Между прочим, у Эдоардо Михайловича на 17 этаже появился новый сосед: его старый дружок и подельник в разных не очень законных денежных махинациях в советские времена, а теперь преуспевающий американский миллионер Вова Ведерский. Это был беженец последней «горбачевской» волны, когда на поиски голубой американской мечты из совка устремились набитые битком эшелоны настоящих евреев и «косивших» под евреев особо предприимчивых советских граждан других национальностей. Большая часть из них, потерявшая способность к напряженному ежедневному труду еще в советские застойные годы, хотела быстрого и легкого богатства за счет налогоплательщиков развитых демократий Запада, который, как нас всех тогда учили в школе классики марксизма-ленинизма, загнивал и непременно должен был «загнуться». Вова Ведерский во времена достопамятного Леонида Ильича прошел «чрез огонь, воду и медные трубы» во имя безбедного существования: от заправки до крупных подпольных сделок по поставкам дефицитного сырья и особенно не горел желанием уезжать с насиженных мест, но рассказы корешей о наивных и доверчивых америкосах, о сказочных богатствах и дармовой хавке, и вообще о прочих прелестях свободного образа жизни подвигли его решиться на такой смелый шаг. И он не прогадал. В отличие от серого большинства ему подобных, которые обрели свободу, но не нашли дармовщины и вынуждены были зарабатывать себе на хлеб насущный неустанным, а порой и тяжелым трудом, ему повезло и он разбогател. Как и почему для истории осталось загадкой, но Ведерский вернулся в Киев уже состоятельным человеком. Еще более удивительно, что это ему удалось сделать несмотря на то, что за годы в США он так и не выучил ни одного слова по-английски. Так что, правы те, кто говорит, что Америка – страна равных возможностей.

Однако, в отличие от многих за океаном Ведерский чувствовал себя «не в своей тарелке», скучал по Киеву, по шумной кампании, по «трепу» с барыгами, по блатным «разборкам», по рыбалке и охоте и по прочим несомненным прелестям и особенностям нашего отечественного бытия. Став теперь обладателем неисповедимыми путями нажитого капитала, он мог расслабиться и предаться любимым утехам, не в ущерб собственному карману, и вернулся в Киев дабы здесь дожить определенный ему Иеговой срок. По совету Мойшевского он купил квартиру напротив квартиры Эдоардо, на том же 17 этаже, в том же подъезде того же дома в центре Киева. Естественно, они почти ежедневно виделись и беседовали, как в старые добрые советские времена. Именно Ведерский и свел Мойшевского с чеченцами, которые должны были «помочь» Строкальскому «получить» старый должок.

История проникновения чеченской диаспоры в Киев и вообще в Украину когда-нибудь станет предметом для обстоятельного исследования учеными-демографами мирового уровня и, будем надеяться, уже скоро появится серьёзный труд на эту тему. Мы же отметим только, что уже после первой Чеченской войны была попытка чеченцев, в основном с криминальным прошлым, проникнуть и затеряться на просторах Украины. Милиция тогда была ослаблена и не противодействовала этим поползновениям, но свою твердую позицию выразил местный криминалитет. Главари многочисленных украинских бандитских группировок на своем внеочередном сходняке постановили «чтобы чеченцев в Украине не было». Это решение было доведено до сведения ментов, у которых после этого были «развязаны руки». Так, совместными усилиями властей и криминалитета Украину, в общем, защитили от нашествия этой саранчи, пусть законопослушная часть этого достойного и многострадального народа меня извинит за такое некорректное сравнение. Однако, небольшая группа чеченцев все-таки проникла в страну, пользуясь попустительством ментов и частными договоренностями с отдельными главарями бандгруппировок. Эти предприимчивые ребята «крышевались» очень ответственными полковниками и генералами внутренних дел и занимались нелегальным бизнесом, в основном связанным с торговлей левой водкой и проституцией, законы Украины они старались, по мере возможности, не нарушать и не «светиться» дабы не искушать власть имущая. Естественно, количество их не идет ни в какое сравнение с той огромной волной, которая нахлынула в страну после революции 2014 года при откровенном попустительстве новой власти, значительно ухудшив криминогенную ситуацию в и без того уже парализованной Украине.

Чеченцы того призыва охотно брали на себя функции третейских судей и вершителей «правосудия по понятиям» и именно чеченцами пугали особо зарвавшихся хапуг и кидал, которые не хотели отдавать нечестно присвоенные деньги, предприятия, квартиры и товары. С одной из таких особей многострадального чеченского народа и познакомил Ведерский нашего героя. Звали его Умар. Сфера его деятельности распространялась на левобережный Киев, но поскольку он пребывал в перманентном противостоянии с внутренними органами, то офис, если хотите, либо «малину», чтобы быть точнее, держал в Броварах. Это был координационный штаб его небольшой армии, всегда готовой кого-то обобрать, оболванить, побить или еще чего-то сделать. В описываемый нами период Умар тесно сотрудничал с Ведерским в поисках наиболее безболезненных способов присвоения плохо лежащих, либо халатно хранящихся материальных ценностей. Тут-то им и подвернулся Мойшевский.

В одно прекрасное августовское утро в офис фирмы «Стандарт» на Владимирской улице к ее хозяину господину Строкальскому Алехандро Ефимовичу пришли солидные гости. Предводительствовал сам Эдоардо Михайлович Мойшевский, а за ним проследовали два авторитета: Вова Ведерский и Умар. Кампания закрылась в кабинете генерального директора и часа два совещалась, а приняв соответствующие решения, разошлась. Было решено «разобраться» с днепровскими кидалами, причем чеченцы оптимистично взялись за «работу» от половины, то есть за 25 тысяч долларов. Особенно доволен был Эдоардо Михайлович, предчувствуя скорое пополнение и так уже переполненной кассы. Довольный собой и всем миром, он воротился домой, поведал своей несравненной Лялечке об успешных переговорах и похвастался купленными путевками в Турцию. Шла вторая половина августа и самое время было погреть старые кости на южном курорте. Через три дня супруги улетели в Анталью.

Пока наш герой и его молодая супруга нежились под палящим турецким солнцем Умар и компания попробовали «разобраться» с днепровскими кидалами, но тут их ждало горькое разочарование. Днепропетровская братва решительно встала на защиту своих комерсов и чеченцы должны были отступить «не солоно хлебавши». Не привыкшие оставаться без материального вознаграждения «решалы» лихорадочно искали кого бы «нагреть» в сложившейся патовой ситуации и фигуры на шахматной доске расположились явно не в пользу Эдоардо Михайловича.

Следует сказать, что Мойшевский пересекал границу Украины не реже четырех раз в году, два раза из страны, и дважды обратно. Последнее время, преследуемый каким-то злым роком, он в каждое свое возвращение имел большие проблемы и нес ощутимые финансовые потери. Не стало исключением и это путешествие. Вернувшись домой, отдохнувший и посвежевший, уже на следующий день он понесся к Строкальскому за своими процентами, но здесь его ждало огромное разочарование. Алехандро Ефимович денег ему не дал, а сказал, что в свете новых решений его проценты перекочевали к Умару. Трудно себе представить, что творилось в душе нашего героя, когда он с пеной у рта кричал, доказывал и требовал от Строкальского исполнения условий договора, сколько злости и отчасти заслуженных оскорблений посыпалось на голову бедного еврея и прочих негодяев, посягнувших на права и собственность Эдоардо Михайловича. В смятенном и подавленном состоянии, с головной болью и трясущимися руками прибежал он домой, в истеричной лихорадке обдумывая будущие шаги, зреющих в мозгах подлостей и мести. Гнев переполнял его и не давал возможности трезво оценить ситуацию. В конце концов, он набросился на Лялечку, стащил с нее фирменные прозрачные кружевные трусики и удовлетворил свою ненасытную похоть, таким нетрадиционным способом обретая относительное равновесие. Оставим же нашего героя наедине с собой, дадим ему время успокоиться и хладнокровно оценить надвигающееся будущее, а сами тем временем перенесемся через Атлантику, в Нью-Йорк, чтобы познакомиться с еще одним персонажем нашей истории.

Глава 4

Далекая, но такая желанная сердцу активного советского обывателя Америка. Всегда манящая свободой, роскошью и беспечным зажиточным существованием. «Край небоскребов и роскошных вилл». Нью-Йорк, крупнейший мегаполис, финансовая столица мира. Здесь на Брайтоне с утра до вечера слышна русская речь и сохраняются обычаи и традиции нашей восточно-славянской и славянско-еврейской культуры, сюда с начала 90-х годов, когда рухнул железный занавес, устремились эстрадные певцы и прочий артистический люд за «большим рублем», а за ними новая волна эмигрантов в поисках лучшей жизни. Сюда же, подальше от себя и от дочери, дабы не докучала, Мойшевский отправил «выживать» тещу по имени Мила, которая, кстати, была помоложе зятька. Судьба этой обыкновенной советской учительницы российской словесности за океаном сложилась необыкновенно. Рекомендательное письмо от киевского знакомого (или бизнес-партнера) Мойшевского к его знакомому эмигранту в Нью-Йорке с просьбой трудоустроить несчастную вдову не сработало. И Мила оказалась совершенно одна, с несколькими сотнями баксов в кармане брошенная на произвол судьбы и перед нею, в лучшем случае, явственно маячила перспектива принудительной депортации, или же нищенское существование и, в конечном итоге, голодная смерть. К счастью, ни того, ни другого с ней не случилось. Как она смогла выжить в этой экстремальной ситуации остается загадкой, но она выжила и даже устроилась на нелегальную работу швеей на одну из брайтоновских подпольных фабрик, где ее и нашел коммивояжер Себастьяно, уроженец Нью-Йорка, вырождающийся потомок итальянской мафии, страдающий диабетом и ожирением. Себастьяно влюбился в Лялечкину маму с первого взгляда, а так как он в свои пятьдесят с хвостиком лет еще ни разу не был женат, то не прошло и года как молодые поженились. Мила бросила фабрику и переехала в родовое поместье Себастьяно в Стейтен-Айленде, где стала помогать своему мужу в его нелегком коммивояжерском бизнесе. Жили они втроем. У Себастьяно еще был жив отец, яркий представитель итальянской общины, бывший летчик, участник Второй мировой войны, игрок и гуляка, спустивший огромное состояние в казино и публичных домах и, как перешептывались родственники и рассказывал жене сам Себастьяно, доведший свою несчастную супругу до преждевременной могилы. В годы, предшествовавшие разорению, эта итальянская семья жила на Манхэттене, но теперь от былого величия оставался только дом на Стейтен-Айленде. Правду сказать, для Милы и этот дом представлялся раем.

Со стороны казалось, что этот поздний союз был счастливым, а поскольку изнутри он совершенно никого не интересовал и никому, кроме возможно престарелого и капризного деда, не мешал, то должно быть так оно и было. Мила теперь частенько звонила по телефону в Киев и общалась с любимой дочерью. У них, конечно, были свои женские секреты, но, в общем, ничего подобного не беспокоило Эдоардо Михайловича и новое социальное положение тещи, в некотором роде, даже стало предметом гордости нашего героя.

Но вернемся к драматическим событиям в стольном граде Киеве. Немного поостыв, Эдоардо побежал к своему авторитетному соседу, обиженный и возмущенный до глубины души. Побежал, это, конечно, очень сильно сказано, так как ему достаточно было преодолеть не более 10 метров по площадке этажа перед лифтом, чтобы «прозвонить во все колокола» в дверь на противоположной стороне. Ведерский, услышав новость, безусловно сделал удивленный вид и посоветовал своему другу и партнеру успокоиться и положиться на бога и его величество случай, а сам пообещал разобраться и «доложить». Но не так-то просто было «успокоиться» Эдоардо Михайловичу и, тем более, он совсем не собирался полагаться ни на бога, в которого наш герой совсем не верил, ни на случай. А положился Мойшевский в сию критическую годину на украинские силовые органы в лице нашей доблестной милиции. Не доверяя письменным заявлениям и жалобам в столь ответственном деле, он отправился на прием к заместителю начальника киевской милиции в кабинет, находившийся на Владимирской улице в доме №15, который в народе называли Пентагоном, исходя из его архитектурной формы. Принял Эдоардо Михайловича дородный и преуспевающий полковник внутренних дел, явно обеспокоенный не тем, про что ему говорил посетитель, а какими-то своими проблемами, потому что слушал он невнимательно, а взгляд его блуждал по кабинету, то и дело останавливаясь на настенных часах. По-видимому, он куда-то очень торопился. Мойшевский рассказал начальнику душераздирающую историю, как в его родном городе орудует банда чеченцев, которая «прессует» порядочных бизнесменов, а конкретно господина Строкальского. Эти чеченцы якобы обложили несчастного бизнесмена данью, угрожают его бизнесу, семье и самой жизни. Равнодушно выслушав признания посетителя, замначальника городской милиции пообещал разобраться и поспешно выпроводил нашего героя за дверь своего кабинета. Эдоардо Михайловичу не осталось ничего другого, кроме как ждать и надеяться. Но решив не тратить время впустую, он направился к Строкальскому, где снова дал волю гневу и ярости. Ничего особенного этим не добившись, Мойшевский вернулся домой и предался утехам любви со своей Лялечкой, которая одна знала как и чем успокоить ненасытную ненависть нашего героя.

Удивительно, как по разному для каждого из нас бежит время. Невыносимо медленно тянется оно для юноши, ожидающего заветного первого свидания с любимой. Так же долго ожидание предстоящих свадебных торжеств, либо прочих юбилейных мероприятий, для тех, кто еще не насытился торжествами, юбилеями, зваными обедами и прочими «радостями» человеческого бытия. Но с возрастом время ускоряет свой бег. Незаметно пролетают неделя за неделей, за годом год, и семидесятилетний старичок вдруг хватается за голову, охает и ахает, и жалуется, что ничего в жизни не успел, ибо эта жизнь пролетела так скоро и неслышно, что и оглянуться не дала. Прав был греческий философ Протагор, когда сказал, что «человек есть мера всех вещей». И наше отношение ко времени точно подтверждает это утверждение.