ГЛАВА 7

«…В самом деле, почему мед так нравился ему?»

(Из эпитафии)

– Чего рот раззявил? – оторвал меня от воспоминаний дребезжащий голос моего славного оруженосца. – Давай помогай!

Мы упаковали заново свои съестные припасы, добавив к ним то, что привезла Матильда, и принялись решать важную проблему: кто на ком будет ехать.

– Вот что, друзья мои, – решительно заявила Тиль. – Как хотите, но на этом хвостатом поеду я. Он помощнее Вадика будет. Только в седле. Дамам нельзя без седла.

Ломовоз Вадик, и правда, судя по всему, утомился нести на себе дородную сестричку. Сколько она весит – оставалось только догадываться (я ее, извиняюсь, не вешал).

– Да я не против, – ответил Кутя. – Надеюсь, обзывания ты оставишь при себе. А то – сброшу.

Он галантно припал на одно колено, дабы Тильда смогла на него взобраться (видимо, не хотел пачкать хвост, но это сугубо мое мнение). Но, так как колен, как и ног, у Штуши было шесть, то он не удержался и шлепнулся набок, с хрустом придавив несколько кустов. Мы захохотали.

– Дураки, – вздохнула Матильда, помогая животному подняться. Помогла столь рьяно, что Кутя опять шлепнулся, на этот раз – на спину. Тут бросился помогать и я. Причард не мог помогать. Он лежал на спине и трясся от хохота. Мы с Тиль, подняв Кутю, некоторое время ждали, пока закончится этот противный верещащий и икающий звук, а потом вывернули (с помощью Штуши) солидный кусок торфа и накрыли им мерзкого хохотуна. Смех прекратился.

– Я с вами потом поговорю, – сухо сказал бурый с зелеными пятнами Причард, вырвавшись из-под торфа, и отправляясь отмываться к ближайшему озерку. Стоило ему отойти на несколько шагов, как прорвало и нас. Даже Штуш, прислонившись для страховки к могучей сосне, дико хохотал, тряся головой и распахнув пасть. Отдышавшись, мы с Матильдой переделали седло Громобоя, чтобы ей можно было ехать на Куте. Тильда взобралась на хвостатого и сделала несколько пробных кругов по поляне.

– Шатает и мотает, – сообщила он, спрыгивая. – Но жить можно.

– Забавно смотрелось, – прокомментировал я. – Как тот мужик с картинки, что нам священник показывал. Помнишь, нет? Ну, на голове у него еще простыня была намотана, и он в домике сидел. В каком – в каком? Нужник знаешь? Вот…

– А причем тут я?

– Так он на такой же туше ехал! Только четырехлапой и с длиннющим носом! Там еще было написано, что она очень громко этим носом трубит и может срывать бананы.

– Что срывать?

– Бананы. Типа шишек, на пальмах растут.

– На чем растут?

– На пальмах. Типа сосен, только без иголок.

– А ты откуда про это знаешь? – прищурилась Тильда.

– Так я же говорю: священник показывал.

– Что за священник?

– А ты что – священника не знаешь? Из Эстора приезжал. Молодой такой. А умный! Я у него почти три дня просидел. А потом он уехал. По делам, сказал. Больше не приедет. А жаль.

– А звали его как? – встрепенулась Тиль.

– Вот запамятовал. Что-то с Римом связанное… Рем? Ромул? Нет, не вспомню.

Матильда явно казалась огорченной.

– А я где была?

– Где? Да за облепихой своей вшивой сказала по горам, как коза! Зато я видел тварь с носом, а ты нет! И про бананы знаю!

Но Тильда уже не отвечала, а, нахлобучив на голову рогатый шлем, пыталась меня забодать.

– Два удара – четыре дырки! – обещала она, с пыхтеньем наскакивая на меня. Я спасся от нее на дерево, где к своему счастью обнаружил пчелиное дупло.

– Ура! – крикнул я сверху. – Мед!

– Я же говорила, что нюхом чую! – обрадовалась сестра.

– Тиль, тащи скорее флягу!

Матильда тут же забыла о намерении пропороть меня в четырех местах и кинулась к багажу. Тут ужасно некстати вмешался Кутя, до тех пор мирно топтавшийся на другом краю поляны и разминавший лапы.

– Слушайте! – ликующе возгласил он. – Я тоже могу носом трубить!

И он издал ТАКОЙ звук, что я мигом слетел с дерева, а Тильду стало на бегу мелко-мелко трясти – Кутин рев срезонировал внутри ее шлема. Как она мне потом описывала, ощущение было такое, будто ей в уши засунули штырь, дали по нему молотком и в то же время медленно проворачивали. Мне сразу же пришли на ум строки «И в ухи я успел воткнуть и там два раза провернуть мое орудье…", однако делиться ими с сестрой я даже и не подумал.

Самое противное – то, что от вопля нашего маленького трубача прорезались пчелы. Может, проснулись, может, разозлились, может – и то, и другое. Факт в другом. В том, что в следующее же мгновенье я уже мчался, ломая ветки, к озерцу и рухнул туда, обдав фонтаном мутной воды только что вытершегося насухо Прича. Выяснилось, что сделал я это вовремя – рой в рассуждении кого бы покушать ринулся на него. Бравый оруженосец с медвежьим ревом опять бухнулся в воду. «Голодный, но тяжелый», мелькнуло у меня в голове, так как Прич буквально вдавил меня в дно пруда. Когда я уже начал задыхаться, мой убийца резко перестал меня давить и исчез. Спустя миг и я оказался над водой, глотая ртом воздух. Спасительницей оказалась Тиль – она, грозно нахмурившись, держала нас за шиворот, а мы висели в ее руках, мокрые и грязные, как нашкодившие котята.

– Где пчелы? – отлаявшись от воды, спросил я.

– Я их прогнала, – пожала плечами сестра. – А он – вон чего…

И Тильда мотнула головой в сторону меланхолично жующего Кути.

– Так ты, выходит, муравьед? – удивился я.

– Не, – помахал головой Штуш. – Я пчелоед. И пчелолюб.

– И вот с этими рыцарями без страха и упрека мне придется путешествовать аж до самого Камелота, – и Матильда, громко вздохнув, пошла к лагерю. Ну, то есть, к тому месту, где мы оставили лошадей и поклажу. Мы поплелись я за ней. Я по дороге усиленно размышлял – а ведь, правда, почему эту мерзавку Тильду никогда не кусают пчелы? Тайна, покрытая мраком…

ГЛАВА 8

«Одна вон довыбиралась – нарвалась на колдунчика!»

(Из выступления скоморохов)

Переночевав на гостеприимной поляне, мы тронулись в путь только с утра. Я уже смирился и даже был доволен, что Тиль отправилась с нами. Во-первых, у нее оказался прирожденный организаторский талант. Вчера вечером мы под ее чутким руководством соорудили небольшое лежбище, развели костер, поужинали и легли спать, договорившись по очереди дежурить у костра. В результате этой хитрой акции Штуше пришлось отстоять две смены – свою и Прича. То есть сначала-то Причард, конечно, уселся сторожить и даже изображал из себя старого вояку, воинственно грозя выломанной наспех дубиной близь растущим кустам. Но потом сказал Куте, который только укладывался, что ему надо попудрить нос, отошел в кусты, но вскоре вернулся. Охая и приседая, он пожаловался, что угодил задом в репейник и, как человек раненый, нуждается в полном покое. После чего без зазрения совести лег и задрых.

Ночь прошла без приключений. Утром мы свернули лагерь и двинулись в путь. Возглавляла процессию Матильда верхом на Куте, следом ехал я на Вадике, замыкал же шествие, как вы понимаете, Прич Свирепый на губошлепе Бозо. Несколько дней не происходило ничего любопытного, поля сменялись лесами, горы – долинами. Не считая мелких недоразумений, все шло отлично… Что за недоразумения? Конечно, я вам про них расскажу, если интересно. В своем путевом дневнике я кое-что записал, довольно коротко, но так уж получилось:

«Понедельник. Скучно.

Вторник. Проезжали мимо красивой пещеры. Матильдушка зачем-то полезла в нее и была покусана летучими мышами. Промывание желудка и хинин.

Среда. Причарда прихватил понос. Вероятно, обожрался каких-то ягод. На заметку: хорошо помогает отвар тысячелистника. Запретить Причу жрать всю ту гадость, которую он находит по дороге. Ягоды мыть в кипяченой воде. Зачем? Тильда сказала – надо. В сырой воде могут водиться всякие миазмы и палочки.

Четверг. Разнимал Тильду и Прича. Мой невероятный оруженосец раскопал в котелке с взваром какой-то корявый сучок и стал вопить, что он нашел палочку! И что эту палочку Тильда нарочно ему подбросила. Несмотря на неоднократные предупреждения, не унимался. Отказывался пить отвар. Кутя прижал его к дереву, а Тиль заливала лекарство силой. Прич лягался. Теперь Штуш хромает на правую заднюю ногу. Зато Причард не носится каждый пять минут в кусты и не орет оттуда, что он умирает, и что, не кажется ли нам, что лучше просто его прибить. Честно говоря, я бы – с радостью!

Пятница. Скукота!».

Вот как раз в пятницу вечером и произошла с нами эта история. Мы тихонько ехали по проезжей дороге, выглядывая по сторонам местечко для ночлега, как вдруг Штуша приподнял уши.

– Что? Опять скачут? – спросил я, так как уже доверял его чутью и слуху.

– Нет, никто не едет, – сказал озабоченно Кутя. – Плачет кто-то.

Проехав еще с милю, и Причард приподнялся в стременах.

– Точно! – сказал он обеспокоено. – Только не плачет, а вопит во всю глотку! Вон там!

И он показал на виднеющуюся вдали опушку очередного леса.

– Проедем мимо или спасать будем? – осведомился я.

– Я бы проехал мимо, – хмыкнул Прич.

– Я – пострадавшая, меня уже покусали, – сказала Тиль.

– Ну-у-у, – протянул Штуша. – Я – как все.

Все (не считая меня и Кути) хором сказали:

– Ты – рыцарь, тебе и спасать.

– Понятно, – вздохнул я, толкая коня и направляясь к опушке.

– Я с тобой! – вызвался Штуш. – Спасать – это интересно! Я еще никого никогда не спасал! А во-вторых, – шепнул он мне на ухо, – если что, я и тебя спасу.

Я с чувством потрепал его по уху. Не то, чтобы я сильно боялся, просто с таким защитником идти на дело куда спокойнее. Я перехватил поудобнее дубинку и, махнув Штуше, помчался на защиту обиженного.

…Обиженный скоро нашелся. Он лежал на просеке, раскинув руки, и увлеченно кричал. На груди его сидело нечто, похожее на кошку, только с белым хохлом на голове, и точило когти о грудь обиженного.

– Помощь требуется? – постарался я перекричать дикие вопли.

– Помогите!!! Спасите!!! ОГОГО!!! Уйди отсюда, мальчик, не мешай. Спас… Что?

– Я говорю, вам помощь нужна?

– Нет, я просто отдыхаю, – сварливо отозвался неизвестный, вздергивая седую бороду. – Что, сам не видишь?

– Так в том-то и дело, что не вижу, – вздохнул я.

– Хорошенькое дело! – возмутился старик. – Меня, можно сказать, уже почти съели, а он не видит ни шиша!

– Так вы вот на это жалуетесь? – я осторожно толкнул концом дубинки заурчавшую «кошку».

– Между прочим, юноша, «это» – самый настоящий дракон! Только маленький, – разъяснил старик и вдруг заорал: дракон впустил когти поглубже.

– Насколько я знаю кошек, – осторожно сказал я, – вы ему нравитесь.

– А он мне – нет, – отрезал старец. – Кошки – источник заразы! То есть, драконы.

– Ох! – сказал Штуша. – ОХ! Как чешется в носу!!! – и вдруг оглушительно чихнул. Дракончика со старческой груди как ветром сдуло. Мощный поток воздуха унес его вместе с несколькими вырванными из земли кустами в необозримую даль. Старец вопил, держась за землю, пока остатки Штушиного чоха не улеглись. Тогда он перевернулся на спину, поднялся, сделал несколько наклонов, хрустя суставами, а потом, вспомнив что-то, бухнулся на колени да пополз к нам, тряся головой и выкликая:

– Спасители! Благодетели! Ух, вы, мои хорошие! Ух, вы, мои радостные!

– Вы чего, дедушка? – опасливо спросил я.

– Родненькие! – причитал старик. – Дайте-ка я вам, по старой памяти, расцелую ланиты!

И он припал к моим сапогам.

– Мне казалось, ланиты несколько не здесь, – заметил я.

– Ох, как чешется! – не унимался Кутя. – Свербит-то как!

Шестиногий друг приготовился было чихнуть еще раз, но старец быстро вскочил, щелкнул у его носа пальцами, и Штуш осовело замолчал, шевеля носом.

– Не чешется! – наконец сказал он. – Колдун?

– Колдун, – кивнул старик. – Точнее, маг. Волшебник. Магистр тайных сил. Чародей. Повелитель непознанного. Варлок.

– Барлог? – перепугался я. – А ну, как жечься начнешь?

– Варлок, – терпеливо повторил старец. – Чернокнижник, то есть.

– А чего свербело-то так? – жалобно спросил Кутя.

– Как это что? – удивился бородач. – Табак. А, вы не знаете, вам не понять.

Как раз я-то про табак знал. Средний Джо курил большие табачные палочки, и еще рассказывал, будто где-то за морями, за горами, в землях далеких и опасных, живет народ краснорожий, но не потому, что в баню любит ходить, а потому что порода такая. И курит он только трубки, причем мирные, не драчливые.

Волшебник тем временем подобрал с земли серебряную табакерку с затейливым вензелем на крышке оной.

– Хороший был табачок, – с укоризной сказал он, глядя на смутившегося Штушу. – Капитанский.

Он вздохнул и вытащил из-под полы своей хламиды гнутую трубку. Я закрылся руками – может, только у краснорожих трубки незлобивые, а ну, как плюнет чем-нибудь? Но маг, видимо, знал как обращаться со строптивцами, и принялся набивать трубку остатками капитанского табака. Я же, пользуясь случаем, как следует рассмотрел спасенного. Выглядел он, как и полагается волшебникам, внушительно: в черной хламиде, черном же плаще, расшитом звездами, остроконечном колпаке (опять-таки черном) и с посохом, заткнутым за пояс. Внешность же у него была самая не располагающая. Сивая борода, желтые от табака усищи, крючковатый нос и маленькие, подозрительно щурящиеся глазки, утопающие в сети морщин.

Маг же в это самое время разглядывал меня и также явно не был в восторге.

– Ну, как тебя звать-то, спаситель, – вымолвил, наконец, он.

– Герман. Рыцарь Фараморский. Сын Фенриха Маститого.

– О! – оживился старик. – И оруженосец у тебя, конечно, есть?

– Ну а как же? – немного обиделся я. – Как и у всех рыцарей. Я от формы не отступаю. Только он нас на дороге дожидается – животом скорбен.

– А откуда ты его знаешь? Наверняка подобрал по дороге?

– Да он наш сосед.

– У! – волшебник был разочарован и не пытался этого скрывать. – Да… Гм… А куда вы идете?

– В Камелот. Только нас там могут не принять. У меня меча нету.

– И ты с дубиной хочешь верно служить королю Артуру? Хо-хо-хо!

– Да это так, временно, – виновато развел руками я. – Вот послушай, какой со мной несчастный случай приключился…

И я попытался, как можно кратче, описать событие, в результате чего…

– Вот так я и остался без меча, – закончил я.

– Не беда, я добуду тебе меч, – рассеянно пообещал волшебник, думая о чем-то своем и ловко лавируя между деревьями. Мы с Кутей в легком недоумении следовали за ним.

«Откуда он знает, куда идти нужно?», размышлял я. Впрочем, вполне возможно, что его сверхъестественные возможности подсказали ему дорогу.

– А! – встретила нашу компанию Матильда. – Явились! Убитых, раненых не предвидится? А это что за старый пень?

– Позвольте представиться, – напыщенно, но несколько сухо ответствовал старец. – Великий волшебник Мерин!

Прич фыркнул. Тильда улыбнулась. Штуша захохотал. Мне тоже было смешно, но я крепился, уважая седины волшебника.