– Хорошо, сын. – Картинка: гарм лижет щеку человечка. – Мы сохраним. Когда выходите?

– Как только высохнет одежда. Скоро. Отец, это все, о чем ты хотел со мной поговорить?

Гарм сразу не ответил, потом вздохнул и широко открыл глаза:

– Я многое хотел бы тебе сказать, но… не могу. Трудные времена настали для гармов, сынок. И похоже, что будут еще труднее. Труднее, чем когда-то, после войны с людьми. Теперь людей стало гораздо больше, а гармов почти не осталось. Но у нас есть такие соплеменники, которые думают как раз наоборот, и они пытаются втянуть нас в самоубийственную войну. И я боюсь, что кончится это все совсем плохо.

Молчание, вздох.

– Корона будет лежать в этой пещере, в тайнике, ты его знаешь. Если меня не будет в живых, не будет в живых мамы и Рагха, легко сможешь найти корону здесь, ведь ты легко ориентируешься в тоннелях – как настоящий гарм. Сынок, мы благодарны тебе за спасение Рагха, и наша помощь – малая доля платы, которую мы тебе должны.

– Что ты говоришь?! Вы ничего мне не должны! И не надо про то, что вас не будет! Ты меня пугаешь! Я вернусь, и все будет хорошо! И я сделаю все, чтобы примирить людей и гармов! Если смогу…

– Если сможешь… – в ментальном посыле гарма Щенку послышалась легкая насмешка. И правда – кто он такой? Щенок! Щенок человеческого рода, забывший, кто он такой и откуда взялся! Ничтожное существо – без рода, без племени! Что он может?

– Я сделаю все, что смогу! – упрямо повторил человек. – Все! А там уже как судьба даст.

– Хорошо. Иди, прощайся с мамой. Подожди… посиди минуту!

Гарм сосредоточился и ткнулся в мозг Щенка. Как и всегда, поразился, насколько трудно в него проникнуть. Пришлось собрать все свои магические силы, ощущение было такое, будто пролез в маленькую нору, обдирая бока.

Снова уткнулся в стену, оградившую участки сознания. Она представлялась мощной скалой, на которой не было ни одной трещины. Гарм выпустил «когти» и начал отчаянно, едва не рыча от боли в «лапах» (это было очень болезненно, будто копал в раскаленных угольях), врезаться, вгрызаться в стену, пытаясь пробить в ней хотя бы маленькую дырочку. Через минуту выдохся и бросил это занятие, но… в стене все-таки образовалась небольшая выемка, рядом с десятком подобных. Не раз и не два гарм пробовал пробиться через стену в мозгу человека.

Гарм надеялся – со временем, под напором воспоминаний, утрамбованных в сознание, стена в этом месте в конце концов все-таки прорвется, и знания сами по себе заполнят мозг, восстановив прежнюю личность. Но не сейчас. Защита слишком сильна. Разрушить ее может только время и сам мальчик, установивший этот барьер. Или маг такой силы, каких не было в племени гармов.

Да и рано пока. Мальчик еще не готов. Хрупкое сознание может не выдержать груза воспоминаний, и тогда человек сойдет с ума. Пусть вначале укрепится в человеческом обществе, обживется, и уж тогда… тогда сам решит – нужны ему прежние воспоминания или нет. Если нужны – он их извлечет. Если нет… тогда так и останется Щенком.

И возможно – это лучший для него выход. Добрый Щенок лучше жестокого убийцы. Наверное.

– Все, можешь идти, сынок! – Гарм легко поднялся, ткнул Щенка лобастой головой, двигая его в сторону выхода. – Иди, и… возвращайся. Когда-нибудь. Пока живы – мы тебя ждем.

Гарм устал. Погружение в мозг Щенка отняло у него столько сил, что казалось, он бегал всю ночь, а потом еще сутки копал тоннель. Голова болела так, словно съел кучу забродивших фруктов.

Щенок обнял гарма, прижал его к себе и вдруг почувствовал, как защипало в глазах. Он никогда не плакал. Ни от обиды, ни от боли. Возможно, просто не умел плакать. Но сейчас очень об этом пожалел.

Молча повернулся и вышел из пещеры, чувствуя на спине взгляд приемного отца.

Щенок не оглянулся. Зачем? Все сказано. И прошлого не вернешь. Даже не вспомнишь.

* * *

– И как этой штукой пользоваться? Ты знаешь? Но вот с той колючкой все понятно – втыкаешь, и дичь умирает. Только как потом ее есть, если она отравлена? Глупое приспособление! А вот этот зуб еще пойдет. Только неудобный! Он же скользкий! Как ты его удержишь?

Щенок взял в руки нож, повертел его в руке, прилаживая поудобнее, пару раз махнул рукой в воздухе, досадливо поморщился – нет, не так! Задумался.

Мысли перебил Рагх, ткнувший лбом в бедро:

– Ну, так что? Сообразил, как это использовать?

– Нет. Потом разберусь!

Щенок покачал головой и аккуратно вложил нож в кармашек куртки под воротником. Ткань была еще слегка влажной, но уже не мокрой, как раньше. Можно одеваться.

Он натянул на себя рубаху, штаны, куртку – все было холодное, так что Щенок поежился.

Гарм тихо фыркнул:

– Ффыхх… Глупо все-таки устроен человек! Ни шкуры тебе, ни хорошего нюха! Ноги только две! Ну как жить?! Глупо, глупо!

– Опять ты затеял свой скулеж! – беззлобно отмахнулся Щенок. – Зато у меня руки есть! Сколько раз с тобой об этом говорили?! Ты опять ерунду несешь! Все, я готов! Почти высохло, можно идти.

– А как ты в этих штуках пойдешь?! – гарм подозрительно обнюхал высокие шнурованные ботинки. – Неужели в них удобно?! Они отвратительно пахнут!

– Неудобно, да… – признался Щенок, прилаживая на место стилет с отравленным клинком. – Но люди ходят только так. Если я пойду босиком, это будет странно. Помнишь, что твоя мама говорила? Не должен выделяться в своей стае. Иначе сожрут. И я откуда-то знаю, что всегда так ходил.

– Сожрут… – эхом повторил Рагх, и от него пошла волна печали и горечи. – Ты слышал, что у нас происходит? Про то, что появились какие-то гармы, нападающие на людей и поедающие их мясо?

– Слышал. – Щенок помертвел лицом. – Это плохо, брат. Это беда. Всем беда. Ну да ладно. Нам пора! Ты быстро-то не беги, не забывай – я одетый, да еще и в этих штуках! Ты помнишь дорогу?

– Мама дала мне картинку. Можно идти!

Гарм скользнул в тоннель, человек следом, и они побежали. Вначале тяжело, небыстро, потом все быстрее и быстрее, пока бег не стал легким, устойчивым, ровным, летящим. Так они могли бежать часами. И бегали – не раз и не два. Конечно, в ботинках бег совсем не тот, что босиком, но скоро Щенок привык и к этому бегу.

Длинные тоннели – они не были вырыты гармами. Зачем гармам такие высокие потолки? Им достаточно норы в половину человеческого роста. Тоннели рыли люди, Щенок в этом не сомневался. Или кто-то рыл их для людей.

Судя по легендам гармов, они когда-то жили вместе с людьми как полноправные партнеры, и только потом между ними возникла трещина, расширившаяся настолько, что из нее полилась раскаленная лава войны, тлеющая до сих пор.

Тоннели соединялись с естественными, природными пещерами, по дну которых текли ручьи и целые реки. Вода в этих реках была сладка и прозрачна, а в глубине плавали странные прозрачные рыбки, которыми любил лакомиться Рагх. Он влезал в воду, дожидался, когда рыба появится в пределах досягаемости его «глушилки», и выпускал магический импульс, после которого рыбка тут же замирала, переворачиваясь вверх брюхом. Рыбки небольшие, размером всего в две ладони, но толстенькие и, как утверждал гарм, очень, очень вкусные.

Щенок и Рагх, если уставали, останавливались на отдых – обычно где-то возле воды, в безопасном месте – например, в небольшом мешке-тоннеле, заканчивающемся тупиком. Такое логово легче защищать, у него только один выход.

Ночами выбирались на поверхность – Щенок собирал фрукты, искал птичьи яйца, которые выпивал тут же, на месте, поделившись с гармом, который обожал содержимое хрупких скорлупок. Влезть на дерево Рагх не мог, потому ему не часто доводилось поесть птичьих яиц. Щенок же, наоборот, лазил по деревьям с такой быстротой и ловкостью, что с ним могли бы соревноваться только пауки, плетущие липкую паутину, нередко залеплявшую нос гарма во время бега. Рагх охотился, благо дичи в лесах было более чем достаточно, и после солидного ужина спал не менее двух часов, переваривая свежее мясо.

С рассветом они снова уходили в подземный мир – гарм с непостижимой ловкостью находил входы в пещеры, и эти входы никогда не смог бы найти ни один человек – часто вход был замаскирован так, что найти его, не имея чуткого носа гарма, не представлялось возможным. Даже Щенок, который уже привык жить в подземельях и обладал особыми способностями, не свойственными обычному человеку, иногда не мог найти вход в пещеру, даже если фырчащий от смеха гарм рассказывал ему, где примерно располагается «дверь».

Магия гармов – странное колдовство, нечеловеческое, непохожее на обычную магию. И в ней способность маскироваться, отводить глаза была развита до уровня высшего искусства. Оно и понятно, народ гармов и уцелел-то до сих пор только потому, что умел хорошо прятаться.

Они бежали, шли, отдыхали, обедали, день шел за днем, ночь за ночью. Щенок не особо задумывался, зачем и куда они бегут. Он наслаждался каждым днем, каждым часом, каждой минутой, проведенной с другом, потому что знал, чувствовал – скоро его жизнь изменится, и не факт, что в лучшую сторону.

Гарм, видимо, тоже это чувствовал, он был особенно внимателен к двуногому другу и обходился без своих постоянных шуточек, которыми любил подразнить своего добродушного приятеля. Щенок никогда не обижался на шутника, он знал, что Рагх подсмеивается над ним не со зла, а случись беда – отдаст за него жизнь. Судьба связала их крепче, чем близких родственников, к добру ли или к беде – они не знали, да и не задумывались над этим. Просто жили, как живут миллионы живых существ по всему миру, совершенно не озабоченных своим местом в этой вселенной.

Человек и гарм часто разговаривали, впрочем, как и всегда. Гарм рассказывал о своей жизни, о жизни своего племени, Щенок же не мог припомнить о своей жизни совсем ничего, но был жадным слушателем, впитывая все, что видел и слышал, – как сухой песок впитывает дождевую влагу.

Они не строили планов и ни разу не говорили о том, что будет после того, как человек вернется к людям. Оба будто боялись об этом говорить, подсознательно понимая, что бесполезно строить планы, не имея ни малейшего представления о том, что ждет впереди. Лучший способ избежать разочарования – не иметь никакой надежды. Жить одним днем, тем, что пошлет судьба, и довольствоваться теми благами жизни, которые пали на тебя в эту минуту, в эту секунду. И кроме того, они оба были слишком молоды, чтобы всерьез задумываться о дальнейшей судьбе и строить далеко идущие планы. Все молодые бессмертны, они знают, что с ними не может случиться ничего плохого, что всякие там гадости случаются лишь с другими, глупыми, неумелыми, а у них впереди только лишь радостное, счастливое будущее.

Людей за пять дней своего бегства они не встретили ни разу. Все выходы из подземелий располагались в безлюдных местах, да и вряд ли кто из людей будет бродить по лесу темными ночами. И не темными – тоже. Ночь – время демонов, и не дело людей бродить по лесам в ночную пору. Потеряешь жизнь, а то и саму душу. Ночью из-под земли выходят демоны, и тогда несчастным, которые окажутся в неурочное время под открытым небом, грозит смерть. Не раз и не два люди находили растерзанные трупы одиночных путников, заночевавших в лесу, или парочек, решивших, что настало их время вечерней порой уединиться под кустом и слиться в сладких объятиях.

Ни Щенок, ни гарм этого не знали. Они бежали, отдыхали, ели, пили, разговаривали – подолгу разговаривали, благо ментальная речь не мешала бегу. Два названых брата, два существа, волей судеб ставших родными.

Наконец, они прибыли туда, куда собирались. Отсюда, со склона скалистой горы, был виден большой город, над которым в тихом воздухе будто туман висел дым множества очагов. На горизонте сверкало море, солнце, как огромный медный таз, торчало над водой, заливая землю ярким светом – слепящим, горячим, будто стоишь возле яркого пламени лесного пожара, уничтожающего все живое на своем пути.

Здесь было жарче, чем там, откуда пришел Щенок, эта местность располагалась южнее. Как рассказали ему гармы, еще дальше на юг, на много дней пути отсюда, находилась песчаная пустыня. Что за ней – неизвестно, гармы доходили только до этой самой пустыни, не рискуя пересекать ее и забредать за ее пределы. Гармам нечего делать там, где кроме песка и ядовитых гадов нет ни одного живого существа, которым можно пообедать. Если не считать людей, конечно…

– Давай прощаться? – Щенок встал на колени, обнял мускулистую шею друга-брата, ткнулся в лобастую голову своим лбом. – Брат мой, что бы со мной ни случилось, я всегда буду тебя помнить! Спасибо тебе за все!

Гарм лизнул человека в щеку, засопел:

– Ничего с тобой не случится! Все-таки зря ты отговорил меня идти с тобой! Попробовал бы кто-нибудь нас двоих тронуть! Мы всех порвем!

– Вот потому нам вдвоем идти и нельзя… – усмехнулся Щенок. – Помнишь, что мама сказала? То-то же… ты слишком горячий. И любопытный. Через три месяца приходи сюда, я тебе расскажу все, что со мной за это время случилось. А ты расскажешь, как твои дела. Жди меня неделю, если в течение недели не появлюсь… уходи. Если что – я тебя найду. Обязательно найду. Ну все, брат, иди! Иди, пожалуйста… а то я никак не могу от тебя оторваться! Мне так не хочется никуда уходить – просто… просто… сердце рвется! – Картинка: человек сидит на корточках и воет на луну.

В ответ Щенок получил картинку: гарм воет и трет лапой морду, роняя слезы.

Рагх медленно поднялся, пошел туда, где чернел вход в пещеру. Это был большой вход, только он заканчивался тупиком. Чтобы попасть в настоящий тоннель, нужно было пролезть в небольшую дырку слева от входа, в которую с трудом протискивался человек.

Щенок проводил друга взглядом, отвернулся и решительно зашагал вниз, туда, где виднелись луг, домишки возле небольшого озера и ручей, вытекавший из той самой горы, на которой Щенок сейчас стоял. Сердце щемило, будто его зажали меж двух здоровенных палок, и большого труда стоило не оглянуться, не позвать Рагха, чтобы побыть с ним еще минутку.

Что ждало впереди? Вряд ли что-то хорошее. В этом Щенок был уверен.

А еще – он был полон решимости справиться со всем, что ему предстояло. Во что бы то ни стало. И выжить.