Глава 3
Аппетит приходит во время еды

Второй случай не заставил себя долго ждать…

Когда этот пожилой господин, важно неся перед собой огромный живот, вошел в буфетную, тотчас за ним показался Генка. Мигнув, он сразу исчез. Ксения поправила белоснежную наколку, одернула фартук и улыбнулась:

– Чего желаете?

– Севрюжки, пожалуй, – важно ответил господин с животом и так посмотрел на Ксению, словно собирался скушать и ее в качестве десерта.

Ксения исполнила заказ и затихла, как хищник, скрадывающий добычу.

В общем-то, мужчины все весьма примитивные существа. Разгадать, что у них на уме, ничего не стоит. Надо только пару раз встретиться с ними взглядом и услышать в ответ парочку фраз. И можно сделать безошибочный вывод: хочет вас мужчина или еще нет. А если нет, то мгновенно включается некий затаенный механизм обольщения, причем полученная легкая или тяжелая (это уж от ситуации) обида (вас почему-то не хотят) многократно усиливает этот механизм.

В случае с господином с животом все было предельно ясно: если ему дать понять о своей доступности, то господин этот ваш! Но надлежало его не спугнуть, ибо мужчины, несмотря на развитую мускулатуру (у некоторых), народ весьма и весьма боязливый, особливо с женщинами и собаками. Поэтому Ксения и заняла выжидательную позицию, предопределяя господину с животом самому сделать первый шаг.

– Вам понравилось? – спросила Ксения, когда тот откушал сытной севрюжки и запил ее красным вином. – Не желаете ли еще что-нибудь?

Она сахарно улыбнулась и остановила на новом постояльце добрый и ласковый взгляд. Теперь она могла нарочно делать его таковым. Научилась Ксюша и обещать взглядом, делая глаза смеющимися – так, всего-то самую малость – и придав им чуточку нежности…

– Нет, благодарю вас, – ответил господин. Теперь ему вроде бы можно было уходить в свой нумер, дабы предаться отдыху, а то и вовсе отойти ко сну, но он почему-то медлил. Ксения уже знала почему и всячески поощряла его взглядом…

– Погоды-то нынче какие неустойчивые, а? – произнес господин с животом и выжидающе посмотрел на Ксению.

– И не говорите, – охотно поддержала разговор Ксения. – То ветер, то зной.

– Да-а, – протянул постоялец, видимо, не находя новой темы для разговора. – Надворный советник Сысоев, – представился он, дабы пауза казалась не слишком утомительной. – Арнольд Артамонович.

– Очень приятно, – сделала за стойкой неглубокий книксен девушка. – Ксения Михайловна Балабанова.

– Да? – удивленно промолвил надворный советник. – Уж ли не Михаила ли Демьяныча дочка? Царство ему небесное.

– Нет, – понурила хорошенькую головку Ксения. – Я сирота.

Арнольду Артамоновичу тут же захотелось погладить девушку по головке и плечам и вообще как-то «пожалеть», как он это сам понимал. А понимал он так: привести девушку в свой нумер, разговорить, представить себя лучшим другом и советчиком, а потом уложить в постелю и предаться с ней неге и наслаждению, шепча всякие ласковые слова, что-то вроде «все будет хорошо» и «Бог воздаст».

– Понимаю вас, – сокрушенно покачал головой Арнольд Артамонович. – Я и сам, знаете ли…

Здесь он хотел добавить «полный сирота», но не стал искушать Бога, так как и по сию пору благополучно проживала в своем имении Мокрая Выпь его матушка Настасья Евлампиевна, а батюшка его, Артамон Сергеевич, преставился всего-то три года назад, когда Арнольду Артамоновичу стукнуло сорок четыре. А потом, в его возрасте остаться сиротой – дело обычное.

– Да? – посмотрела на него Ксюша, как сестры смотрят на своих любимых братьев. – Значит, и вы тоже?

Господину надворному советнику Сысоеву ничего не оставалось делать, как только согласно покачать головой и несколько раз сморгнуть, будто бы отгоняя докучливую слезу.

В отличие от Арнольда Артамоновича, глаза Ксюши мгновенно наполнились влагой (этому ей выучиваться было не надо, все как-то получалось само собой – достаточно было вспомнить, как однажды поломалась шпилька от волос). Барышня всхлипнула и отвернулась, будто бы стесняясь перед посторонним человеком своих слез, что привело господина надворного советника в чрезвычайное умиление. Ему тоже захотелось поплакать вместе с девушкой, после чего, сделавшись ее лучшим другом, увести её немедленно в свой нумер.

– Ксения Михайловна, вам нехорошо? – участливо спросил надворный советник Сысоев, не сводя взгляда с прелестной девичьей шейки. – Может, пройдемте ко мне в нумер? Я дам вам несколько советов, которые выстрадал сам, путем, так сказать, проживания некоторого отрезка своей жизни… Есть здесь кому заменить вас?

– Есть, – еле слышно ответила Ксюша и повернулась к Сысоеву. – Вы очень добры ко мне, Арнольд…

– Артамонович, – подсказал девушке надворный советник. И добавил: – Для друзей можно просто Арнольд.

– Хорошо, Арнольд.

Ксения бросила короткий взгляд на Сысоева, и он остолбенел, прочитав в этом взгляде уважение и восхищение. Она им восхищалась! А это значило, что у него все получится…

Советы девушкам лучше всего давать в отдельных кабинетах, а не за буфетной стойкой. В этом господин надворный советник был совершенно прав. Ибо совет тогда по-настоящему полезен, когда предоставлен не на скорую руку, а обстоятельно, в заповедной тишине, когда можно, держась за руки (а лучше сжимая девицу за плечи), нашептывать на ушко премудрые слова. Безо всякого умысла, конечно, и подоплеки…

В нумере Арнольда Артамоновича тускло светил единственный ночничок.

Когда они вошли в комнату, Сысоев незаметно для Ксении запер дверь. Вернее, надворный советник думал, что незаметно. Ксения этому значения не придала, потому как у Генки были ключи от всех гостиничных нумеров, а от нумера Сысоева, надо думать, он уже держал наготове.

Они прошли до дивана, и Арнольд Артамонович бережно усадил девушку возле себя.

– Ксюша, – ласково начал надворный советник. – Вы ведь позволите так вас называть?

– Конечно, Арнольд Артамонович, – кивнула она головой.

– Дорогая Ксюша, – вложив в свои слова еще большие чувства, сказал Сысоев. – Жизнь, знаете ли, штука сложная. Она как бы испытывает нас на прочность, проверяет все время. И мы должны стойко переносить все невзгоды, которые выпадают на нашу долю. – Он заглянул в ее глаза. – Но бывают в жизни и счастливые моменты, когда она посылает нам друзей, которые всегда могут прийти на помощь. У вас есть такие друзья?

– Нет, – чуть помедлив, ответила Ксения.

– Это очень и очень печально… – Арнольд Артамонович придвинулся ближе к девушке, касаясь ее своим толстым бедром. – Без друзей, которые в любую минуту могут оказать вам помощь и утешить, жизнь трудна, если не сказать, жестока. Хотите, я буду вашим другом?

– Да.

– Тогда вы должны быть откровенны со мной.

Ксения опять с восторгом посмотрела на Сысоева и произнесла:

– Вы милый.

– Благодарю.

С этими словами он обнял девушку и потянулся к ней с поцелуем. Ксения не противилась. Поцелуй в щечку можно было бы считать безобидным, ежели бы не ладонь мужчины, что оказалась на ее колене и медленно поползла вверх.

– Прелестница, – прошептал Арнольд Артамонович на ушко девушке и стал задирать платье. Сейчас, если она не возмутится, не отбросит его руку, можно будет сделать и все остальное. Надо только говорить, говорить, не давая девушке полностью осознать, что происходит. – Дорогуша… Я могу быть очень хорошим другом. Помогать тебе. Советом и даже материально. Конечно, в разумных пределах и по мере возможности. Но и ты должна быть добра ко мне. Ведь дружба – это исполнение обязанностей друг перед другом. И если один из друзей чего-то хочет, то другой просто-напросто обязан исполнить его просьбу. Не спрашивая, зачем это надо… Мы ведь друзья с тобой?

Ксения кивнула.

– Тогда сними платье.

– Это вы просите как друг? – удивленно подняла брови девушка.

– Разумеется! Только не подумай ничего плохого, просто в начале дружбы каждый из нас должен пройти своеобразную проверку, для того чтобы мы поняли, что нам можно доверять друг другу. Ты мне доверяешь?

– Да, – все так же тихо ответила Ксения.

– Тогда снимай платье. И помни, что это – просто проверка.

Потупив головку, Ксюша стянула с себя платье. Ее плечи поразили Арнольда Артамоновича своей мраморной белизной, которая при тусклом свете ночничка просто светилась. Завороженный открывшимся зрелищем, господин надворный советник снова принялся поглаживать ножку Ксении, а вторая его ладонь стала легонько мять грудь.

– Тебе хорошо? – с придыханием спросил Сысоев.

– Да, – просто ответила она.

– Сладко?

– Да.

– Друзья должны делать друг другу приятное…

Арнольд Артамонович приподнялся над Ксенией и стал раздевать ее дальше. Когда она осталась в одних кружевных панталонах и лифе, надворный советник был «готов».

– Милая, хорошая, – бормотал он почти в беспамятстве, потеряв над собой контроль.

Да и было от чего забыться. Ксения в своей девичьей красоте была прекрасна. Никогда в течение последних пятнадцати лет Арнольд Артамонович не испытывал такого блаженства, как в наступившую минуту. Он был женат, но его супружница с годами превратилась в почти бесформенную массу, до которой надворному советнику даже дотрагиваться не доставляло удовольствия. Не говоря уже о том, чтобы проделывать над обрюзгшей массой позволительные в супружестве интимные «упражнения».

А сейчас перед ним стояла богиня. Чиста. Невинна. И была невероятно свежа! От нее даже пахло как-то по-весеннему. Кажется, яблоневым цветом…

Нет, Арнольд Артамонович не кинулся на нее, аки разъяренный зверь. Он молча созерцал волшебную красоту, чтобы продлить блаженство и негу, охватившую его, как можно дольше. Потом медленно поднялся, подошел к девушке и, прижавшись к ней всем телом, особенно нижней его половиной, принялся ее целовать. Всю. Лицо, шею, грудь, колени…

Ксения стояла, запрокинув голову, и ей было приятно чувствовать на своей коже его губы. Но она пугалась того, что будет дальше. И призывала в мыслях Генку, чтобы он поскорее подоспел.

Ну, почему он не идет?

Звук отпираемого замка послышался в тот самый момент, когда надворный советник Сысоев, раздевшись до исподнего, собирался примоститься рядом с Ксенией, уже лежащей на диване.

Он повернул на звук голову, прибавил фитилек ночника и увидел гостиничного служку. Парень медленно входил в нумер и не сводил взгляда с Ксении, которая, присев на диване, прикрыла грудь руками.

– Что здесь происходит? – грозно спросил он.

Арнольд Артамонович вспомнил, что он надворный советник.

– А ваше какое дело? И кто вас сюда звал?

Казалось, парень от этих слов просто задохнулся.

– Как это, «какое мое дело»? – Генка изобразил из себя возмущенного до предела человека. – Вы тут заперлись с моей сестрой, а мне «какое дело»?

– Какой сестрой? – недоуменно спросил Сысоев.

– Вот с этой! – Генка указал рукой на Ксению.

– Ну и что?

– Как это что?! – Похоже, Генка искренне задохнулся в гневе. – Она же еще почти девочка.

– Ну, этого по ней не скажешь, – парировал Арнольд Артамонович. – Да и пришла она ко мне вполне добровольно…

– Это так? – Генка посмотрел на «сестру».

– Они меня уговорили, – тихо произнесла Ксюша, обидевшись. – А потом закрыли дверь на ключ и начали приставать…

Генка округлил глаза:

– Приставать?!

– Да, принудили меня раздеться и…

– Кто принудил, я принудил?! – вскочил с места Сысоев.

– Нет, Пушкин принудил, – недобро посмотрел на надворного советника Генка. – Ты зачем дверь на ключ закрыл? Чтобы над моей сестрой надругаться?

– Да она сама…

– Что сама, дверь закрыла? – не дал договорить Сысоеву Генка. – А потом сама попросила, чтоб ты над ней надругался?!

– Ты мне здесь не «тычь»! – взвился Арнольд Артамонович. – Сопля зеленая! Ишь, моду взяли «тыкать»…

– Ах, так! – Кажется, Генка был в небольшом замешательстве. – Говори, что здесь было, – повернулся он к «сестре». – Правду говори!

– Ну, – не торопилась одеваться Ксения (видно, для полноты картины), – они пригласили меня к себе в нумер. Уговорили. Я пошла без всякой задней мысли, потому что они поначалу показались мне добрыми и безобидными. А потом они закрыли дверь на ключ, принудили меня раздеться и пытались надругаться…

– Что?! – вскричал надворный советник Сысоев и кинулся в сторону Ксении.

Генка, пытаясь защитить ее, бросился навстречу, сбил Сысоева на диван, и завязалась борьба.

– Ты у меня, боров старый, на каторгу пойдешь, – шипел в ухо надворному советнику Генка.

– Нет, это ты, сопляк, пойдешь у меня на каторгу, – сипел в ответ Арнольд Артамонович. – Думаешь, я не понял, что тут у вас творится? Не-ет, молодой человек, я все прекрасно понял. – Сысоев, наконец, оторвал Генкины руки от своей шеи. – Значит, таким образом вы обираете приезжих? Подставляешь какому-нибудь простофиле свою сестру, потом врываешься в нумер и обличаешь заманенного в ловушку, так сказать, в домогательстве сестры? А затем, за ради того, чтобы избежать вмешательства полиции или огласки, требуешь от него «отступного»? Я правильно понял?

– Нет, не правильно, – прошипел в ответ Генка.

В руках у него невесть откуда появился «Кухенрейтер». Сысоев, увидев пистолет в руках врага, стал еще яростнее отбиваться, уже молча, громко сопя. Он перехватил Генкину руку с револьвером и стал ее выворачивать. Пистолет оказался между ними. Какое-то время шла неистовая борьба, а затем раздался выстрел. Генка жалобно вскрикнул и обмяк. Арнольд Артамонович, затихнув на мгновение, вдруг вскочил и с неизбывным ужасом посмотрел на Генку, у которого на груди растекалось алое пятно.

– Боже мой, Боже мой, – повторял он беспрерывно, не отводя взгляда от кровавого пятна. – Что же я наделал?!

Сдавленно закричала Ксения.

Она бросилась к «брату» и стала его тормошить, приговаривая:

– Гена, Геночка!..

Но Геночка не подавал никаких признаков жизни.

Осознав, наконец, весь ужас случившегося, надворный советник Сысоев схватил одежду и бросился вон из нумера. Тень каторги преследовала его до самых гостиничный дверей. А потом он умчался на нанятом извозчике в неизвестном ему самому направлении, лишь бы подальше от гостиницы; в его ушах не прекращал звучать сдавленный крик девушки…

* * *

Одна французская романистка написала книгу, роман в четыреста с лишком страниц. Там одна девица попадает в такие переплеты, что аж дух захватывает. А потом, в самом конце, на предпоследней странице, выясняется, что все это было не что иное, как сон этой девицы. И когда она пробудилась, то не могла определить, проснулась она или еще спит?

Примерно то же самое можно было сказать и про Ксению. Поначалу казалось, что все это ей снится: борьба Генки с приезжим господином, пистолет в его руках, выстрел…

Когда Ксения увидела на груди Генки красное растекающееся пятно, то она потеряла дар речи. У нее не получилось даже крика, – так, какой-то сдавленный хрип. Она не видела, как сбежал из нумера надворный советник Сысоев, не знала, сколько сейчас времени и что ей надлежит делать в сложившейся ситуации. Поймала себя на том, что тормошит Генку и плачет. Слезы из глаз лились рекой.

– Гена, Геночка, – шептали ее губы. – Что же теперь мне дела-а-ать…

– Ну, по крайней мере, перестать реветь, – раздался вдруг спокойный голос.

Ксения застыла.

«Что это? Ей померещилось, или это вылетевшая из Генки душа разговаривает с ней?»

Она всхлипнула и снова залилась плачем.

– Ты что, человеческих слов не понимаешь? – снова раздался бодрый голос Генки. – Тебе же сказано, перестать реветь, значит, надо перестать. И вообще, старших надо слушаться…

Нет, это не душа. Это говорил сам Генка.

А потом парень открыл один глаз. Тот буквально лучился смехом. Открыл второй. И схватил Ксюшу за плечи:

– Ага, испугалась!

Еще пуще заревев, Ксения обхватила Генку руками и прижалась всем телом. «Жив! Жив!» – стучало в мозгу.

А Генка лежал под раздетой Ксенией и не понимал, как надо себя вести.

Решение пришло само собой. Просто, исходя из ситуации.

Он обнял ее за плечи и поцеловал. Потом еще раз. И еще. Она отвечала на поцелуи; а когда его рука, погладив ее ягодицы под тканью панталон, стала проникать дальше, она не противилась и пропустила ее до самого сокровенного места. После чего… наступила благодать.

Слаще этого чувства Ксения никогда не испытывала. После того как естество Генки, как это ни странно, в одно мгновение разрушив девичью преграду, полностью вошло в ее вместилище, по телу разлилось такое блаженство, что после этого можно было бы и спокойно умереть. Но это было лишь начало.

Генка стал двигаться в ней, сопя и постанывая, и ей стало так несказанно сладостно, что она едва не потеряла сознание. А темп его движений учащался.