А мне бы в компаньонки к какой-нибудь старой барыне.

– Господь с тобой, что ты говоришь такое.

– А я полагаю, что тетушка Марья Афанасьевна кого-то из нас  в столицу заберет компаньонкой.  Конечно, из приличия скажет, что в гости. И я совсем не против. Только сразу надо спросить, сколько жалованья положит.

– Да как же это возможно?

– Сдается мне, от чужого человека брань легче терпеть. И за деньги, а не так, как сейчас.

– Деньги? Вот за Аглаей Барташевской, говорят, большое приданное дают. Только и она пока не просватана. Ой! Помяни черта, и он тут как тут.  Машенька, смотри: в экипаже и с кавалерами.

– Это кто с ней? Ты же знаешь, я близорука.

– Верхом Коневич и сам полковник Соловьев! А в коляске твоя родня Черемисинов.

– Какая родня! Так, седьмая вода на киселе. Мы и не знаемся.

– А говорили, что сватался он к тебе.

– Когда в уезд приехал из столицы, он первым делом к папеньке явился. И ко мне проявлял особое внимание. Тогда дедушка умер, он думал, я наследница.  А когда узнал, что Зосимки заложены и перезаложены и на торги выставлены, он сразу к нам дорогу забыл.

– Ефанов не таков!

– А Ефанову маменька выгодную партию ищет. И будет об этом. О, медам! Рада встрече!

Навстречу барышням шли Анна Адамовна Шпильман с дочерями в сопровождении подпоручика Лёве и голубоглазого кудрявого подростка. Старшая из сестер, Марта, училась с Машей и Китой в пансионе.

– Узнаете нашего кавалера? – спросила меньшая Шпильман, Нюта. – Гимназист Коленька Петров!

– Это вам он по родству Коленька. А для нас Николай Николаевич.  Помните меня, господин Петров? Лет семь назад мы с вами на детском празднике у Барташевских волхвов представляли.

– А еще рыцарями на мечах сражались, – ответил покрасневший мальчик. – Рад встрече, Марья Игнатьевна.

– А Катерина Ивановна ваш тулупчик, ленточкой перевязанный, в руках держала. Она была пастушкой, а тулупчик ваш – овечкой.

– Как же! Две маленькие барышни, не помню уж, кто, хотели овечку погладить. Очень я боялся, что они тулупчик мой унесут.

– Помню-помню! С трудом слезки сдерживал. Анна Адамовна, вы куда всем обществом направлялись?

– Просто гуляем, Машенька. Не желаете присоединиться к нам?

– С удовольствием! Кита, предложи руку Анне Адамовне! А я, с вашего позволения, на Николая Николаевича обопрусь. Барышни, не возражаете, что я вашего кавалера умыкну?

Поворачиваясь, она успела поймать благодарный взгляд Марты. Маша не расположена была к большому обществу, но увидела, что барышням Шпильман нужно было с подпоручиком переговорить, поэтому и пошла по аллее с Коленькой, закрыв собой барышень от взгляда матери.

– А расскажите мне, господин гимназист, о столице. Вы ведь в Петербурге обучаетесь? Я ни разу там не была!

 Они прошлись до каменной ограды сада и повернули обратно. Из боковой аллеи навстречу им вышла шумная компания Аглаи Барташевской. Ни с одной стороны желания объединиться не было, но простые правила вежливости вынудили их остановиться и заговорить. После преувеличенно радостных приветствий наступила неловкая пауза. Тогда Коневич обратился к гимназисту:

– Коля, с родственницами вашими я знаком, но, может быть, вы представите нам своих спутниц?

– Да, извольте… Марья Игнатьевна Тумбасова.

– Дочь Игнатия Илларионовича? Простите, мы, кажется, знакомы?

– Наверное. В Утятине, мне думается, все немножко знакомы.

– А это Катерина Ивановна Тихменева.

– Рад знакомству. С вашим батюшкой Иваном Петровичем я имел дела по казначейству. Весьма достойный человек!

Все это время Аглая нервно постукивала ногой, явно желая поскорее распроститься. Маша желала того же, но помогать Аглае? Пусть помучается!

– Вы будете сегодня в Дворянском собрании? – это Коневич обратился к барышням.

Маша молча поклонилась.  Кита бросила не нее вопросительный взгляд. Наконец-то откланялись.

– Ты же не собиралась…

– Разумеется. А что, мне следовало отнекиваться, напрашиваясь на уговоры? Собиралась – передумала! А как Аглая вертелась! Неловко ей с нами.

– Боялась, видно, что я ее кузиной назову.

У ворот сада распрощались. Нюта сияла, глаза ее блестели,  щеки горели.

– Объяснение произошло! – воскликнула Маша, отойдя от сада на некоторое расстояние.

– Что за манера сводить влюбленных! Это свойственно старым девам, – засмеялась Кита. – Я сперва не поняла, что ты в гимназиста вцепилась. Но когда маменька то и дело оборачивалась…

– Пусть хоть Нюте повезет. Лёве, он милый.

– Гимназист тоже милый. Как глядели на тебя голубые глазки! Маша, ты Мессалина! Можно ли столь юного кавалера завлекать!

Переступив порог дома Тумбасовых, они услышали:

– …заботясь о благоденствии народа…

– Господи, Микулин!

– Кто таков?

– Папенькин знакомый. Каждый год на несколько недель в Утятин наезжает по делам.

– А тебе что за печаль?

– Нуда он. «Просвещение народа», «благопристойность», «столпы самодержавия», «развитие промышленности». А в коридоре Наташку по щечке треплет.

– У, старый такой.

– Это не помеха. Папенька тоже треплет. Пойдем ко мне!

Только повернули к лестнице, Софья Анисимовна окликнула:

– Машенька, ты разве не видишь, у нас гость.

– Здравствуйте, Софья Анисимовна.

– Здравствуйте, Catrine. Федор Ионович, я прошу прощения за невнимательность нашей дочери к вам. – Маша еле слышно вздохнула. – Позвольте представить вам ее подругу. Екатерина Ивановна Тихменева, племянница Марии Афанасьевны по отцу.

Барышни переглянулись и присели на козетку.

– Вы родственница князя Ишеева?

– Дедушка не носил титула.

– Однако в Бархатной книге Ишеевы записаны княжеским родом.

– Не утятинские. В нашем уезде нет титулованной знати.

– Только из-за нежелания похлопотать.

– Ну, если кузен Афанасий Петрович изъявит желание…

Федор Ионович обратил свой взор на Машу:

– Марья Игнатьевна, вы по-прежнему музицируете?

– Редко. Больше занимаюсь обучением сестры. – Лицо Софьи Анисимовны покрылось красными пятнами.  – Простите, Федор Ионович, мы, наверное, помешали вашим с папенькой серьезным разговорам. А кузина зашла посмотреть мои покупки.

Поднимаясь по лестнице, гостья спросила:

– Что так взволновало Софью Анисимовну?

– Ах, наверное, она гостю похвалилась, что наняла для Лизаньки учительницу музыки. И что она гораздо способнее своей нескладной сестрицы.

– Бедная ты бедная. У меня тоже маменьки нет, но хоть папенька мачехи в дом не привел.

– Да, твой папенька славный. И любит тебя. Только вся родня на него косится: и папенька, и тетка Марья Афанасьевна.

– Маша, а почему ты ее тетей стала звать? Это мне она тетка, а тебе бабка двоюродная.

– Маленькой я ее бабушкой звала. Но потом поняла, что ей это неприятно.

– Хочет казаться моложе, а со взрослой внучкой того быть не может?

– Вот погоди, засохнем в девках, будем и мы племянниц сестрицами звать!

В Машиной комнате Кита схватила томик стихов и стала его листать:

– Ах, Маша, взгляни! Ну, не странно ли:

Сад тенистый с изворотами

Темных липовых аллей,

Сад с беседками и гротами –

Полон множеством людей…

Прелесть этот Бенедиктов! Прямо про нашу прогулку! Машенька, а ты знаешь, что по стихам можно гадать? А ну-ка!

Кита раскрыла томик и ткнула пальцем наугад:

– Учились мы петь там согласно

И крылышком ловко махать,

И можем теперь безопасно

По целому свету порхать.

Машенька, что это означает?

Подруга, нахмурившаяся было при легкомысленном предложении погадать, засмеялась и выхватила книжку:

– Ну-ка, ну-ка! По целому свету порхать – это заманчиво! Так, «учили в клетке» – это наш пансион. Господин Бенедиктов предрекает тебе, что твое воспитание позволит тебе удачно выйти замуж и отправиться в свадебное путешествие!

– Машенька, погадай и ты!

– Эх, раскинем карты наудачу!

Когда судьба тебя послала

В тернистый, трудный жизни путь