Я пришел домой, вымыл посуду и лег спать. Сон не шел, и тогда я принес из большой комнаты «двухкассетник» и, поставив его рядом с кроватью, под тихое пение солиста задремал. Светодиодный индикатор магнитофона таинственно горел красным огнем. Его я видел сквозь чуть смежившиеся веки. Артист пел о коварных водах Атлантики, где нет места человеческим чувствам. Голос его с нарочитым надрывом звучал то ли далеко, точно прилетал с атлантического побережья, то ли внутри меня. Похоже, на этой песне и уснул, и дальнейшее было смутным и обрывочным сновидением. Я бы выкинул из головы тот сон, если б не одно обстоятельство, о котором скажу ниже.

Во сне услышал сухой щелчок – магнитофон автоматически отключил конпку «play», и этот щелчок, будто тумблер, переключил меня в мир сна.

В мире безграничных фантазий я шел по незнакомой улице. Зрение мое будто раздвоилось. Я видел собаку, семенящую по дороге, но в тоже время я и был той собакой. Это трудно объяснить. Это никак не вязалось с привычными законами мира, и не было похоже на то, словно смотришь на мир с разных точек зрения, как с двух камер наблюдения, или играешь в компьютерную игру, в которой нужно управлять четвероногим животным.

Картинка сна не делилась на два изображения. Я видел пса и в тоже время понимал и чувствовал его, точно впитывал собачьи ощущения, знал, куда и зачем он бежал. А он бежал к людям. Он заметил их впереди. Они стояли рядом с грузовыми авто. Пес приближался к людям. Я ощутил, как ими овладела смутная тревога, хотя это странно: большая группа людей боится одного животного. Я уже различил их лица, но на этом сон оборвался.

Я проснулся среди ночи. Заметив до сих пор горящий индикатор питания, встал и вынул вилку из сети. Лег и быстро уснул.

Утром заглянул Сергей. Я собирал вещи, рассчитывая успеть на семичасовой автобус.

– Звони, если чо, – сказал я.

Он улыбнулся.

– А чего смешного?

– Да мультик вспомнил, – ответил Серега. – «Жил-был пес».

– А-а, – догадался я. В конце мультфильма отъевшийся волк сломал плетень и, обернувшись, произнес: «Ну, ты заходи если что». Вроде, так звучала его фраза. Ни тебе благодарностей и прощаний, а вот поесть на халяву – это завсегда.

Кстати, опять собака, точнее волк.

– Если бы я тут жил постоянно, то да, остался б.

– Не парься, – ответил Серега. – Кстати, о волках, точнее о собаках. Тебе никогда собаки не снились.

– Нет, – почему-то соврал я.

– А мне сон приснился. Какой-то бессвязный огрызок.

– Расскажи.

– Ну, видел собаку. Она шла по городской улице, причем целенаправленно. Там во сне я почему-то так и решил: эта псина бежит с определенной целью. И вот впереди появилась группа людей. Они стояли рядом с грузовыми машинами.

Сергей замолчал.

– А дальше?

– Больше ничего не помню.

– А, ерунда.

– У нас дома сонник есть – сеструха развлекается. Я отыскал по алфавиту собаку, но там так мутно написано. Что-то вроде: вас ожидают не очень приятные перемены и бла-бла-бла. Как бы меня предупреждают.

– Угрожают, – пошутил я, застегивая сумку. – Ну, я готов.

Мы покинули дом и направились к остановке.

– Вот если по чесноку, – продолжил я старую тему, – то эти гороскопы, сонники, гадания по руке, нумерология – развод для лохов.

– Ты не веришь в судьбу?

– Я не верю, что выше перечисленные предметы относятся к ней.

Подъехал автобус. Мы попрощались.

Автобус подгадал под электричку, поэтому через полчаса я уже выходил с железнодорожного вокзала.

Город встретил привычной суетой. Ехать домой, зная, что меня встретит пустующая квартира, не хотелось. Решил побродить без цели среди ларьков.

Незаинтересованным взглядом рассматривал, что в их витринах, чуть дольше задерживался перед ларьками, торгующими музыкальными кассетами и дисками. Из динамиков с хрипом вырывалась попса. Конечно, в основном новогодние песни. Верка Сердючка была королевой на балу музыкального ширпотреба. Не отставала и «Дискотека Авария».

Я спустился в подземный переход и, оказавшись на другой стороне улицы, прошел несколько остановок. «Дом Книги», естественно, не работал, а вот рядом через дорогу мерзли частники. Они тоже торговали дисками и кассетами, а еще старыми книгами. Именно туда я и направился, удивляясь тому, что в праздники им не сидится в теплых квартирах. Могли бы хоть завтра выйти.

Я рассеяно рассматривал корешки книг, пока мой взгляд не привлек человек. Я заметил его боковым зрением и перевел взгляд. Света? Да, вроде она. Или нет? Она. Пока я гадал и сомневался, Света первая сказала:

– Привет, Женек! Какими судьбами? – И улыбнулась.

– Случайно, – ответил я.

– Случайно зашел сюда? Допустим.

– Ну, а ты как, Свет, учишься, работаешь, живешь?

– Типа да. Работаю на геодезическом предприятии. Ты же знаешь? – Я кивнул. – Живу пока у подруги.

Света была не из Нижнего Новгорода.

– А ты сам как? – спросила она.

– Ем, сплю, гуляю, слушаю музыку. Не работаю, а подрабатываю, но собираюсь работать, ибо покой нам только снится.

– Понятно. А что читаешь? – Это был ее любимый вопрос.

– Недавно Платонова прочел «Сокровенный человек».

– И о чем? – Света расспрашивала, не отрываясь от изучения корешков книг.

– О Фоме Пухове. Он неспокойный человек, и никак не может найти место в жизни. То это не то, то другое. Ему тяжело с людьми. В конце концов, он находит успокоение рядом с машиной.

– Слушай. – Она посмотрел на меня внимательно. – Это интересно. У тебя есть что-нибудь почитать из Платонова.

– Да. Могу устроить. Встретимся у «Дома книги».

– Заметано.

– Когда?

Она назвала день и время. На этом мы расстались.

У нее было самое светлое имя в группе – Светлана. В этом имени для меня переплетался солнечный луч и весенний ручей. Что-то звонкое и чистое. Была ли она красивой? Странно, но я никогда не задумывался над этим. Я считал, что остальные пацаны, так сказать, работали на публику, обсуждая красоту девчонок. Для меня это казалось… Диким? Неестественным? Но как только ты заговоришь с человеком, тогда поймешь, красив он, или нет. Красота – атрибут внутреннего измерения, считал я, а не внешности.

Такие мысли роились в моей голове, пока я трясся в маршрутке. Приехав домой, я перекусил на скорую руку и взял с полки книгу Платонова и начал читать следующую повесть – «Котлован». В конце повести умирает ребенок – маленькая девочка. Смерть ее, как символ умирающего будущего, расшевелила мою память. Здесь есть что-то от Достоевского. Вроде, он говорил, что все труды человеческие не стоят слезы ребенка?

Я отложил книгу и сел за компьютер. Выйдя в сеть, решил проверить почту. И вот тут стало трудно дышать, во рту пересохло. Я прочитал следующее:

«Видимо, вы решите, Евгений, что это спам. Могу вас заверить – нет, не спам. Мы встречались с вами в тамбуре поезда, когда вы ехали из города. Вы скажите: мало ли! И будете правы. Но я отвечу одно: я знаю, что недавно вам приснился пес, шагающий по городской улице, в конце которой стояла группа людей рядом с грузовыми машинами. Вспомните, среди тех людей был и я.

Если у вас есть вопросы, то приходите к магазину «Художественные ремесла» в любое время. Ваше право и не приходить вовсе.

С уважением,

Индиго».

Индиго, видимо, сетевой ник.

Я припомнил сон: собака, семенящая по улице, а впереди ее ожидает группа людей. Возможно, что среди тех людей и был этот странный незнакомец в синей рубахе с искрой, но его появление там легко объяснить: его образ просто перекочевал из полутемного тамбура в мой сон. Стоп. Значит, встреча в поезде не привиделась мне?

И одна деталь не поддавалась объяснению: откуда Индиго знал о моем сне? Я ведь никому не рассказывал.

Серега, конечно, мог додуматься до такого розыгрыша. Он мог послать электронное письмо с другого аккаунта, но уж если шутить, то шутить так, чтобы шутка сработала. Серега, понадеявшись на удачу, отправил свой сон мне, а я сейчас возьму и перезвоню ему. Я уже взял трубку телефона, но вернул ее на рычажки. Неправдоподобно. Я не смог привести веских доводов, но был уверен, что это не Серега.

Перечитав послание, долго смотрел на черные буквы на белом фоне. Я не стал удалять письма. Мало ли. Глянул на часы. Незнакомец заверил, что можно приходить в любое время. Вот сейчас я и поеду. Если встречусь с Индиго, значит, он следил за мной. А если никого не будет? Да какая разница! И пошел в прихожую.

Я остановился в задумчивости уже одетый перед дверью. Хотелось съездить, узнать, и в тоже время опасался. Кажется, внутри кто-то беспокойно зашевелился и попытался достучаться до меня. «Будь настороже», – словно сказал этот кто-то. Но я решился.

Не прошло и полчаса, был на месте. Я постоял минут пять-десять перед стеклянными дверями магазина, осматривая проходящих мимо людей. Затем зашел внутрь погреться. Прошелся по павильонам, рассеяно рассматривая фантастическое многообразие хохломских изделий. Была небольшая витрина с книгами. Здесь я чуть задержался и, когда мой взгляд остановился на двухтомнике А. К. Толстого, вспомнил, что хотел купить книги этого автора. Я купил двухтомник и, завернув его плотно в пакет, вышел на улицу, решив возвращаться домой. И вот тут мой взгляд встретился с тем незнакомцем. Я узнал его по фигуре и этому распахнутому пальто и синей рубахе с искрой. Он шел мне навстречу. Царапнула мысль, что, может, я ошибся, и вот сейчас мы приблизимся друг к другу, но в последний момент разойдемся. И ничего не будет. Разговор с незнакомцем в тамбуре – сон. Нет, это был не сон.

– Евгений, здравствуйте. Я Индиго. Удивлен, что вы так быстро откликнулись.

Не сон.

Я знал его и узнал его голос, а он знал меня.

– Здравствуйте, – неуверенно откликнулся я.

– Хоть я первый заговорил с вами, прошу, задавайте вопросы.

Обращение на «вы» насторожило.

– Хорошо, как вас на самом деле зовут?

– Индиго.

– Ну, это же цвет.

– Мое имя трудно произносимо, но оно связано с цветом. Это как у вас есть фамилии: Белов, Чернов, Карев. Поэтому – Индиго.

Вспыхнула мысль: возможно, он иностранец. Я сосредоточенно осмотрел его. Хотя на иностранца он не походил, но ощущение чужеродного, одновременно отталкивающего и притягивающего было. Индиго словно нес запах этой чужеродности. Запах запутался в складках одежды, и он невидимым шлейфом следовал за ним.

– Хорошо, – продолжил я. – Сможете повторить письмо? – Индиго в точности повторил электронное послание. – Откуда вы знаете о моем сне?

– Это сложный вопрос.

– А мне кажется, он самый простой.

– Это связано с нашей первой встречей.

– С теми шестью словами?

– Да.

– Я думал, мне это приснилось.

– Нет. Это было наяву. И те шесть слов: «никогда не думайте о преодолении пространства» связаны с тем псом из сновидения. Я, если так можно сказать, был знаком с тем псом.

Я только хмыкнул.

– До свидания, – вдруг вымолвил собеседник.

– Э, погодите, мы же еще…

– Мне кажется, вы не готовы слушать дальше.

– Я готов.

– Давайте, в следующий раз.

Индиго развернулся и пошел прочь. Естественно, я не стал догонять его и пытаться вновь вывести на беседу, ведь она нужна была только ему, а эти слова о преодолении пространства, сон о собаке и тому подобное – не мои проблемы.

«Никогда не разговаривайте с незнакомцами» – вспомнил я совет известного классика. Но Индиго не совсем был незнакомцем. Может, сумасшедший, из психушки сбежал? Да ну, не похож!

Я посмотрел на удаляющуюся фигуру Индиго. Конечно, он приличнее одет, чем остальные прохожие, и этим немного выделялся или, если точнее, отчуждался от остальных. Дело даже было не в ухоженности или лоске, но я вновь поймал себя на мысли, что здесь он чужак. На безумца он не походил. Хотя откуда такие предположения, ведь знаю его пару минут.

Я пресек поток мыслей и направился к автобусной остановке.

Можно подумать, что меня настиг сон. Вновь тот же самый незнакомец говорил со мной, но теперь-то я знал: все случилось наяву. Не было провалов в памяти. Я помнил, как добрался до дома, как вошел в прихожую и закрыл на ключ дверь, будто хотел навсегда отгородиться от реальности. Индиго существовал где-то там, пусть там и остается.

Допустим, рассуждал я, лежа на диване и листая Толстого, Индиго – сон, и встреча у магазина – тоже сон, но даже если так, то это должно насторожить. Один персонаж с неумолимостью рока приходит вновь и вновь и пытается достучаться до меня. Я отбросил глупые мысли. Конечно, не сон.

Чувство безопасности дало трещину, даже представил, как у основания воображаемой стены появилась ломаная линия, похожая на небольшой ручей с притоками. Мир дал трещину.

Я остановил взгляд на какой-то странице и прочитал стихотворение: «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре». Так, и здесь про реку, и тоже в переносном смысле слова. Я закрыл и отложил книгу. К черту все! Возможно, дальше ничего не будет. Дальше не будет встреч с Индиго. Я потер костяшками пальцев веки, положил книги на стол и, вернувшись на диван, не заметил, как провалился в короткий и фантастический сон.

Во сне открываю дверь, она поддается туго, тяну ручку на себя, но все-таки полностью распахиваю дверь. Что там дальше, не вижу, а, может, и вижу, только не понимаю. Сознание беспомощно шаркает по реальности сна, словно пытается поймать сон, но не удается. Я вижу перед собой пса. Того самого.

– Ты вообще кто такой? Что здесь делаешь? – произношу и не жду ответа.

Но на удивление собака отвечает:

– Слежу за правильностью Научно-технического прогресса. А ты-то как здесь оказался?

– Где здесь?

– На этой планете, – удивляется пес.

– Что? – Смеюсь. – Вообще-то я здесь родился.

– Поскольку ты этого не помнишь, ты не смеешь утверждать подобного. А свидетельство о рождении и подделать можно.

Собака улыбается. Именно улыбается, не оскаливает зубы, а растягивает рот в улыбке.

Я проснулся и долго смотрел в голубой потолок. Что можно вынести из сна? Ну, сон и сон, нестоящий внимания, но пока лежал те недолгие минуты на диване, мной завладело чувство полного одиночества. Не фигуральное выражение – я одинок, не ощущение одиночества, вызванное скукой, а именно заброшенность. Я малое семя, кинутое в холодный космос, и сейчас нет этого города, страны, планеты. Ничего нет. Даже меня. А пульсирующее сознание, кричащее о том, что я мыслю, следовательно, существую – есть иллюзия. Точнее, человеческая привычка. Мы привыкли к телу и считаем его продолжением своего я, даже нестройный хор в голове, который мы причисляем к своим мыслям, вовсе не мы. Нас нет. Мы – поток. Поток чего? Поток случайностей? Поток пустоты? Пустоты пронзающей мир в мгновение, которое стремится к нулю?

И вдруг этот нерадостный хор мыслей оборвался сам собой. Я вынырнул из тоски небытия и осмотрелся. Все существовало: моя квартира, дом, город, страна. В комнате на столе лежали друг на друге два светло-синих тома с золотым теснением избранных сочинений Алексея Константиновича Толстого. Жил человек и его не стало, а вот мысли остались. Даже странно.

Я сел на диван.

Нет, странным было иное: как совершенно глупый сон о говорящей собаке смог вызвать вихрь пессимистических мыслей?

Ладно, в сторону всё. Сейчас меня должны занимать иные мысли. Сегодня я доложен встретиться со Светой у «Дома Книги». Кстати, и время встречи близко, да еще нужно доехать.

Как я ни старался не думать вообще, то есть бездумно смотреть в окно маршрутки за мелькающими окнами домов, витринами, спешащими пешеходами и авто, мысли потекли. Правда, в ином направлении. Что есть интимность? Для кого-то это слово, окрашенное непристойностью, связано с половой жизнью. А для меня? Конечно, это тайные мысли, но мысли очищенные ото всего приземленного. Я слышал такое выражение: «парение в высших сферах» или «говорить на высокие материи». Вот это и есть интимность. Идеи, касающиеся метафизического мироустройства, смысла жизни, целей, стоящих выше суеты и обыденности.

Мои мысли были похожи на легкие шарики. Я перекатывал их с места на место – так прошло время. Я вышел на нужной остановке и направился к «Дому Книги». Свету я заметил сразу. Одета она была также, только в руках держала спортивную сумку. Судя по всему, она была пустой.

– Привет.

– Привет. Пошли в «Дом Книги». Я тут себе приглядела Рабиндраната Тагора двенадцать томов, – сказал Света так, будто речь шла о новом платье.

Я улыбнулся:

– Пошли. Так вот зачем сумка?

– Не спустыми же руками.

– Что ж, сам бог велел нести сумку мне.

– Но я не бог, – пошутила Света.

Мы вошли внутрь и повернули налево, где находился букинистический отдел. Света сразу пошла к кассе и заговорила с продавцом. Я прошелся взглядом по книжным полкам. Книги были изданы еще в советское время. От них веяло историей. Я наугад взял одну книгу. Полистал. Вернул на полку. Затем следующая книга побывала в моих руках. Я заметил, что цена, проставленная на последней странице простым карандашом, не превышала двенадцать рублей. Самые дешевые экземпляры стоили шесть рублей – тонкая книжечка, но в твердом переплете. Что ж, может, тоже что-нибудь купить? Внимание привлекла книга в ярко-красной обложке – Борис Пильняк «Повесть непогашенной луны». Кроме этой повести в книге были: «Заволочье», «Волга впадает в Каспийское море» и «Жулики».

– Что-то приглядел? – поинтересовалась Света.

Она уже купила Тагора. Я показал книгу.

– Как прочтешь, расскажешь. Пойдем?

– Сейчас расплачусь.

– Пойдем пешком, – сказала Света, когда мы покинули «Дом Книги».

– Тут недалеко?

– Полчаса.

– А ближе жилья не нашлось? Геодезическое предприятие в верхней части города. Это через мост надо переехать, да еще полчаса на автобусе пилить, – поинтересовался я, беря сумку.

– Просто тут проверено уже, чего париться-то.

– Ясно.

– Что-нибудь читал?

– Платонова «Котлован». Заканчивается плохо. Но ты плохие концовки не любишь.

– Я тебе это говорила?

– Да. Я запомнил.

– Дело не в финале, а как написано.

Мы прошли пару минут в молчании.

– Ты купил Пильняка. Почему?

– Во-первых, слышал о нем. Во-вторых, я из него ничего не читал, а тут как раз на глаза попалась книга. И дешево.

– А, я так же. Тагора не читала, но что-то так захотелось.

– Я у Тагора стихи читал в переводе Льва Гумилева.

– Гумилев? А Николай Гумилев?

– Это его отец.

– У Льва, значит, стихи.

– В той книге всего помаленьку – винегрет.

– А я Янку Дягилеву слышал?

Я задумался. Фамилия знакомая. Сразу родилось словосочетание «дягилевские сезоны», но, конечно, Дягилев к Янке никакого отношения не имел. Просто однофамилиц.

– Нет, не слышал.

– «Особый резон», «От большого ума», «Рижская», «Мы по колено», «По трамвайным рельсам», «Гори, гори ясно», «Продано»?