***

Один неординарный ценитель Прекрасного побывал на творческом вечере одного поэта – члена литературного объединения «Муза, вернись!». Творческий вечер ему не понравился: слишком скучно, приторно сладко, и, в общем, посредственно. Примерно в таких тонах он и высказался. И ладно бы потом… А то, вышел к «свободному микрофону» и давай «резать правду-матку».

Слушай, друг, помолчи… Оставь в покое членов литобъединений! Пускай себе пишут что хотят, как хотят и для кого хотят… Пускай себе проводят свои вечера…

Пускай делают вообще, ВСЁ ЧТО ХОТЯТ! Творцы Изящного…

Литературное собрание

Не очень-то удачный день сегодня выдался. Во-первых, в нём не было Вас, во-вторых… впрочем, всё по порядку.

Бывают такие дни, и в последнее время всё чаще. А может быть, просто с возрастом всё воспринимается острее и переживается тяжелее.

С утра поехал в отделение сбербанка на другой конец Москвы, а оно оказалось закрытым. Зачем же на другой конец, рядом, что ли нет отделения сбербанка? Законный вопрос. Отвечаю: понадобилось именно то отделение, потому что только в нём можно заменить просроченную «зарплатную» карточку, по которой получаю деньги на работе, на новую. Ладно, ладно. А что, заранее позвонить, узнать расписание работы сбербанка по субботам была не судьба? Ещё один разумный вопрос. А вот и правильный ответ. Вчера звонил, не единожды. Сначала на «горячую линию» сбербанка, и на том конце ответила девушка, которая, как выяснилось, точно ничего не знает, и в первую очередь, расписания работы отделений сбербанка по субботам. Зато она мне дала телефон, по которому я мог получить нужную информацию, но который так и не ответил. В итоге, сегодня я просто прокатился туда и обратно. Хорошо, хоть с собой был роман Нормана Мейлера «Крутые парни не танцуют», и я немного почитал в дороге дальней.

Дневное время пролетело почти незаметно. Посмотрел в Интернете пару старых мультфильмов и один новый, по мотивам «Старик и море» Хемингуэя. Позвонила жена с дачи, и, видимо, не задумываясь, что делает, передала трубку тёще, с которой я не общаюсь четыре года. И не собираюсь общаться, ещё как минимум, четыре. Поэтому разговор закончился, не начавшись, я просто отключил телефон, и не включил, когда он зазвонил снова. Обойдемся коротким общением на телепатическом уровне. Наверное, тёща хотела сказать что-нибудь такое, чтобы прервать столь долгое обоюдное молчание, но я поступил так как поступил, чем, наверное, обидел и жену и, особенно, тёщу. Я и сам неважно себя почувствовал, а что делать? Что делать, если чашка разбилась не просто на кусочки, а на такие мелкие, что склеивать не имеет смысла?

И вот теперь сижу в Малом зале ЦДЛ на творческом вечере поэта с псевдонимом Андре Олень-Первоски. Он сейчас декламирует свои стихотворения, довольно неплохие, но, на мой взгляд, слишком громко, слишком надрывно, и настолько трагично, что, кажется, вот-вот упадет под сцену от горя. Группа поддержки (помимо родственников и друзей) – самодеятельные исполнители – чтецы и музыканты, с гитарами и роялями. Все члены каких-то творческих объединений и организаций, все заслуженные и известные в своих кругах. После авторского чтения, за клавиши присела мадам, насколько я понял, подруга Андре, она исполнила одну известную вещь из репертуара Аллы Пугачёвой, бессовестно (но не со зла) переврав мотив. Потом парнишка – студент института легкой промышленности, спел под гитару «Ласковую песнь» (собственного сочинения), очень напоминающую идеи и интонации некоторых произведений Юрия Лозы. Лица присутствующих одухотворены, они поддерживают Оленя-Перовски и его команду аплодисментами и редкими вскриками восторга. В общем-то, всё здесь в наличии: антураж, публика, творческий заряд и прочее в этом порядке, кроме, пожалуй, профессионального мастерства. Тянет, максимум, на художественную самодеятельность профтехучилища. Зря, наверное, я сюда пришел. Но так и должно было быть в такой день, ничего не поделаешь – иногда выигрываешь, иногда проигрываешь, и это, как говорят, часть игры.

Вот кто-то крикнул «браво». По-моему, это уже слишком, ни фига там не «браво». Я незаметно набираю на телефоне функцию «памятка», и ставлю таймер на 18.07. Сейчас 17.57, это значит, что через десять минут раздастся сигнал моего телефона. Я сделаю «озабоченное» лицо, с тревогой скажу в трубку «алло», и тихонечко (но так, чтобы всем было понятно, что звонок очень срочный) выйду из зала, потом из ЦДЛ. Потом выпью кофе у «Баррикадной», выкурю сигарету и занырну в метро.

Дочитаю Мейлера.

***

Длительные наблюдения и анализ свидетельствуют о том, что дураков вокруг осталось крайне мало.

А среди женщин – и того меньше.

Вечер в сбербанке

Сегодня вновь день озарился Вашей очаровательной улыбкой, милая моему сердцу, Евгения Николаевна.

Декабрьское солнце иногда проглядывало сквозь серое покрывало близкого неба Но что это по сравнению с неожиданной встречей с Вами в коридоре у дверей конференц-зала? Хотя, сравнить, в общем, можно, потому что я почувствовал нечто большее, чем удовольствие от созерцания проблеска света в тёмной и достаточно надоевшей пасмурности.

Мы многозначительно улыбнулись друг другу, и надеюсь, обещающе помолчали. За эту встречу я прощаю этот, в общем, пустой, если не считать одного дела, сделанного весьма своевременно, день. Маленький подарок-компенсация в конце. Чтобы случайная встреча не оборвалась так же случайно и быстро, мне хочется немного Вас задержать и что-нибудь рассказать, ну хотя бы припомнить забавный случай, произошедший вчера вечером в сбербанке России, с моим участием…

Я пришел, чтобы получить пенсию, и зал уже был заполнен пенсионерами, и множеством других получателей, вкладчиков и плательщиков. Я получил талон и стал дожидаться своей очереди. Механический (женский) голос вызывал к окошкам то одного, то другого очередника, в зависимости от вида финансовой операции – подходи, получай/плати. Дело обещало затянуться надолго, помимо большой и нервничающей очереди, наличествовали какие-то сбои компьютера и ещё что-то, мешающее клиентам нашего отделения.

И вдруг прозвучал тоненький, нежный, почти как звон серебряного колокольчика голосок барышни, за тем единственным окошком, к которому механическая женщина почему-то не приглашала. Девушка сообщила, что те, кто желает получить пенсию, «могут подходить сюда».

Народ не понял. Народ мял талоны в руках, и хотел быть вызван по своей очереди. Народ оказался не готов к неожиданному повороту событий, то есть к явной «халяве» в виде возможности воспользоваться услугами сбербанка без очереди.

Я сразу смекнул, в чем дело, но как опытный пенсионер, решил выдержать паузу. Мне хорошо известно, что у нас могут сделать с человеком, который лезет без очереди. Ещё с тех памятных времен, о которых продолжают грезить наяву большевики, то бишь, опять же, пенсионеры более старшего, чем я поколения. Но поскольку никто не проявил сноровки, свойственной коммунистам, я решил воспользоваться этим шансом. Вы, любимая, не можете себе представить, чего мне стоило пойти наперекор своим же принципам, и заставить себя пролезть в случайно образовавшуюся брешь в глухой, на первый взгляд, Стене Наших Очередников. Но… у меня получилось!

Девушка – обладательница серебристого голоска приветливо улыбнулась (конечно, не так как Вы сейчас, но всё же), и немедленно занялась моим пенсионным обеспечением. Я тоже улыбался, поскольку был рад, что всё так хорошо устроилось, и мне удалось сэкономить немного времени. Как Вы понимаете, для того, чтобы в спокойной обстановке потом, подольше думать о Вас. И всё было хорошо…

До тех пор, пока к «нашему» с девушкой окошку не подвалил авангард большевиков-очередников в лице убеленного сединами, и на вид интеллигентного, дядечки. Лет на десять, наверное, старше меня пенсионер, был целеустремлен и довольно решителен, что несколько не вязалось с его внешним обликом.

– Простите, – сказал он, и по идее должен был снять очки, чтобы протереть их специальной тряпочкой, люди подобного типа всегда так делают, когда им что-то непонятно, – я что-то не понял. Я взял талон, а здесь выдают без талона?

– Совершенно верно, – ответила моя девушка, – здесь без талонов.

Интеллигент выдержал паузу (как и я перед своим рывком), затем, видимо, поднабравшись дополнительной решимости, продолжил.

– Простите, это, насколько я понял, означает, что я – дурак? Так, что ли?

«Выходит, что так», – подумал я, а кассир, не отрываясь от экрана, где отслеживала мои деньги, спокойно и твердо сказала:

– Мужчина, наверное, не то что я вас не понимаю, но вы и сами не понимаете, что говорите.

И продолжила работу. Снова возникла пауза. Мужчина набычился.

– Да это же просто ужас, что творится в стране! – повысил голос он, – везде обкрадывают! Везде обманывают! Просто на каждом шагу! Позовите заведующую, немедленно!

Кассир перевела взгляд с экрана на гражданина и сладко улыбнулась.

– А у нас её нет. Если хотите, обратитесь вон, к Генриетте Михайловне, – она кивнула на мадам в соседнем окне.

Генриетта Михайловна как раз смотрела в нашу сторону, и с молчаливым неодобрением участвовала в эпизоде. Затем, ледяным, надменным тоном произнесла:

– У нас есть кто и постарше.

Обманутый пенсионер отошел в сторонку, и, что интересно, даже не посмотрел на меня, как, по идее, главного виновника всего недоразумения. Конечно, он думал об этом, и, наверное, так: «Это всё из-за тебя, наглец». Поэтому и я подумал ему в ответ: «А ты, старый болван, чего варежкой хлопаешь? Девчонка два раза приглашала желающих, так чего ты только сейчас проснулся? Справедливости хочешь? Так вот я отвечу тебе: справедливость теперь у каждого своя. Кто первый встал, того и тапочки. Всё, свободен.»

Разумеется, ничего такого я ни ему, никому другому никогда бы не сказал. Тем более, что лично меня дядя не зацепил, но, думаю, и моей мысли достаточно. Конечно, можно было порекомендовать ему заткнуться и стоять тихонько, тут, рядом с нами. Меня уже почти рассчитали, и он бы точно был следующим. Но я ничего не сказал, опять же потому что и он мне ничего не сказал.

Товарищ пошел искать правду, а я взял свои деньги, и не спеша направился к выходу. Мелкая победа приносит большое удовольствие, и теперь мне понятно, почему многие наши люди так радуются, когда им удается добиться хотя бы небольших преимуществ на бытовом уровне. Например, безопасно кого-нибудь обругать, кому-то что-то доказать, кому-то досадно напакостить, а самому остаться ни при чем и т. д. Это приносит радость, и примерно такого рода чувство я испытал, когда покидал отделение сбербанка.

Потом, уже на улице я закурил, и мне… стало стыдно. Именно за эту мелкую, убогую радость. Получается, что я мало чем отличаюсь от других стареющих граждан, и более того, принимаю их правила и установки. Ещё пару лет назад, я бы, наверное, так не поступил, а теперь вот… Может быть, я слишком большой смысл вкладываю в эту глупую, в общем, историю, слишком серьезное значение придаю пустяковому делу…

Кроме того, теперь мне думается, что вообще не следует об этом рассказывать Вам. Этот смешной, как мне казалось поначалу рассказ, может испортить хорошее окончание трудового дня, связанное с Вашим появлением, Вашей улыбкой и Вашим молчанием, здесь и сейчас.

Тем более, какой-то мерзавец слишком резко распахнул дверь конференц-зала за Вашей спиной, и едва не зацепил Вас. Наверное, следовало бы дать ему в морду, но я вовремя разобрался, что это наш сотрудник и хороший знакомый Крючков, и он не знал, что мы с Вами молчим по эту сторону двери.

Поэтому я просто… осмелился погладить Вас по спине, оберегающим жестом.

Мне, знаете ли, вдруг захотелось прикоснуться к Вам… и если я что-нибудь сделал, подумал, или хотел сделать не так, то прошу прощения.

На коленях, конечно же!