– С американцами очень трудно сейчас договориться, они крайне несговорчивы. Наши арестовали их агентов. Произошло некоторое охлаждение. По старой дружбе, конечно, могут вернуть тебя. Хотя у тебя немало недоброжелателей и в России. Я думаю, что тебя попытаются там убить. Но ничего, прорвемся. Все-таки в наших судах можно будет от всего откреститься.

Егор Сергеевич Нестеренко был крупной фигурой. Даже на воровских сходняках Владислав постоянно ощущал его скрытое присутствие. Все время казалось, что академик возвышается где-то за его спиной и своей величественной тенью накрывает половину собравшихся. Обычно Егор Сергеевич знал все решения и диспуты на сходняках до мельчайших подробностей. У него были какие-то свои тайные источники, лукавить с Нестеренко было так же бесполезно, как начинающему шахматисту пробовать переиграть гроссмейстера.

Нестеренко никогда не говорил всей правды. Он умел скрывать ее за глубокомысленным молчанием и пространными рассуждениями о нелепости человеческого бытия. Его мозг напоминал матрешку, которую невозможно было разобрать до конца. Поначалу думалось, что воровская жизнь для него была всего лишь данью далекой соловецкой молодости, так сказать, игра подросшего мальчишки. Странная прихоть реализовать свои многочисленные таланты и поиграть в масштабного администратора, распоряжаясь при этом ворами точно так же, как некогда Наполеон своими генералами. И только хорошо узнав Нестеренко, Варяг осознал, насколько был не прав.

Россию Нестеренко рассматривал как некий полигон, на котором он мог воплощать в жизнь свои теоретические разработки. В организации воровского бизнеса он сумел проявить себя просто гениально. Лишь единицы знали о том, что Егор Сергеевич располагал такими суммами, каких не имело даже Министерство финансов. Нестеренко был одним из самых богатых людей России, и если бы он захотел встряхнуть экономику страны до смертельных конвульсий, то сумел бы сделать это в течение одного дня. Но по своей натуре Нестеренко был созидатель, а потому камушек за камушком надстраивал воровской дом. Егор Сергеевич Нестеренко ничего не делал просто так, и даже цепь случайных событий, в которых он участвовал, при ближайшем рассмотрении обретала глубинный смысл.

Помнится, с год назад Варягу показалось, что он увидел в толпе на улицах Манхэттена Ангела, давнего своего приятеля и помощника. Это действительно был Ангел. После того как сходняк в Вене был завершен, Варяг напрямую спросил об этом своего друга. В ответ Ангел лишь улыбнулся, но лукавить не стал.

– Тебе не показалось, Варяг, – отвечал законный, – я действительно тогда был в Нью-Йорке.

Варяг даже не попытался скрыть свое удивление:

– Но почему ты тогда не подошел ко мне?! Мне даже показалось, что ты от меня скрывался!

Ангел не стал увиливать:

– Отчасти это было действительно так. И потом, я знал, что скоро мы с тобой встретимся здесь, на сходняке в Австрии, вот поэтому и не стал беспокоить.

Варяг постарался не показать вспыхнувшей обиды:

– Ах, вот оно что... Тебя ко мне отправил Нестеренко? Проведать, живой ли я?

– Ты проницательный, Варяг, этого у тебя не отнимешь. Умеешь смотреть сразу в суть. Нестеренко меня действительно попросил тебя проведать... Ведь связь с тобой оборвалась, и старик насторожился.

– У меня были трудности! И потом, связь прервалась не по моей вине. Моего связного в Париже убил Сержант, и мне нужно было время, чтобы оклематься и снова заявить о себе.

– Не оправдывайся, Варяг, все уже выяснилось.

– Так, значит, Нестеренко тебе все рассказал?

– Да.

– А мне вдруг показалось, что вы перестали мне доверять.

Ангел смущенно улыбнулся:

– Не обижайся, Владислав, кому же еще доверять, если не тебе.

– Это ты верно заметил.

Появление Ангела в Штатах нельзя было считать случайностью. Владислав не удивился бы, если бы Ангел наставил ему в лоб револьвер и сообщил с приятной улыбкой, что Нестеренко приговорил своего любимого ученика.

– Только я не могу знать всего, – продолжал между тем Ангел. – У тебя с Нестеренко какие-то особые отношения.

Варяг при этих словах нахмурился:

– Тебе показалось.

– А теперь ответь мне откровенно, Владислав, разве не было у тебя желания оставить себе хотя бы часть общаковских денег и зажить этаким добропорядочным рантье?

Варяг немного подумал, прежде чем ответить:

– Мне стоило бы, конечно, оскорбиться... Но тебе я скажу... Не было! Почему об этом ты не спросил на сходняке? Ведь иные могли не поверить в мою искренность.

Ангел печально улыбнулся:

– Отвечаю... Просто не хотел видеть тебя мертвецом. И еще потому, что лучшего смотрящего, чем ты, не сыскать!

Многим Варяг казался гигантом, на плечах которого стояла не только общаковская касса, но и весь механизм добывания денег. Каждый из воров, собравшихся в Австрии, понимал, что замена этой фигуры болезненно отразится на благосостоянии общака. Если подобное все-таки случится, то уже через пару месяцев касса общака станет напоминать разоренный улей, куда запустил когтистую лапу медведь-батюшка.

– Спасибо, не ожидал... А Нестеренко что говорит по этому поводу? – спросил Варяг.

– Старик сказал мне, чтобы я поддержал тебя на сходняке, – незамедлительно ответил Ангел.

– Понимаю...

– И еще вот что, Владислав, Нестеренко хотел бы тебя видеть.

– Когда?

– Извини, что я не сказал тебе об этом раньше, но в кармане у меня лежит билет на твое имя. В Москву ты должен вылететь завтра.

– А не боишься, что сегодня ночью я улечу, например... в Мексику? – прищурился Владислав.

– Теперь я буду более бдителен, чем в прошлый раз... – серьезно отвечал Ангел.

Разговор этот до сих пор сохранялся в памяти смотрящего, как будто произошел только вчера. Теперь он всплыл в его сознании, словно напоминание о том, что с Нестеренко держаться нужно более чем осторожно, какими бы хорошими ни были в данный период времени отношения между ними.

Из комнаты свиданий Нестеренко уходить не спешил. Терпеливо ждал, когда выведут Владислава. Варяг махнул на прощание рукой и, сопровождаемый конвоиром, вышел. Когда-нибудь он напомнит академику о давнем разговоре.

* * *

Три дня назад на свидание к нему пришел Сивый. Он рассказал, что теперь вместо почившего Альберта Монтиссори во главе клана встал его приемный сын, Луиджи Гобетти. Но их бизнес, несмотря на все старания Луиджи, больше напоминает корабль с дырявым днищем. Многочисленные недоброжелатели нового дона, казалось, только и дожидались того дня, когда какой-нибудь отмороженный продырявит и его холеную голову. Вот тогда сообща и без потерь можно будет быстро разодрать на куски некогда могучую империю.

В одночасье семья Монтиссори лишилась самых прибыльных мест на Атлантическом побережье: китайская мафия наняла убийц из Триады, которые вырезали боевиков в стриптиз-баре; якудза, сменив учтивые поклоны на самурайский оскал, расстреляли помощника Монтиссори – Карло Скальоне. Сумели организоваться даже тихие безропотные вьетнамцы, изуродовав несколько парней дона Альберта, явившихся в их квартал для получения ежемесячной дани. Сивый, торжествуя, рассказывал о том, что империя Монтиссори расползалась, как ветхая рубаха. Каждый из его многочисленных кузенов стремится вырвать и для себя хотя бы небольшой бар, и если старший сын Луиджи не проявит необходимой жестокости, то от прежнего состояния дона останется лишь горсть мелочи.

Варягу интересно было знать все. Он подробно расспрашивал, как в этом переделе участвует Грациани. Старик, как выяснялось, тоже не бездействовал – через совет семей он сумел добиться благословения донов на устранение «лейтенантов» Гобетти. А когда отстрел состоялся, он перевел на счета их семей три миллиона долларов и целую неделю молился в церкви. Грациани рассчитал верно. Устранение ключевых фигур в бизнесе Гобетти должно было стать последним ударом по могуществу клана и нанести ему такой урон, какой может сравниться только с торпедной атакой на утлое суденышко. Семье больше никогда не подняться, и она растворится в итальянских кварталах. Конечно, наиболее перспективных бойцов он возьмет себе. Пускай стараются! В этом случае у них появляется неплохая возможность сделаться со временем даже «солдатами». Сивый рассказал и о своих делах. Он был надежный малый, умел не только хорошо организовать дело, но и четко контролировать выполняемую работу. Варяг был уверен, что запущенная им машина движется с нарастающей скоростью, ежеминутно пополняя кругленькой суммой российский общак. Кроме того, Сивый обладал могучей энергией и умел работать не только сам, но и подгонять других, а система штрафов, введенная Варягом, даже на самого нерадивого действовала отрезвляюще. Посмел опоздать на сход – штраф! Выполнил неточно приказ – штраф! Отстрелялся в тире в молоко – опять штраф! Но вместе с тем было введено и поощрительное жалованье за каждую удачно проведенную операцию, и многие из гвардии Варяга через год службы ощущали себя вполне состоятельными американцами.

Даже через толстое стекло Варяг ощущал, что Сивый чего-то недоговаривает, его белесые глаза были наполнены такой тоской, как будто бы он заглядывал в лицо убиенному другу.

– Ты что-то хочешь еще сказать? – не выдержал наконец вялотекущего разговора Варяг.

– Да... Тебе грозит опасность. Этот сучонок... сын Монтиссори, Луиджи, нанял убийцу, – посмотрел в сторону полицейского Сивый.

Краснощекого офицера Макса, стоящего у перегородки, мало интересовало содержание их разговора, он думал об отпуске, который решил провести в Европе в обществе прехорошенькой фотомодели. Правда, приятели предупреждали его, что девушка одаривает своими ласками не только его. Но Макса, по большому счету, это интересовало мало. За свои тридцать пять лет он впервые встретил такую пылкую любовницу и отказаться от ее умелых и горячих ласк мог только под дулом пистолета.

– Откуда тебе это известно? – понизил голос Варяг.

И тоже перевел взгляд на счастливое лицо копа, который уже видел себя прогуливающимся по берегу Сены.

– Я купил информацию у человека, который освободился из этой тюрьмы два дня назад.

– Как ты на него вышел?

– Он сам меня нашел.

– Как зовут человека, который должен убрать меня?

Сивый пожал плечами:

– Этого он мне не сказал.

– Он белый? Черный?

– Он сказал мне, что в эту тюрьму его перевели не так давно. Но он латинос! Высокого роста.

– Ладно, попробую разобраться.

Варяга не мог усыпить почти курортный режим американской тюрьмы, он знал, что утрата бдительности может стоить ему жизни, а потому держался как туго закрученная пружина, готовая в любую секунду стремительно разжаться. Возможно, зэки обходили его стороной не только потому, что от него ощутимо веяло скрытой угрозой. Но еще и оттого, что по независимости, с которой он держался, все угадывали в нем человека, знакомого с неписаными правилами тюрьмы.

Неприятность случилась во вторую неделю его пребывания в тюрьме. Десять дней он делил камеру с худощавым метисом Вилли. Это был невыразительный жилистый субъект, специализировавшийся на кражах в аэропортах и на железнодорожных вокзалах. В России его прозвали бы «чемоданником». Такие люди крайне редко берут в руки нож, разве что в исключительных случаях, а потому в его обществе Варяг чувствовал себя в относительной безопасности. Тюрьму такие типы воспринимали как некоторое временное неудобство в трудной и рискованной профессии вора. Самое большее, на что им хватало отваги, так это ткнуть в удаляющуюся спину полисмена сложенной фигой. Беспокойство Варягом овладело после того, как однажды он обнаружил в качестве своего соседа мускулистого мексиканца по кличке Бык, получившего сто пятьдесят лет тюрьмы за двойное убийство и грабеж. И, надо полагать, это были не единственные его подвиги. Да и не последние!

Мексиканец всегда был беспечен и весел. Глядя на него, казалось, что тюрьма – это лучшее изобретение человечества, где можно не только насладиться покоем, но и поправить пошатнувшееся здоровье. Бык был огромен, как гора, и силен, как буйвол, верилось, что даже булыжник рассыплется в песок, стоит только Быку тиснуть его в ладони. Весь его облик был воплощением покоя и силы, и в то же время природа создала эту человеческую машину не для созидания, а для разрушения. Можно было не сомневаться, что ограбление мексиканец совершил безо всякого оружия, сокрушив одним ударом стальную дверь. После чего вошел в здание банка и, взяв за шкирку двух сторожей, так тряхнул их за ворот, что они мгновенно испустили дух. Набив спортивную сумку стодолларовыми банкнотами, он вышел через дверь как ни в чем не бывало. Попался мексиканец через полчаса после ограбления, когда вместе с дешевой проституткой отмечал в ближайшем кабачке удачное дельце.