– Ты – полный идиот, Спайк, – также зло сказал я, – но, не горячись. Спокойнее, уже поздно горячиться, раньше надо было думать. Ты уверен, что это Мила его нашла? Может быть, Костян?

Костян не мог его найти, это я зря спросил. Он появлялся в доме родителей крайне редко, когда были нужны деньги, и только. Всё остальное время он жил где попало и писал свою кандидатскую по социологии, тоже где попало, на коленке.

– Костян с друзьями в Приэльбрусье, Шамрай, на лыжах. Если кто и нашел, то только она. А я гляжу, что-то она уже второй день как-то неохотно со мной общается. Через губу разговаривает: «иди ешь», «ложись спать», «иди с собакой»…

– Ну это ещё не факт. Возможно, есть какие-нибудь другие причины. Я думаю, если бы она его нашла, ты бы уже здесь со мной не пил коньяк. Ладно, Спайк, давай пойдем с конца. Будем исходить из того, что дневник действительно у Милы. И она его с увлечением читает, пока ты на работе. И чем это тебе грозит?

Спайк откинулся на спинку стула и прикрыл глаза ладонью. Видимо ему представилась ужасная картина.

– Слушай, Шамрай, – после паузы тихо сказал он, – есть вариант. Давай скажем ей, что это твой дневник… Ну, я имею ввиду, вроде как твой. И ты… вроде как попросил меня спрятать его, ну, вроде бы, чтобы твоя жена не нашла.

Вот здорово! Спайк великолепен, и он даже не представляет насколько!

– Нет, Спайк, не пойдет, – как можно мягче говорю я. – А если она позвонит моей жене, скажем, из вредности, и расскажет о своей находке? Так это ещё не всё, Спайк. Как мне с ней общаться, даже по телефону, после таких отмазов, ты об этом подумал? И, кроме того, даю сто пудов, что там, в этих твоих записях, где-нибудь мелькает твоё имя, или фамилия, или что-нибудь такое, что прямо указывает на то, что это твои записи…

– Ничего такого там не мелькает, – уверенно заявил Спайк, – я всё писал от первого лица, а девчонкам присваивал клички, ну там, Котёнок, или Мадам Шанель номер пять, номер шесть и так далее.

– Всё равно, я не согласен. Ты хочешь прикрыть свою задницу, за которую тебя скоро будут брать, а мне что потом делать?

Спайк согласно и как-то обреченно кивнул. Он не сможет всё это представить в виде невинной шутки, мол «извини, Милочка, тут Шамрай дал на сохранение тетрадку, а я и не знал, что там написано, бросил на верхнюю полку…» и… глаза Милы округляются (ещё бы, после всего, что там написано), она кричит, чтобы моего духа больше не было, и всё такое.

Мы помолчали. Потом Спайк выдвинул новую инициативу.

– Шамрай, а давай скажем, что это записи одного твоего приятеля. Типа, он пробует себя в эротической литературе, и дал нам почитать, так сказать, на пробу, ну, оценить его творчество, что ли. Типа, ты уже прочитал и дал мне. Скажем, что он (ну, этот твой мифический друг) собирается отправить эти рассказы в новое эротическое интернет-издание… типа, конкурс проводится…

Я задумался.

– В принципе, может прокатить. – Я отхлебнул кофе. – Но, может и не прокатить. Она может сказать, вот пусть Шамраев сам и читает эти гадости, а у меня в доме чтобы этого говна больше не было. И опять же я выступаю в качестве отрицательного героя, который водит дружбу со всякими там… извращенцами. Она же ведь так и скажет! Нет, Спайк, в принципе, эта идея неплохая. Но давай ты скажешь, что это – твой, а не мой друг, дал тебе почитать эти записи. А ты, дескать, чтобы не портить ей настроение, спрятал его за книгами.

Теперь задумался Спайк. Мне показалось, что он всё же пытался воспроизвести в памяти, не фигурирует ли в самом деле, помимо женских ласково-уменьшительных прозвищ его имя, и нет ли каких-нибудь других зацепок, указывающих на то, что это никакие не литературно-эротические эксперименты неизвестного друга, а его, Спайка, личное жизнеописание.

– Какой примерно объем этих твоих записей? – поинтересовался я.

– Две трети столистового ежедневника, или немного больше. Где-то в пределах полутора-двух лет, в общей сложности.

Спайк опять сник. Потому что существовала ещё одна загвоздка, и достаточно, серьезная. Почерк. Она определит по почерку, если усомнится в существовании друга-литератора, что вполне реально.

Я сказал об этом Пайкину, но он лишь махнул рукой. Он уже лет десять, как всё набирает на клавиатуре компьютера, и даже письма. За исключением, конечно, этого дневника. Я выражаю мнение, что, наверное, и дневник ему тоже следовало вести в компьютере, только поглубже запрятать этот файл. Хрен, кто найдет, кроме него самого.

Между тем, мы сидим в парке уже полтора часа, а толком ещё ничего не придумали. У Спайка заиграл мобильник, он взглянул на дисплей и поперхнулся.

– Она, – коротко сообщил Спайк. И далее в телефон, – Да, моя любушка. Нет-нет, всё в порядке, проблем немного. Что-то с давлением, понимаешь, скачет, как ло… А? Что? Какая тетрадка? Ах, это… Нет, не моя. Я сейчас приеду, я всё тебе объясню, мы как раз тут с Шамраевым обсуждаем этот вопрос. Да, да. Пошловато, конечно, и не говори! Да, выезжаю, пока!

Он отключил мобильник и глубоко, с облегчением вздохнул. Потом резко вскочил, как мальчишка вскинул в победном жесте кулак вверх.

– Е-е-е!!! – чуть громче, чем надо, выкрикнул он, и на нас оглянулась бабушка, покачивающая коляску на лавочке неподалёку. Потом сел и быстро заговорил.

– Она нашла, но по-моему, не догнала, что к чему. Говорила ласково. Значит так, Шамрай, как и договорились – это рабочие записи моего… ну, нашего общего знакомого, скажем, Лёвки Барсука. Он просто дал нам их почитать, и всё в этом духе.

Спайк быстро разлил остатки коньяка, и мы чокнулись за успех. Потом вышли из парка, Спайк поймал такси и умчался домой, рассказывать Людмиле о дневнике в сто страниц с похабными историями.

Я поехал общественным транспортом. Завтра придется врать шефу и сотрудникам, как я героически воевал с соседями сверху, которые установили новую стиральную машину на пьяную голову с нарушением мер безопасности. Дескать, вырвало трубу…

Ну Пайкин, ну и жук! Сколько его знаю, ни за что бы не догадался о таких его увлечениях, с дальнейшим их описанием. Откуда только силы берутся на исходе пятого десятка! Интересно, сколько там в этом дневнике историй? И место для тайника, тоже выбрал! На полке, за вторым рядом книг… Это все равно, что положить его на журнальный столик. Потому что не только Людмила – женщина хозяйственная и домовитая, но и любая женщина у себя в квартире найдёт то, что мужчина безнадежно потерял, не то, что специально спрятал, это же аксиома. М-да…

Валентина (моя жена) трудилась на даче у тёщи, помогала собирать урожай, наводить порядок, в общем, по хозяйству. Я занялся приготовлением ужина, а чтобы разогнать грусть, поставил сборный диск Битлов, они умеют это делать.

Зазвонил телефон.

– Здравствуйте, Геннадий Петрович, – в трубке холодный женский голос, до боли знакомый. – Это вас Пайкина Людмила Михайловна беспокоит.

Я напрягся. Во-первых, что за официоз? Мы, конечно, при редких встречах называем друг друга на «вы», но давно уже по именам: Милочка, Геня, Валюшка и так далее. Во вторых…

– Здравствуйте, милая Мила, а почему…

– Хватит паясничать, – тяжело оборвала меня Людмила, – значит так. Я не хочу с вами обсуждать все эти грязные подробности: трусы на спинках кресел, лифчики на люстрах и даже стыдно говорить что ещё! Завтра Серёжа отдаст вам эту мерзость, которой вы там занимаетесь и будьте здоровы. Я вас больше не знаю.

– Стоп, Людмила м…м Михайловна, одну минуточку, – встрепенулся было я, – вы всё не так поняли…

Я хотел ещё что-то сказать, и одновременно понимал, что уже не надо ничего объяснять. Потому что, скорее всего, Спайк для своих оправданий выбрал версию, согласно которой, это МОЙ, а не ЕГО товарищ разрабатывает эротико-приключенческую тематику для соответствующих изданий.

В трубке послышались короткие гудки, а Пол Маккартни запел «Hey Jude». Я устало опустился в кресло. Палево… Теперь уже мне самому надо сочинять легенду для своей жены на тот случай, если Людмила всё же что-нибудь эдакое, «по-свойски» расскажет ей при встрече, между делом. Но и Спайк тоже ещё тот друг! Он, судя по всему, добился своей цели, ловко увернулся в опасный для себя момент. Сам выбрался, а меня подставил, прекрасно понимая, что мне уже не отвертеться.

Потом мне пришло в голову, что Спайк вполне мог спланировать всю эту операцию заранее, так сказать изначально, как только обнаружил отсутствие дневника в «тайнике». Встреча со мной ему была нужна для того, чтобы я «был в курсе событий», когда последует реакция вроде подобного звонка от Людмилы Михайловны. Впрочем, это наверное чушь, не мог так поступить Спайк, мы же, в конце концов, друзья.

Я поплёлся на кухню, очень недовольный собой. Зазвонил мой мобильник, скорее всего это Серега. Ему, видимо, удалось выскользнуть из квартиры, (например, выбросить мусор) и заодно сказать мне что-нибудь утешительное. Мол, так уж вышло, Шамрай, ты уж извини, брат, но не волнуйся, я всё держу под контролем.

Так и есть. Спайк бормочет впопыхах извинения и заверяет, что потом, когда пройдет определенное время, всё будет нормально. Затем, он на всякий случай, «чтобы я был в курсе» меня предупреждает… он, для того, чтобы не запутаться в своих показаниях сказал, что… эти дневники, то есть, конечно, литературные пробы… мои. Мои? ЭТО МОИ ДНЕВНИКИ?! Да, да твои, Шамрай. Но не дневники, а черновики сочинений, почувствуй разницу. Думаешь, она бы поверила в какого-то Лёвку Барсука? Сам понимаешь, Людмилу на мякине не проведёшь! Нет, она, конечно, не будет звонить Валентине, потому что она – «свой в доску парень», не переживай брат. Она уже успокоилась, вот позвонила тебе и успокоилась. Спасибо, брат.

Пожалуйста, брат.

Только в следующий раз, когда она неожиданно найдет у тебя какие-нибудь фотографии, типа приложения к дневнику, обязательно скажи ей, что это ловкий фотомонтаж, в исполнении твоего друга Шамрая.

Так, для смеха.