Зинаида Борисовна взгляд начальника мигом прочитала и насторожилась. Щелкунов смотрел на нее не как руководитель, а как мужчина, которому она интересна как женщина. Поверить в увиденное было трудно. А вдруг ошиблась? Ведь без малого пять лет Виталий смотрел на нее совершенно иначе и не замечал в ней молодую, привлекательную женщину. А тут вдруг бац! – он смотрел на нее совершенно другими глазами. Случилось то, чего Зинаида так долго ждала. Но она вдруг растерялась и даже не понимала, что делать дальше: радоваться, что наконец-то сбылось то, о чем так долго мечталось, или задаться вопросом, чем для них обоих могут грозить близкие отношения?
Можно было, конечно, начать известную игру, что издавна происходит между противоположными полами: держать дистанцию, но и не отталкивать. Такая стратегия часто бывает затяжной и неизвестно еще, к чему приведет… Зинаида не захотела ни тянуть время, ни кокетничать – пусть инициатива исходит от него.
– Давайте я вас провожу, время позднее, – предложил Щелкунов, когда она закончила свой доклад.
Зинаида согласилась. На городских улицах царил осенний карнавал. Кроны деревьев принарядились в желтые и багряные наряды. Подкрашенные «румянами», в вышине проплывали косматые облака. Большую часть пути до ее дома прошли молчком. Тишина не тяготила, наоборот, в ней скрывалось какое-то волнующее таинство, в процессе которого происходил обмен не словами, а мыслями, что не менее значимо.
Прошли через площадь Свободы, повернули на небольшую улочку Малая Красная.
– Вот это мой дом, – сказала Зинаида, указывая на приземистый домик еще дореволюционной постройки. А потом, набравшись храбрости, предложила: – Я могу угостить вас чаем.
Отказываться майор Щелкунов не стал.
А ранним утром они проснулись в одной постели. И это было удивительное чувство! Можно было смотреть на спящее лицо любимого мужчины, коснуться его ладонью и ощутить тепло его сильного тела.
С этого самого времени у них завязались отношения, скрывать которые от сослуживцев становилось все труднее. Одно Виталию Викторовичу было не совсем ясно: сделать признание, после которого невозможно будет повернуть назад, или все-таки следует переосмыслить случившееся? С Зинаидой было как-то все иначе, нежели с Полиной. Это радовало и одновременно заставляло задуматься: а как дальше будут разворачиваться их отношения?
Утром следующего дня Зинаида Борисовна отправилась к вдове Инге Поляковой. Проходя мимо Красной арки, она вдруг остановилась и с чувством глубокой тоски притронулась ладонью к каменной шероховатой поверхности ворот.
Арка была построена к 100-летнему юбилею Казанского порохового завода. Именно поэтому на фронтоне имелась надпись «1788 СТО ЛѢТЪ 1888», а также сохранились вензеля Екатерины II, при правлении которой был основан завод, и Александра III, при котором она была возведена. На всех административных зданиях, включая государственный университет, гербы Российской империи и вензеля царских особ были сбиты прикладами и топорами еще тридцать лет назад революционно настроенными гражданами, а вот к этим символам царской власти рабочий класс прикоснуться не посмел. Да и другим не разрешил.
Высокая, с тремя арками, юбилейная арка была выполнена в форме триумфальных ворот: центральная – широкая, с чугунными воротами, две другие поставлены по обе стороны, уравновешивая композицию. Арка была раскрашена в красно-белых тонах, отчего ее прозвали Красными воротами.
Всякий раз, когда Зинаида проходила мимо ворот, она невольно вспоминала свою первую влюбленность – высокого темноволосого паренька с раскосыми глазами, с которым она училась в одной школе. Именно у Красных ворот он назначал ей свидание, каждое из которых Зинаида ждала с трудно скрываемым волнением. Как же давно это было… Будто бы и не с ней вовсе. Именно у этих ворот в июне сорок второго года Зина провожала парня на Волховский фронт, откуда он так и не вернулся.
Она вспоминала свою несостоявшуюся любовь, но многое и не вспомнить. Уже подзабылась дрожь, что она испытывала, когда паренек как бы ненароком касался ее ладони. Не без труда припоминала его лицо, забылся его голос. За последние годы в ее жизни случилось немало событий, в сравнении с которыми юношеские волнительные встречи выглядели малозначительными. А вот Красные ворота оставались безучастными ко всем тем встряскам, что прошли перед ними за последние полтора столетия, и каждого подошедшего красные кирпичи встречали с холодным равнодушием.
Ровно в девять часов утра Зинаида постучалась в дверь вдовы. Инга Владимировна открыла сразу, словно ждала гостей.
– Здравствуйте, сегодня мы должны с вами подъехать в морг для опознания тела вашего мужа.
Реакция вдовы была примерно такой же, как и накануне, когда Зинаида сообщила ей о смерти мужа: ее глаза сделались круглыми, как два больших пятака.
– Да что вы такое говорите! А куда мне, в таком случае, девать ребенка? За ним ведь присмотр нужен, не везти же мне его с собой в морг? – растерянно посмотрела она на Зинаиду Борисовну.
– А он что у вас, в детский сад разве не ходит? – удивленно поинтересовалась лейтенант.
– Ходит, – последовал ответ.
– Ну так в чем же дело? Вот давайте вместе и отведем его.
– Хорошо, я сейчас его переодену, – продолжая буравить Зинаиду Борисовну выпученными глазами, ответила вдова.
– Это как вам будет угодно. Вы пока одевайте сынишку, на улице все-таки прохладно, а я вас здесь подожду, – отступила к порогу Кац.
Переодевание не заняло много времени. Мальчик послушно делал все, что от него требовалось: то подставлял ручку, то вытягивал ножку, не капризничал, когда его шею обматывали теплым, но колючим шарфом. Для своего возраста он был довольно терпелив. После того как отвели ребенка в сад – мальчик оказался молчаливым и за всю дорогу не проронил ни слова, – поехали в морг.
Тело Константина Григорьевича лежало в отдельном сыроватом помещении морга – небольшой комнатке, в которой могло вместиться от силы человек пять или шесть – и дожидалось опознания. Здесь уже их ждали майор Щелкунов и мрачный патологоанатом (худощавый мужчина лет сорока), стоявший в сторонке. Когда Зинаида и вдова Полякова подошли к трупу, Виталий Викторович внимательно наблюдал за Ингой Владимировной. Патологоанатом аккуратно убрал с лица покойника простыню, и майор с удивлением отметил, что Инга Владимировна посмотрела на лицо покойного с откровенной неприязнью, что так не похоже на эмоции вдовы.
«А ведь эта Инга совсем не любила своего мужа», – отметил он для себя и невольно перевел взгляд на Зинаиду. Лейтенант Кац в ответ лишь слегка кивнула. Оба подумали об одном и том же.
– Инга Владимировна, вы подтверждаете, что это ваш муж? – суховатым тоном спросила Зинаида.
– Да, подтверждаю, – глухо ответила Инга Владимировна и быстро отвернулась. – Это мой муж.
На опознание ей предъявили также одежду покойного Полякова, лежавшую здесь же небольшой аккуратной стопкой, которую вдова так же без колебаний признала:
– Да, это одежда Кости.
После предъявления гардероба Зинаида Борисовна попросила Полякову проехать в управление для снятия допроса под протокол. Это предложение было формальным, но необходимым: даже если бы вдруг она стала отпираться, то ей все равно пришлось бы последовать в управление для дачи показаний. Таков порядок.
В допросной комнате лейтенант Кац заняла место за небольшим столом; Инге Поляковой предложила присесть напротив нее. Зашедший в допросную майор примостился в уголке комнаты и принялся внимательно слушать…
– Назовите свое имя и ответьте, сколько вам полных лет, – попросила, макнув ручку в чернильницу, Кац.
– Меня зовут Инга Владимировна Полякова, в девичестве моя фамилия – Фоменко, мне двадцать восемь лет.
– Чем вы занимаетесь? – последовал второй вопрос.
– В настоящее время я ухаживаю за ребенком. Домохозяйка…
Задавая простые вопросы, Зинаида Борисовна невольно рассматривала сидящую перед собой молодую, не лишенную очарования женщину. Одевалась она броско, со вкусом: на ней было бирюзовое демисезонное пальто из тонкой шерсти, с крупными бледно-розовыми перламутровыми пуговицами; на ногах модные демисезонные черные туфли на плоской подошве с закругленным мыском. Небольшие овальные ушки украшали золотые серьги с блестящими красными камешками; на ухоженных пальцах два золотых перстенька; на шее колье – золотая цепочка с небольшим сердечком посередине. Если все эти украшения сложить, то получится весьма внушительная сумма. Откуда у обычной домохозяйки столь изысканные украшения и откуда деньги на них? Учитывая, что ее муж работал учителем-педагогом в техникуме (даже не в институте!), пусть и на должности заместителя директора, он вряд ли был способен столь фасонисто одевать свою супругу и покупать дорогие подарки. Может, в свободное от основной работы время он «подрабатывал» спекулянтом где-нибудь на рынке? Тоже как-то не очень вяжется… В таком случае, откуда он находил время для своей коммерции, будучи целыми днями занятым в техникуме?
Решив поинтересоваться этим вопросом позже, Зинаида Борисовна продолжила допрос:
– А кроме преподавательской деятельности ваш покойный муж занимался еще чем-нибудь?
– Не знаю… Я никогда не вникала в его дела, – пожав плечами, бесцветным голосом ответила Полякова.
– Понятно. А какие обязанности у вашего мужа были в техникуме как у заместителя директора?
– Тоже не могу сказать. Наверное, как-то связано с хозяйством.
– Ну а можете назвать хотя бы предмет, который он преподавал? Наверняка он вам что-то рассказывал о своей работе, – продолжала допытываться у вдовы Зинаида, но, как оказалось, безрезультатно.
– Я мало интересовалась этим… То ли детали машин, то ли историю, – равнодушно промолвила Полякова, назвав два предмета, находящиеся в совершенно разных областях знаний.
– А вы можете сказать, как ваш муж оказался в лесопарковой зоне недалеко от городской клинической больницы?
– Для меня это тоже большая загадка, – снова пожала она плечами. – Он должен был быть или дома, или на работе.
– Как же это вы не интересовались делами своего мужа, как будто бы он вам совершенно посторонний человек? – не сдержавшись, с упреком в голосе спросила Зинаида.
– Такие вещи в нашей семье были не приняты. И потом, у меня всегда находились собственные дела… Хотя бы даже присмотр за ребенком. Зачем же в таком случае мне что-то выспрашивать у него, – холодно ответила вдова. – Он знал, что ему следовало делать. Если у вас ко мне больше нет вопросов, я хотела бы уйти. Мне нужно забрать сына из детского сада.
– Да, конечно. – Подписав пропуск, Кац протянула его Поляковой. – Можете идти, мы вас больше не задерживаем.
Взяв разрешение на выход, женщина быстро вышла из кабинета.
– Ну и какое у тебя впечатление об этой… дамочке? – спросил Щелкунов.
– Дела мужа и он сам ее совершенно не интересовали, – ответила Зинаида. – У меня сложилось впечатление, что ее вообще мало что в жизни интересует. Разумеется, кроме нее самой! Похоже, что этому интересу она посвящает все свое время…
Виталий Викторович одобрительно кивнул:
– У меня сложилось примерно такое же впечатление.
На следующий день капитан Рожнов посетил химико-технологический техникум, где заместителем директора работал Константин Поляков. Первый, с кем он встретился, был директор техникума Савелий Павлович – импозантный мужчина лет сорока с небольшой бородкой. На правом лацкане хорошо отглаженного темно-синего пиджака в белую полоску закреплен орден Красной Звезды; немного повыше него размещался галун золотистого цвета за тяжелое ранение; на левой стороне красовался значок «Ворошиловский стрелок II степени» (заветная мечта целого поколения довоенных стрелков; для такого норматива следовало выполнить норму по стрельбе из боевой винтовки). Нечасто можно было увидеть такой значок на костюме в послевоенное время – видно, своими достижениями Савелий Павлович гордился.
Разговор проходил в директорском кабинете. Савелий Павлович расположился за большим деревянным столом, на котором лежало керамическое пресс-папье с замысловатым узором на ручке и книга товарища Сталина «Краткая биография». Капитан Рожнов сел напротив.
– Смерть Константина Григорьевича для нас всех тяжелейший удар… Я, как директор, даже не знаю, кем его можно заменить, – развел руками Савелий Павлович. – Трудно отыскать такого человека, как он. Дисциплинированный, честный, с окружающими корректный и обязательно на «вы». И тут такое… Невозможно поверить! Это у какого же злодея поднялась на него рука?! И студенты его очень любили, и весь преподавательский коллектив к нему с большим уважением относился. Поверьте, вы не найдете ни одного человека, которого бы он хоть как-то обидел или оскорбил недобрым словом.
– Может, Поляков имел какие-то дурные пристрастия?
– Не пойму, о чем вы спрашиваете? – насторожился директор.
– Например, может, играл в карты, – высказал первое, что пришло в голову, Рожнов.
– Да вы что! – отмахнулся Савелий Павлович. – Он был идеальный человек! Нам бы всем так… Не пил, не курил! Как говорится, все, что заработано, все в дом!
– Может, у него были женщины на стороне?
– И женщин у него никаких не было, кроме своей жены, разумеется… Хотя мужик-то он очень видный… был. Коллектив у нас в основном женский. Девчонки все молодые и красивые, а мужиков всех война повыбивала. Им ведь много-то не надо, хотя бы иногда к мужскому плечу прислониться, так он даже этого не допускал, железный парень был! Почему это я все говорю… – посмотрел на Рожнова директор. – Ведь о покойниках как у нас бывает: или хорошо говорить, или вовсе ничего! А тут такой случай, что только хорошее и можно сказать.
– Кто еще может рассказать о Полякове, скажем, о его личной жизни? Кого бы вы мне посоветовали? У него были друзья в техникуме? – спросил капитан.
– С физруком можете поговорить, с Марком Петровичем, он с ним в очень хороших отношениях был. С ним можете пообщаться, – чуть подумав, сказал директор.
У физрука были занятия, но, узнав, кто его беспокоит, он распустил учащихся и предложил капитану:
– Пройдемте в мою каморку, там нас никто не побеспокоит, вот там и поговорим.
Прошли в небольшое помещение с крошечным окошком. С левой стороны стоял небольшой стол и три стула. Над столом закреплена полка, на которой стояли кубки и висели вымпелы, наверняка заработанные учащимися техникума. Левую сторону стены подпирали три черных мата, а в противоположном углу лежали два мяча: один – баскетбольный, другой – футбольный. Увидев оценивающий взгляд капитана, Марк Петрович протянул:
– Вот так и живем. Ничего, не в обиде! Располагайтесь, – показал он на свободный стул.
– Вы ведь были другом Полякова, – начал разговор Рожнов.
– Не скажу, что мы были друзья неразлейвода… Все-таки люди взрослые, у каждого своя семья, но вот хорошими приятелями точно были! Жалко его, что тут сказать… Славный он мужик был, да и преподаватель хороший.
– У него бывали какие-то конфликты на работе?
– Абсолютно никаких, насколько мне известно. Во всяком случае, я об этом ничего не знаю. Он вообще неконфликтный был человек, со всеми ровный и доброжелательный. А его как злодея какого-то… У кого только рука поднялась! В руководство тоже никогда не рвался, как некоторые…
– Но он же все-таки был заместителем директора. Руководитель должен распоряжаться, командовать, а это уже подразумевает какие-то трения, кому-то его поведение могло не понравиться.
– На руководящие должности он не рвался, это точно! Его просто назначили, вот ему и пришлось тянуть эту нелегкую лямку. Костя старался делать так, чтобы людей не обидеть, со всеми очень уважительно себя вел. Редко такое встретишь в большом коллективе. А как преподаватель… Ни на кого свою педагогическую работу не спихивал. А то как у нас происходит, – с ноткой возмущения произнес Марк Петрович, – займет кто-то административную должность и тотчас оказывается в привилегированном положении по сравнению с другими, у него сразу появляется куча всяких причин, чтобы свои лекции и прочие преподавательские дела на кого-то спихнуть. Что тут еще добавить… Честный он был, очень добропорядочный и в быту ничего такого себе не позволял…
– Может, все-таки женщина у него какая-то была? Ничем таким он с вами не делился? – продолжал допытываться Рожнов.
– Вот что я вам скажу, дорогой вы мой товарищ, – доверительно взглянул на старшего оперуполномоченного физрук. – У нашего директора недавно юбилей был. Полтинник ему стукнул… Все наши были приглашены… Так Костя после долгих уговоров единственную рюмку принял, посидел немного для приличия – и домой. «К жене, – говорит, – и к ребенку надо»…
Когда опрос в школе был проведен, капитан Рожнов решил поговорить с соседями покойного Полякова. Одна из соседок (себя она назвала тетя Маша), проживавшая в их подъезде, оказалась из породы женщин, знающих про своих соседей даже то, чего они сами про себя не ведают. Понизив голос, она поделилась:
– Поляков – мужик что надо. Всем бы такими быть… По бабам не шастает и на сторону не заглядывается. Не только что пьяным, даже слегка выпившим я его никогда не видела. Вот оно как!
– А жена его? Что она за женщина? – осторожно поинтересовался капитан, внимательно следя за реакцией тети Маши.
– А Инга его – бабешка совершенно иного склада, это я вам точно говорю, – презрительно скривила губы соседка и выразительно посмотрела куда-то в сторону, будто там находилась неприятная ей Инга.
– И какого же?
– Да потаскуха она самая настоящая! – безапелляционно заявила соседка и посмотрела прямо в глаза оперативнику. – Самая что ни на есть шалава. Вот почему так бывает, что хорошим мужикам курвы такие достаются? Куда только его глаза-то глядели? Сколько баб хороших без мужиков маются!
– И что, действительно имеются причины так говорить? – слегка опешил от недвусмысленного ответа Валентин.
– А то как же! – Губы у тети Маши снова скривились в пренебрежительной ухмылке. – Видели мы ее не однажды с разными мужиками. Та еще… рабыня любви!
– Вот как… – в задумчивости произнес Рожнов.
– Да, вот так, – кивнула соседка. – Вот недели две назад я ее видела с одним мужиком… С виду приличный такой, и лицо холеное, чистое, без морщин каких-то там пьяных. Она с ним под руку шла и все улыбалась, курва эдакая! А когда они прощаться стали, так прямо в губы поцеловались, не стесняясь никого… Так что все с ними было ясненько. Полюбовники они! А вот где-то с неделю назад с другим хахалем я ее углядела. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – прощелыга он самый что ни на есть первейший! Одет с иголочки, дорого. Пальто с меховым воротником, явно на заказ пошитое, пыжиковая шапка, ботиночки кожаные… Лицо ухоженное такое, с тонкими усиками. Прямо щеголь настоящий! Уж точно не на заводе у станка человек вкалывает… В обнимку она с ним шла и явно была выпивши. А коли женщина выпивши, то, известное дело, с ней можно делать все что хошь, ни в чем отказу не будет.
– Ясно, – протянул Рожнов, выслушав тетю Машу, и поспешил на доклад к майору Щелкунову.
Из рассказанного следовало, что вновь испеченная вдова Инга Владимировна Полякова совсем не та женщина, каковой желает казаться. Слухи не вырастают на пустом месте, для них должна быть какая-то питательная среда. В биографии вдовы, надо полагать, не так все однозначно, как представлялось поначалу. Народ зря болтать не станет…
О проекте
О подписке
Другие проекты