– Вот и замечательно – отметил смену в моём настроении Фридрих Карлович, – вы, молодые, можете свернуть горы, но для этого нужны силы. Не стоит их растрачивать на мелочные чувства в виде раздражения, огорчения. Стремитесь вперёд, воплощайте идеи и мечты. А то выходит следующее: вы, Михаил Александрович, взяли и оскорбили незаслуженно человека. Он расстроился, вы расстроились. Никому из вас от этого не стало лучше. А наоборот, вы терзаетесь, ваш коллега затаил обиду. В итоге, дело страдает! Нужно устранить, так сказать, затор и поток доброжелательства снова потечёт спокойно. Все будут довольны. Не согласны со мной?

– Согласен, Фридрих Карлович.

– Согласиться мало, нужно непременно действие. Иначе, ваши угрызения совести и обида пустят в вас обоих глубокие корни, а вы и не заметите этого. Отсюда, молодой человек, и появляются болезни. Старые хорошие лекари знали эту простую истину. Поэтому они, прежде всего, до лечения расспрашивали больного на предмет совести. Так что, как врач, советую вам для профилактики болезней поберечь нервы и исправить ту ситуацию, которую вы создали сами. Идите на мировую с вашим товарищем. Надеюсь, не утомил вас своей проповедью? – закончил свою речь Фридрих Карлович.

– Нет, наоборот. Если честно, я был полностью заинтригован вами. Возразить мне вам нечем. Вы совершенно правы. Хотя, для меня непостижимо как вы это делаете.

– Что именно, позвольте уточнить?

– Как вы видите поступки людей.

– Я старый добрый лекарь! – и Фридрих Карлович лукаво подмигнул.

– Я бы хотел стать вашим пациентом.

– Не стоит! Лучше быть здоровым и тратить силы, энергию не на лечение заболеваний, а на поистине стоящее дело. Чего вам от всего сердца и желаю!

– Благодарю вас.

– Принимаю! Кстати, Михаил Александрович, вы почему опять так напряглись? Расслабьтесь! – Фридрих Карлович снова оказался совершенно прав. Я, действительно, весь «подобрался». В моей голове стали формулироваться в неприличном количестве личные вопросы, ответы на которые хотел получить от профессора. Мне показалось, что он знает нечто важное для меня, но пока не говорит. Я же, в свою очередь, сдерживался, чтобы не показаться бестактным. – Расслабьтесь! – повторил свой совет доктор. – Эдак мы с вами и до кульминации нашего разговора не дойдём.

Мы непринуждённо рассмеялись.

– А кульминация будет? – спросил я.

– Непременно, вы же за этим приехали. Итак, задавайте ваши вопросы. – Я уже приготовился «сыпануть», как последовало неожиданное. – Хотя, если не возражаете, я сам поведаю немного о себе. Родился в 1886 году в Москве. Родители мои были людьми состоятельными, получили на пару хорошее наследство. И поэтому, будучи не стеснёнными в средствах, посвятили себя без остатка любимому делу. Отец стал видным земским врачом, что, собственно, предопределило в большей степени и мой жизненный путь. Батюшка стоял у истоков поистине народной медицины. Он много трудился. Сколько я его помню, никогда не сидел без дела, то объезды, то съезды земских врачей. Сложное и противоречивое было время, но удивительно плодотворное для людей с горящими сердцами, настоящих сынов Отечества. Не банальные слова, Михаил Александрович! Когда я подрос, отец стал брать меня с собой. Я видел собственными глазами с какими титаническими усилиями и жертвами приходилось буквально проталкивать те идеи, которые сейчас нам кажутся такими естественными и разумными. Безграмотность населения, забитость, костность мышления, чиновничья леность сильно тормозили продвижение прогрессивных начинаний. Но, несмотря ни на что, посаженный росток дал замечательные всходы, плодами от которых мы теперь пользуемся вовсю, даже не задумываясь об их истинной цене.

Помогала отцу утверждать новое моя мать, Ольга Павловна Есипова. Удивительной чистоты, преданности, врождённого аристократизма была женщина. И при том обладала незаурядным талантом в организаторском деле. Она возглавляла попечительный совет по созданию в нашей губернии лечебно-продовольственных пунктов, летних детских яслей-приютов, больниц. Её энергии с лихвой хватало и на наше с братом воспитание и на помощь мужу. Вообще, я благодарю судьбу за счастье родиться в такой семье. Брата старшего я очень любил. Мы с ним жили душа в душу. Александр родился раньше меня всего на 2 года, такая незначительная разница в возрасте сближает детей. Он выбрал военную службу. Геройски погиб в первую мировую. Мы крайне тяжело пережили его смерть.

Профессор умолк. Видно, потеря брата по прошествии стольких лет ещё живо отдавалась в памяти. Фридрих Карлович встал, подошел к шкафу и достал оттуда большой потрёпанный альбом с фотографиями.

– Вот, здесь – доктор похлопал по объемному старинному фолианту – история моего рода. В нём вы найдёте, Михаил Александрович, не только портреты людей, но и мысли, написанные их рукой. Ознакомьтесь, пожалуйста, это поможет вам сложить своё мнение о многих вещах. А я оставлю вас ненадолго, чтобы не мешать.

– Фридрих Карлович, вы предоставили мне ценнейший материал. Вам теперь придётся выдёргивать меня из глубин вашей родословной.

– Погружайтесь, не теряйте время – и доктор тихо ушёл.

Я был ему крайне признателен за такой подход к моей работе. Редкая удача! Есть возможность написать именно «живую статью», с богатым фактом. Я действительно «с головой» погрузился в то прошлое, что манит, заставляет искать нечто потерянное, забытое, но какое-то родное, трудно выразимое словами. Перед моим взором представали лица людей, дома, улицы, города, эмоции, хроники, значительные даты. Я не мог оторваться. Сколько так просидел, сказать точно не могу. Из «глубины веков» меня выдернул резкий клаксон автомобиля, настойчивый, нетерпеливый. Я поднял голову и мгновения находился в странном состоянии. Настоящее и минувшее сошлись в одной точке. На мир я посмотрел сквозь некую пелену, толщу времён.

– С рыбалки вернулся ваш Аверьян Петрович – шутя сказал Фридрих Карлович, входя в гостиную.

– Фридрих Карлович, вы не будет возражать, если я приеду ещё, чтобы закончить свою работу.

– Вам обязательно надо вернуться.

– Я вам позвоню – пообещал я, когда в окно увидел зажжённые фары редакционной «Волги» и услышал повторные гудки. Аверьян Николаевич сигналил о необходимости возвращаться. – Надеюсь, не надоем своей назойливостью.

– Не беспокойтесь. Пойдёмте, я вас провожу.

Мы вышли на крыльцо. Уже стемнело.

– Жаль, но сегодня с Глафирой Андреевной вам, видать, свидится не суждено. В другой раз. – сказал профессор. А когда подходили к машине обратился к шофёру. – Как улов?

– Есть немного – удовлетворительно ответил Аверьян Николаевич – но раньше здесь водилось рыбки побольше. Наверно, сетями её ловили, еле тащили из реки. По всему видно, богатый был край.

Словоохотливость «молчуна» меня поразила. Он вообще редко произносил длинные фразы, а тут такая щедрость.

– Вы оказались совершенно правы, Аверьян Николаевич – подхватил разговор доктор – тут действительно жили зажиточно.

– Во-во, я и говорю, хлебное место. Ну, прощайте, ехать нам пора. Итак, поди, в ночь едем.

– До свидания! Счастливого пути! – пожелал нам Фридрих Карлович. И помахал рукой, когда мы тронулись.

Честно говоря, я ещё был под впечатлением «старины», к которой прикоснулся, и всё прощание прошло как в тумане. Во мне не укладывалось в голове с каким самозабвением люди отдавались служению Отчизне, как воспитывали в напутственных словах своих потомков, как говорили о патриотизме и любви к Родине, не в абстрактных понятиях, а именно выраженных в конкретных людях, в простом человеке, в народе. Они делали добро и в этом находили смысл существования, предназначение жизни. Разные столетия, разные одежды, разные лица, но через века единой связывающей нитью проходит вера в окончательную победу добра над злом и ради такой цели стоит трудиться и жертвовать, если понадобится, и жизнью.

До Москвы я ехал в каком-то оцепенении и только возле своего дома немного пришёл в себя. Было уже поздно, когда вошёл в квартиру, все уже спали. Поэтому, стараясь никого не разбудить, тихо пробрался в свою комнату, разделся и лёг спать. Голову распирало от мыслей, однако, всё же молодость взяла своё, и я заснул крепким сном.

На следующий день я позвонил главному редактору и отчитался о проделанной работе. Аргументированно объяснил в необходимости повторной поездки к профессору. На удивление, он не только согласился, но и похвалил меня за усердие, не забыв сказать, правда, что ждёт материал в назначенный срок. Я ответил, что занимаюсь вопросом плотно и сдам без опозданий. Редактор повесил трубку.

После сделал ещё один звонок. Мне непременно надо было извиниться за вчерашний некрасивый поступок. Когда мои искренние слова сожаления о случившемся приняли и простили, мне полегчало; на душе стало тихо и спокойно. В таком умиротворённом состоянии я договорился с доктором о визите к нему на дачу. Второй раз роскошь мне не полагалась, поэтому ехать в гости предстояло «на своих двоих». Но это было даже и лучше.

За второй встречей последовали третья, четвёртая…. Хозяин дачи каждый раз радушно встречал меня. Мы подолгу беседовали и материала накопилось предостаточно для того, чтобы мне закончить свою работу. После написания статьи в окончательной редакции я предложил Фридриху Карловичу с ней ознакомиться. Он остался доволен. Его удовлетворение стало для меня наибольшей похвалой. Ведь чем больше я узнавал о жизни доктора, тем сильнее росло уважение к этому чуткому, порядочному, честному человеку, продолжившему дело своих славных предков, и в тоже время личности таинственной, загадочной. Однако, всё по – порядку…

Вышедшая моя большая развёрнутая статья, посвящённая профессору Шульцу, вызвала большой отклик читателей. Адрес газеты буквально завалили благодарственными письмами, сердечными пожеланиями доктору от его пациентов и просто людей, столкнувшихся с ним за долгую насыщенную жизнь настоящего целителя и человека. Честно говоря, я не ожидал такой реакции и по – иному в очередной раз посмотрел на Фридриха Карловича в свете признания его заслуг со стороны незнакомых мне граждан. Приходила корреспонденция даже из зарубежных стран.

На меня же обрушилась журналистская слава. Кто-то искренне, кто-то с завистью поздравлял меня с успехом. А для меня стало важным передать слова людей профессору Шульцу. Сколько можно писем я взял с собой, чтобы показать их доктору. Но в этот раз встрече не суждено было состояться. Когда приехал без звонка на дачу, Глафира Андреевна, с которой мне удалось всё же познакомиться, объяснила, что за Фридрихом Карловичем срочно прислали машину, и он уехал, скорее всего надолго, может, на день-другой, а то и больше. Видя мою растерянность, она любезно предложила остаться на ночь, но я отказался. Оставил письма и короткую записку профессору.

Через несколько дней мой начальник вызвал меня к себе и буквально огорошил приятным известием, командировкой на Дальний Восток, о которой я, как и многие, могли только мечтать. Вернувшись в свой рабочий кабинет, мой коллега сообщил мне ещё одну замечательную новость, что звонил профессор Шульц. Он просил перезвонить ему на дачу. Как я был рад слышать голос Фридриха Карловича. Доктор, узнав о моём предстоящем путешествии, предложил отпраздновать такое событие и пригласил в гости.

Немедля ни секунды, направился из редакции прямо на вокзал. Спустя час электричка увозила меня из душной Москвы. Настроение было приподнятое. Встречи с доктором всегда сопровождались приятными неожиданностями. После каждого посещения дачи Фридриха Карловича в моей жизни происходили внезапные перемены, то выпадала долгожданная командировка, то новое знаковое знакомство. А однажды мне сопутствовала даже удача в моментальной лотерее. Никогда не играл, а тут потянуло испытать судьбу и надо же такому случится, в руках держал выигрыш. Он был небольшой, но всё же вселил в меня какую-то другую уверенность в свои силы. Крылья как будто за спиной выросли. Дела мои и без того неплохие, пошли в гору, словно их с вершины кто потянул. Я только успевал осваиваться в одном качестве, как на очереди стояли другие события, влияющие на моё положение в редакции…

Наконец, долгожданная станция. От неё через лес до дачи профессора около 5 километров. Можно было бы поймать попутку, благо автомобили здесь не редкость. Но я предпочёл пойти пешком. Тем более располагал достаточным временем на такую длительную, если не сказать марафонскую, для меня прогулку.

Да и кто откажется подышать чистым подмосковным воздухом летом, усладить свой слух пением птиц, а уставший от бумажной работы взгляд освежить сочной зеленью. Скажите, где ещё человеку так легко и приятно, как не в дивном царстве природы, когда ярко светит солнце, вокруг тебя всё бурлит, кипит, а ты идёшь мимо всего этого великолепия и наслаждаешься тем чудесным состоянием, которое называется счастьем, простым, естественным чувством единения с миром. Тебя радует каждая незначительная деталь, мелочь какая-нибудь вызывает восторг. А дышится так легко и вольготно!

Разве для страданий рождён человек? Нет! Тысячу раз нет! Почему-то именно здесь, среди бескрайних берегов жизни, особенно чётко понимаешь незатейливый смысл бытия. Так бы и остался в лесу, растворился бы в нём, чтобы не знать печали, потери, боли…

Не одинок я был в подобных думах. Тут и там мне встречались романтики творчества, сбежавшие от пыли, гари, суеты городской сюда, в эту обитель покоя и услады, и теперь пытающихся запечатлеть чудесные мгновения в картине, в стихах. Счастливчики!

Я шёл дальше и дальше, среди берёз, мощных дубов, тополей. Тропинка виляла среди деревьев как змейка, обвивала землю своим тельцем. И тут на ветке высокой сосны я увидел мельком маленькую яркую птичку, приковавшую меня к себе, заставившую забыть обо всём на свете и смотреть только на неё. Она прыгала с ветки на ветку, стремительно, быстро. Мне было нелегко уследить за её манёврами. Птичка то скрывалась, то на миг появлялась. Суетилась. Потом подул несильный освежающий ветерок, еле заметно зашевелились иголки сосны, пернатая вспорхнула и исчезла из виду. И сколько я не всматривался в надежде её увидеть, она так и не показалась больше. Неясное, смутное чувство некой с ней тождественности посетило меня. Ещё словами не мог выразить мысль, как вдруг птичка появилась снова. Посмотрела на меня, или почудилось, а затем взмахнула маленькими крылышками и спикировала вниз. Низом живота я ощутил полёт моей крошечной героини. Еле коснувшись земли, она взлетела снова вверх и юркнула между ветками. Вот теперь, пожалуй, всё. Мне стало грустно. Точно также, наверно, я выгляжу перед вечной природой. Хлопочу, что-то делаю, а потом уйду и вечность поглотит последние следы моего пребывания здесь. А где буду я? Небо, лес, солнце останутся, а от меня лишь пустота. Или не так всё?

Тропинка вела и вела, кругом гомон, гам, я же шёл в задумчивости. Слева увидел памятник со звездой на вершине неизвестным солдатам. Подошёл поближе, на табличке прочитал, что здесь геройски погибли воины N-го полка, стоявшие насмерть и не пропустившие немецкие танки к станции. Вечная память героям! Я остановился и поблагодарил их за мирное время, в котором живу. Они и подобные им остановили фашизм. Теперь рождаются дети, никогда не знавшие ужасов войны, голода, лишений. Мне вспомнился разговор с профессором, он тогда сказал: «Я прожил длинную жизнь и одно могу сказать точно, только сам человек определяет как и на что смотреть. Сознание, словно губка, впитывает в себя неимоверный объем ощущений, чувств, эмоций, зрительных образов, и, если бы не утонченная избирательность нашего разума, жизнь надолго не смогла бы задержаться в нашем бренном теле. Всё это я говорю для того, чтобы вы поняли, нужно находиться выше грязи, низости, и как можно ближе к тем непреходящим общечеловеческим ценностям и добродетелям, которые и составляют, собственно, смысл нашего пребывания здесь, – Фридрих Карлович умолк, затем, после непродолжительной паузы, продолжил – мои глаза видели многое: и разъезжавших по городу душегубок, этих страшных орудий убийства, порождённых прогрессом и извращённым разумом своих создателей, и рвы, наполненные обезображенными трупами детей, стариков, женщин и многое другое, чем сопровождалась оккупация. Всё это надо принять, пережить, перемолоть и двигаться дальше, потому что нельзя идти в будущее с повёрнутой назад головой.

Знаете, Михаил Александрович, ведь наши воины поднимались в атаку не только со словами «За Родину!», «За Сталина!», но и «За будущее!». Это очень примечательный факт. Понимаете, они шли в бой, где царила смерть. Но их мысль, их дух воспарялся выше. Солдаты умирали, а душа творила жизнь. Они жертвовали собой зная, что не напрасно, победа обязательно будет за ними. Их подвиг оценят и никогда не забудут, когда настанет мирное время. Народ, который мечтает о счастливом завтрашнем дне в мгновения смерти никогда не может быть повержен. Это непреложная истина. Поэтому, прошу молодое поколение дерзать, замахиваться на великое. Ничего не бояться. Стать, по-хорошему, настоящими сумасшедшими. Только так «двигают горы», веря в себя, в свои силы. А уроки истории требуется усвоить, чтобы их не повторять впредь…».

Да, вот и выходит, что сами люди своими собственными руками творят свою судьбу. Только бывает одни мешают жить другим. Но быть в ладу со всеми так просто, достаточно только уважать соседа, жить в совести, как говорил Фридрих Карлович. Но именно это и оказывается самым трудным. Прав доктор, не получается пока человечеству почувствовать себя единым организмом. Оно постоянно агонизирует, доводя себя до истощения и подводя себя к краю пропасти. Когда-то же это должно прекратиться. Я вздохнул полной грудью и свежий воздух наполнил лёгкие. Вернулось состояние радости и умиротворения. Прочь тяжёлые думы, да здравствует беззаботность, беспечность хоть на малые минуты.

Хорошо на душе. Шагаю весело и скоро. Уже показались среди садов крыши дач. Где-то там, в цветущем оазисе уютно раскинулась и дача профессора. Вот, наконец, и она. Уже знакомая калитка, дорожка и крыльцо. Фридриха Карловича я застал за работой. Он что-то сосредоточенно писал за столом в своём кабинете и не услышал, как я вошёл. Стараясь не шуметь и не отвлекать доктора, незаметно покинул комнату. Я снова оказался на улице. Шум и птичий гам не смолкал ни на секунду. Природа заряжалась летним настроением перед долгим периодом тишины и покоя. Я присел на резную скамеечку и присоединился к бурному торжеству яркой поры. Заслушавшись, не заметил, как возле меня оказался профессор. Теперь уже я оказался застигнутым в своём созерцании красот матушки-земли.

– Михаил Александрович, позвольте к вам присоединиться! – открыто улыбаясь, предложил Фридрих Карлович, – Уж очень довольный был у вас вид.

– Да, засмотрелся тут. Не хотел вам мешать. Вот и решил скоротать время.

Доктор присел рядом.

– Я не романтик, но очарование мгновения какое-то всепоглощающее. У меня вообще сегодня какое-то особое состояние.

– Это бывает, Михаил Александрович. Вы молоды, а сейчас и вовсе на взлёте своей карьеры.