Смешанные и взболтанные, они чрезмерно возбуждают древний эмоциональный мозг – лимбическую систему, легко реагирующую на простейшие сексуальные стимулы, пробуждая наиболее простые, даже низменные инстинкты, относящиеся к страсти, то есть к желанию что-то заполучить и предвкушению этого. Таким образом, влюблённость, по сути, дублирует механизм брачного поведения, встречающийся у всех животных, птиц и насекомых. Да, следует признать, что подобное эволюционное свойство нам досталось по наследству от бесконечной череды наших неразумных предков из дикой природы.

К сожалению, или к счастью, это невероятное чувство не может длиться вечно. Со временем оно обязательно проходит: либо уступив место более осознанной, «взрослой» любви, либо вовсе угасая навсегда. От момента первой вспышки влюблённости до её полного исчезновения у кого-то пролетают дни, у кого-то годы, но это всегда происходит. Полностью исчезает фенилэтиламин, формируется толерантность к «дофаминовому опьянению», восстанавливается нормальная выработка серотонина и мелатонина. Снова в полную силу начинают работать лобные доли, и тогда недостатки второй половины становятся очевидными, приходит прозрение – несуществующие достоинства оказываются ложными, что приводит к исчезновению иллюзий. «Наконец-то я увидел, какая ты на самом деле», – говорит недавно по уши влюблённый, не подозревая, что он самолично придумал эти положительные качества и сам же в них себя убедил.

Как бы это ни звучало, но, когда кончается влюблённость – начинается настоящая любовь. Если пара продолжает друг о друге заботиться, имеет общие планы и интересы, восхищается, ценит, уважает, поддерживает, помогает, целует и занимается сексом со своей второй половиной, то, несмотря на значительное снижение уровня нейромедиаторов страсти, таких как дофамин и фенилэтиламин, мозг продолжает вырабатывать и поддерживать высокий уровень окситоцина, которого становится ещё больше при рождении детей.

Любовь не является противоположностью влюблённости, она – её продолжение. Это похоже на то, как из маленького, непоседливого и довольно глупого ребенка со временем развивается вдумчивый, осознанный и мудрый взрослый. Меняются не только внешние факторы, такие, как рост, возраст и вес, но и внутренние – мнение человека о самом себе, его жизненный опыт и растущая мудрость. Всё это происходит с течением времени и с опытом.

Поскольку Алекс совсем недавно узнал Софию, быстро почувствовав к ней непреодолимое влечение, можно сделать вывод, что ни о какой настоящей любви и речи быть не могло. Его поглотила безумная влюблённость, застилающая ему глаза и толкающая на сумасшедшие поступки, заставляя униженно бегать за предметом своей страсти, дожидаясь её после занятий и как будто случайно попадаясь ей на глаза. Впрочем, Софи терпела его, а может, делала вид, что терпит, заманивая в свои сети, чтобы, поймав, крепко схватить за жабры.

**

Однажды настал тот долгожданный день, когда Софи наконец-то согласилась провести с ним вечер. Приглашая её на свидание, он безобидным тоном сообщил, что планирует лишь небольшую прогулку по живописному Александровскому парку, после чего они зайдут куда-нибудь перекусить. На самом же деле, Алекс придумал коварный план, в успехе которого не сомневался ни секунды. Однако, несмотря на глубокую убежденность в оригинальности своего замысла, ему следовало помнить, что человеческое воображение, как правило, основывается на переработанных воспоминаниях, а мозг, комбинируя их в новые мысленные конструкции, не создаёт ничего принципиально уникального – лишь иллюзию новизны. Поэтому со стороны его задумка считывалась довольно легко.

Итак, во время прогулки в парке он должен был, как бы случайно, завести её в живописное место с великолепным видом на гору и озеро, где среди молоденьких дубов обычно декламировал одно из нескольких стихотворений, заученных наизусть. Для Софии он выбрал стих «Какое счастие: и ночь, и мы одни!». Его он умел рассказывать с придыханием, отчего у девушек слабели ноги и кружилась голова. После парка они бы пошли в любимый студенческий бар, где Алекс был завсегдатаем, знал всех и каждого, да ещё и имел небольшой кредитный лимит доверия. Любая наивная студентка, которую он туда приводил, оказывалась под впечатлением от того, насколько популярен и уважаем её кавалер: ему жали руки и хлопали по плечу все присутствующие, а выпивку – обычное дешёвое пиво – подавали бесплатно, будто он какая-то знаменитость. После трёх или четырёх кружек крепкого пенистого, сдобренного порцией банальных, но безотказно действующих комплиментов, его жертва шла за ним, как козочка на верёвочке, прямиком в холостяцкое логово – небольшую комнату в общежитии, бывшую в его полном распоряжении. Уже в начале второго курса харизматичный юноша договорился с добродушной комендантшей Лидией Порфирьевной об избавлении от нудного соседа, получив в личное пользование две кровати, соединённых вместе в роскошное, по студенческим меркам, двуспальное ложе, украшенное тюлем наподобие балдахина.

Это действовало безотказно на всех его зазноб.

Но в случае с Софией всё пошло наперекосяк.

Сначала она отказалась идти в парк, потому что там ей, видите ли, будет холодно. Затем поморщилась, когда он пригласил её в студенческий бар, беспрекословным тоном заявив, что согласна пойти с ним посидеть, но не менее чем в ресторане. Алекс тут же почувствовал себя неловко, потому что денег на хорошее заведение у него отродясь не водилось, да и не бывал он никогда в таких местах. Всеми правдами и неправдами, юмором и уговорами, смущаясь и досадуя, Алекс смог уговорить Софию на итальянское бистро. Впрочем, там ему пришлось неплохо раскошелиться после того, как девушка заказала бутылку дорогого вина с труднопроизносимым названием «монтепульчано». Причём, они так долго беседовали, ели пасту и пили вино, что, когда вышли из заведения, окунувшись в зимнюю свежесть, пары алкоголя уже улетучились. Хоть ловелас и понял, что план его пошёл ко всем чертям, он предпринял последнюю попытку заманить девушку в свою комнатушку, якобы выпить кофе. Однако Софи лишь фыркнула в ответ, даже не удосужившись ответить. Алекс понуро повесил голову, осознавая, что не только лишился сбережений, но ещё и абсолютно ничего не добился. Казалось, что всё пошло прахом, и он, погрузившись в мрачные мысли, молча побрёл рядом с ней.

Видя его состояние, она с улыбкой произнесла:

– А чего ты раскис? Вроде бы очень хорошо посидели, пообщались. Или ты рассчитывал на что-то большее?

Алекс неопределённо пожал плечами. София легонько толкнула его.

– Давай, выкладывай начистоту, чего ты от меня хотел, приглашая на свидание? Только очень прошу, без глупых фраз, рассчитанных на безмозглых дурочек, ладно? Если ты будешь со мной откровенен, то и я от тебя ничего скрывать не буду.

Парень прищурил глаза, некоторое время пристально глядя на неё. Затем произнёс:

– Я бы… я просто хотел, чтобы мы стали ближе.

Она впервые взяла его под руку.

– Вот так тебя устроит?

– Нет, не очень. Я думал, что мы с тобой станем парой. Если ты захочешь, конечно.

– Ого! – подняла она брови. – Смелое предположение, Александр. Очень смелое. Я ведь немало наслышана о твоих похождениях. Ты же тот ещё, – Софи потёрла пальцами, подыскивая слово, – сердцеед.

Алекс даже дёрнулся, а София продолжила:

– Конечно, а как ты думал? Только самая глухая и слепая не знает, что ты главный бабник университета. Охотник за наивными дурочками. Но я, как ты видишь, совсем не такая. И не хочу повторять судьбу тех безмозглых курочек, что бегают за тобой, ожидая, когда ты найдёшь для них свободное время. Понятно?

Он молча кивнул, с надеждой глядя в её глаза. Софи улыбнулась.

– Но если ты всерьёз рассчитываешь на то, что мы, предположим, будем вместе, то для этого тебе придётся приложить гораздо больше усилий, чем просто отвести меня в кафе или погулять по парку.

– То есть? – поначалу не понял Алекс, а потом набрался духа и посмотрел ей в глаза. – Софи, ты только скажи, что нужно сделать, и я сделаю. Обещаю!

– Ты уверен? Не задрожит сердечко в последний момент? – поддела его София.

– Говори! – он горделиво вскинул подбородок. – Я всё смогу!

– Ух, какой ты решительный. Мне нравится! Ну хорошо. Слушай внимательно. Я хочу… Я хочу… – девушка подняла глаза, якобы придумывая желание. – Я хочу, чтобы ты вошёл к нам в аудиторию, прямо во время занятия, причём на предмете у Гавриловского, с букетом цветов и при всех предложил мне стать твоей девушкой. Пойдёт?

– По-по-по! Но ведь… – Алекс опешил, не зная, что сказать. – Если я так поступлю, то… Это же такая малакия начнётся! Может быть, хотя бы не на парах Гавриловского? Он же меня потом пережуёт и выплюнет!

– Нет уж, – засмеялась Софи. – Именно у него. Но раз ты боишься, то, конечно, этого не нужно делать. Впрочем, решать тебе.

Алекс лишь глубоко вздохнул.

И согласился.

**

– Следует запомнить, что способность к самообману человек развил лишь для того, чтобы эффективнее вводить в заблуждение других. Суть механизма такова: если вы сумеете убедить самих себя, что говорите истинную правду, то потом с большей вероятностью сможете внушить это другим. Однако проблема заключается в том, что самообман способен оказывать сильнейшее психологическое воздействие: он становится некой психологической маской, скрывающей истинное лицо, комплексы и страхи индивида. Постепенно этот защитный слой способен настолько укорениться, что человек незаметно для себя начнёт зависеть от него, притом, что глубинная суть личности будет кардинально отличаться от внешнего образа.

А почему, кто скажет? Да потому, что в мозге образуется петля положительной обратной связи. Выглядит это так: убеждая себя в чём-то, мы начинаем этому верить. Окружающие считывают уверенность, принимая её за правду, что ещё сильнее закрепляет первоначальную ложь. Появляется замкнутый круг, который очень сложно разорвать по той причине, что мозг начинает считать истиной не объективную реальность, а ту ложную, в которой вы его убедили. Постоянная вера в искажённую действительность может привести к неспособности адекватно воспринимать критику и даже к отказу признавать собственные ошибки. Подобная установка нередко становится основной причиной, негативно влияющей на реализацию задуманных планов. В связи с этим…

Вдруг раздался громкий стук. Профессор Гавриловский с досадой отвлёкся от лекции, поскольку очень не любил, когда его отрывали от занятий.

– Кто там? Войдите! – прогремел он.

Дверь отворилась, в неё робко заглянул Алекс.

– Церебраун? Чего вам? – нахмурился Гавриловский. – Вы что, ошиблись? Вы видите, что здесь первокурсники!

– Извините, профессор, – робко ответил Алекс, а затем покашлял, стараясь придать голосу силы. – Извините. Но мне надо… – и он решительно вошёл в аудиторию с букетом ярко-алых роз в руке. Большой лекционный зал, хоть и не был полностью заполнен, но около сотни студентов-первокурсников с удивлением уставились на вошедшего.

– Что вы себе позволяете?! – повысил голос Гавриловский.

– Извините, извините, профессор. Но я… я бы хотел…

Алекс поднял цветы повыше, судорожно разыскивая глазами нужное ему лицо, но так и не мог найти.

– Церебраун! А ну выйдите вон! – прогремел Гавриловский. – Что за представление вы тут устроили?

Алекс дёрнулся было, но наконец увидел знакомые смеющиеся миндалевидные глаза и саркастическую улыбку. В одно мгновение он наполнился силой духа.

– Я извиняюсь, профессор. Просто я бы хотел при всех, при вас, при студентах… Я бы хотел попросить Софию стать моей девушкой.

Лекционный зал заполнили удивлённые перешёптывания и смешки.

– Ну, знаете, это уже ни в какие ворота! – произнёс Гавриловский. – Вот так, посреди лекции…

– Софи, ты согласишься стать моей девушкой? – перебил уважаемого профессора Алекс.

София медленно отодвинула в сторону тетрадь, поправила пышные волосы, поднялась с места. Вся аудитория, включая профессора Гавриловского, обернулась к ней, затаив дыхание в ожидании ответа. Однако девушка продолжала молчать, оставляя напряжение висеть в воздухе. Алекс протянул вперёд руку с цветами, символизируя то, что готов одарить её ими, опустился на одно колено и громко повторил свою просьбу:

– Софи, ты согласна стать моей девушкой?

Девушка выдержала небольшую паузу, как бы принимая решение, а затем ответила:

– Ни за что и никогда я не стану твоей, Александр! Ты не достоин не только меня, но и любой другой девушки, учащейся здесь. Ты пользуешься своей внешностью и умом, чтобы соблазнять и совращать невинных девчат, ломая им жизнь. Мне противно, что существуют такие подлецы, как ты. Так что забирай свой веник и проваливай куда подальше!

Выпалив это, София спокойно села на место, поправила прядь волос и, как ни в чём не бывало, принялась что-то записывать в тетрадь. В лекционном зале воцарилась гробовая тишина: одни закрыли ладонями глаза, другие открыли рот в изумлении, третьи не поверили своим ушам. Только профессор Гавриловский, хоть и опешил, но догадался подойти к окаменевшему Алексу, взял его под локоток и, подтолкнув к выходу, шепнул:

– Церебраун, вам и правда лучше уйти.

Тот коротко кивнул, неловко развернулся и, шагая на деревянных ногах, как журавль, покинул аудиторию.

*

Вечером София возвращалась домой с учёбы, держа под руку Дашу и о чём-то оживлённо болтая. Возле входа в общежитие, сгорбившись на лавочке, её ждал Алекс. Парень выглядел потрясённым: он втянул голову в плечи, скрестил руки и, устремив пустой взгляд пред собой, мерно раскачивался взад-вперёд. София спокойно остановилась напротив него, в то время как оробевшая Дашка, пряча взор, торопливо юркнула, мгновенно скрывшись из виду. Алекс медленно встал, выпрямился, сглотнул, очевидно, не зная, с чего начать, но всё же смог выдавить:

– Ну и зачем ты так, Софи?

– А что, разве тебе было больно?

– Обидно. Унизительно. И очень больно!

– Ты же знаешь, что в первый раз всегда больно, – вдруг услышал он знакомые слова. Софи заглянула ему в глаза, деланно улыбнулась уголками губ и, не дожидаясь ответа, медленно поднялась по ступеням. Обернувшись почти у двери, она резко обернулась, едко добавив:

– Но ничего, потом все привыкают. И ты тоже привыкнешь.

ЛЮБОВЬ

Несколько дней Алекс не покидал своей комнаты, мучительно переживая случившееся. Ему казалось, что все вокруг обсуждают произошедшее. Надо отметить, он не был далёк от истины, поскольку в университете и за его пределами только и разговоров было, что о нём, о ней и о той выволочке, которую она ему устроила. Впрочем, Александр напрасно прятал голову под подушку, закрывшись одеялом с головой, постоянно прокручивая в голове одну и ту же сцену, раз за разом повторяя про себя её резкие, хлёсткие слова и представляя, как теперь над ним потешается весь универ. Напрасно – потому что эта жестокая выходка Софии вызвала не только резонанс, но и возмущение. К ней неодобрительно отнеслись даже брошенные Алексом девушки, особенно те, с которыми у него остались дружеские отношения. Шушукаясь на переменах, они быстро сформировали общественное мнение, единодушно высказавшись против подобного унижения, поскольку, по их мнению, личное не должно было становиться публичным, да ещё и в такой оскорбительной форме. Да и преподавательский состав, обсудив произошедшее в тесном кругу, признал произошедшее моветоном, противоречащим нормам этикета и морали. А мужская часть и вовсе выступила в защиту парня.

В итоге образовалась ситуация, противоположная той, на которую рассчитывала София. Вероятнее всего, она думала, что к ней, новенькой студентке-первокурснице, придёт слава защитницы обиженных и поборницы норм морали, но вышло совершенно иначе. Парни совершенно перестали с ней общаться, сделав вид, что не замечают её, а девушки и вовсе устроили тёмную, подкараулив в туалете, где без лишних слов оттаскали Софию за космы, выключив свет, чтобы никого не удалось опознать и обличить. Даже Дашка, оказавшаяся невольной соучастницей, быстро сделала выводы и мгновенно ретировалась, едва завидев бывшую подругу в коридоре. Можно сказать, что София подверглась остракизму в самом жестком его проявлении: студенты в столовой уходили из-за стола, когда она садилась рядом с ними с подносом. Конечно, вынести такое оказалось невозможным, поэтому вскоре девушке пришлось забрать документы и уйти из университета.

Тем не менее, Алекс получил настолько сильную душевную травму, что не смог себя преодолеть, решив взять академический отпуск, дабы не показываться на глаза сокурсникам, в которых, помимо сожаления, он всё же читал ещё и насмешку. Несмотря на уговоры преподавателей, дружеские советы одногруппников, полные сожаления речи бывших подружек и мудрые советы профессора Гавриловского, он сделал решительный шаг, на время порвав со своей alma mater.

Позже Алекс не раз пожалел об этом необдуманном поступке, поскольку, после того как его заявление подписали, он тут же потерял право на стипендию и место в общежитии. Понадобилось срочно занимать деньги, чтобы снять небольшую комнатушку на самом краю города, возле вонючей фабрики резиновых изделий, да срочно устраиваться на первую попавшуюся работу, дабы отдать долги и как-то существовать. Так один из лучших и самых перспективных студентов медицинского университета стал разнорабочим в шарашке, занимающейся земляными работами.

Коллектив попался пьющий, узколобый и настолько ограниченный, что Алексу первое время было сложно поддержать с ними хоть какой-то разговор, если он не касался алкоголя, авторемонта, футбола или вымышленных подвигов над разбитными бабёшками. Да и работа оказалась однообразной и выматывающей, предполагающей бесконечное копание траншей для прокладки кабеля. Через месяц парень заметил, как постепенно начал деградировать: после работы он бурно отмечал её окончание в компании коллег, заправившись полутора литрами пива, почти час ехал на автобусе домой, ел вчерашние пельмени, падал на грязную постель, забывшись тяжелым сном, а утром, с мутной головой и перегаром, отправлялся обратно, к таким же мятым и похмельным работникам лопаты и лома. Временная подработка незаметно превращалась в постоянную, а нелепый изгиб судьбы становился реальной жизнью.

Возможно, так бы Алекс и ушёл в безвестность, растворившись в рутине работы и парах алкоголя, если бы однажды утром не столкнулся на автобусной остановке с бывшим сокурсником, неугомонным Карло Зампой, чистокровным итальянцем, обладающим взрывным темпераментом и беспокойным нравом.

– Алекс! Mio amico! Come stai: как ты, что ты, где ты?! Мы сбились со всех ног, разыскивая тебя! Куда ты пропал? – выпалил он, не давая времени ответить. – Что с тобой? Почему ты так выглядишь, stronzo? Ты что, пьёшь? Нет, ты бухаешь! Fantastico! Но зачем? Зачем?! Погляди на себя! Mamma mia! Mamma mia! И всё же, я очень рад тебя видеть, mio amico!

Он взял Алекса за плечи, обнял, расцеловал в щёки и тут же продолжил свой эмоциональный монолог.

– Неужели это из-за неё? Non te la prendere! Ты разве не знал, что эта София, эта puttana, ушла из универа? Мы сделали всё, чтобы эта figa больше у нас не появлялась! Я лично плюнул бы ей в рожу, если б увидел её! Мерзкая battona! Тьфу!

Карло смачно сплюнул и наконец замолчал, предоставив товарищу возможность ответить. Но Алекс не успел пробубнить в ответ, что он нашёл работу и у него всё в порядке, как его сокурсник, недослушав, нетерпеливо хлопнул его по плечу.

– Ты работаешь обычным работягой? Ты?! Fantastico! Этого не может быть! Mio amico, до чего ты себя довёл?!