Имея особое чувство благоговения к при. Сергию, он любил уединяться в его лавру, где он был, по сану митрополита Московского, настоятелем. В окрестностях ее он устроил Гефсиманский скит, где и находил время от времени успокоение душе, жаждавшей сосредоточенного уединения с Богом, но обреченной на разнообразие и волнения обширнейшей кипучей деятельности и постоянные сношения с людьми. Здесь он мечтал и быть схороненным.

Московский народ окружал митрополита величайшею любовью. Толпы народа ждали всякое его служение благословения его, и он неспешно, вглядываясь во многих своим проницательным взором, осенял каждого крестным знамением.

Многие имели особую веру в силу этого благословения и молитв и видели над собою необыкновенные подтверждения этой веры.

Бесконечно милосерден он был к бедным, окружал самой теплой заботой своих родителей, и особенно мать, умершую в самых преклонных годах. Он поселил ее неподалеку от своего Троицкого подворья, покоил ее и почитал, и имел счастье наслаждаться в своих сложных занятиях ее бесхитростной привязанностью почти всю свою жизнь.

За год до кончины был торжественно отпразднован беспримерный юбилей 50-летия его архиерейского служения, и в бездне приветствий со всех концов России и из чужих краев помянуто все то значение, какое приобрел Филарет для русской Церкви.

Незадолго до кончины явился в видении митрополиту его отец и сказал: «Береги 19-е число».

19 ноября 1867 г., в воскресный день, митрополит с особой бодростью и одушевлением совершал литургию в своей домашней церкви. Через несколько часов он безболезненно отошел в вечность.

Вся Москва сошлась на поклонение усопшему, который был перевезен в Троицкую Сергиевскую лавру и схоронен в Церкви Святого Духа.

Много случаев доказали, как при жизни митрополита Филарета, так и по смерти его, ту помощь, какую духовная его сила оказывала людям.

Вот несколько из них.

Девочка восьми лет была расслаблена и не могла ходить. Недалеко от их дома митрополит должен был служить, и мать больной решила везти ее на службу. Девочку внесли в церковь и посадили на стул, а когда митрополит стал благословлять народ, и ее поднесли на руках. Получив от него благословение, она могла встать на ноги, вышла с помощью других из церкви и вскоре совсем окрепла.

Другая крестьянская девица с 7 лет сделалась немой. Ей было 20 лет, когда родственники привели ее к митрополиту Филарету, находившемуся тогда в Гефсиманском скиту. Митрополит спросил немую, как ее зовут. Мать ответила за нее: «Марья».

– Я не тебя спрашиваю, – заметил он, – и опять повторил вопрос. Немая отвечала: «Марья». Затем митрополит велел ей повторять за ним молитву Господню. В первый раз она повторила ее туго, во второй – совсем легко. И с тех пор говорила свободно.

Г-жа Б. страдала ногами и два года не могла ходить. Она хотела просить митрополита Филарета помолиться за нее и приказала везти себя на Троицкое подворье. В покои митрополита ее внесли на простынях. Выслушав ее просьбу, митрополит сказал ей: «И вы молитесь со мною». Он взял икону и медленно стал ею благословлять больную. В то же время она почувствовала крепость в ногах и встала.

С лестницы она сошла без помощи, твердой поступью, к изумлению сопровождавшей ее прислуги.

Дочь московского купца Е. в 1850 г. страдала сильным ревматизмом всего тела; никакие врачи ей не помогали, даже лежать она не могла, а все сидела.

В ночь на 3-е марта мать больной видела во сне митрополита Филарета молящимся над ее дочерью. Она отправилась на Троицкое подворье и просила митрополита помолиться за дочь.

Чрез три часа больная, которой мать рассказала о посещении митрополита, почувствовала себя лучше; в первый раз после трех недель легла и уснула, спала более полусуток. Она видела во сне митрополита, благословлявшего ее, и наутро встала, сама прочла утренние молитвы, и вскоре совсем оправилась.

16 октября 1849 г. митрополит исцелил 4-летнюю дочь купца Е., ничего не говорившую и все плакавшую. Она прочла ему молитву – «Богородице Дево, радуйся» – и выздоровела.

Одна женщина, у которой муж пил запоем, ходила к митрополиту просить его, чтобы он помолился за ее мужа, но она не была допущена прислугой. Ей посоветовали тогда объяснить свою просьбу, подходя в церкви под его благословение. Так она сделала, и муж ее вскоре перестал пить.

Известный писатель по истории Русской Церкви граф М. В. Толстой, будучи болен тяжкой болезнью, видел во сне митрополита Филарета. Митрополит исчислял ему разные его забытые им грехи, разъяснял неясные обстоятельства жизни, напомнил, что недавно он проезжал через один древний город, не поклонившись почивающим в нем святым: «Ты не почтил их, а они о нас молятся». Затем прибавил, что он не умрет от этой болезни. Жена графа отправилась к митрополиту и привезла от него икону Спасителя. Больной с этого дня стал поправляться. И именно с этих пор занялся описанием жизни святых и мест, ими прославленных, – труды, которыми он принес много пользы.

У вдовы лютеранки единственный сын – студент университета – заболел чахоткой; врачи объявили, что он безнадежный. Одна знакомая ее посоветовала сходить к Филарету, говоря, что многие больные выздоравливают по его молитвам. Поговорив с матерью, митрополит сказал: «Не скорбите: Господь милосерд!», спросил имя больного и сказал ей: «Будем молиться вместе!»

Дома вдова застала сына спящим, далее – он стал поправляться, и скоро совсем выздоровел.

В одной дворянской семье брат и сестра были различного мнения о митрополите Филарете. Раз зашел между ними разговор о прозорливости его, и брат объявил сестре, что испытает на деле эту прозорливость. Одевшись бедно, он отправился на Троицкое подворье и рассказал митрополиту, что над ним стряслось несчастье: сгорело его поместье и он находится в крайности. Тогда митрополит вынес пакет с деньгами и подал ему со словами: «Вот вам на погоревшее имение». Вернувшись домой, он с торжеством рассказал все сестре, которая этим была очень огорчена.

На другой день пришло известие, что в тот самый день и час, как он был у митрополита, был пожар в его имении, и на ту именно сумму, какую дал ему митрополит… Пораженный, он немедленно поехал к нему и все рассказал ему.

Вот что случилось с известным торговым деятелем В. А. Мед-вым.

В январе 1868 г. он возвращался в Россию по Каракумской степи из Кокана, куда ездил по торговым делам. Его сопровождал один русский и проводник-киргиз. Ехали на трех верблюдах. 15 января поднялся ужасный буран, мороз доходил до 40, дорогу занесло. Метель слепила глаза. Всадники и верблюды дрожали от холода. Они потеряли не только дорогу, но и направление, по которому надо было ехать, и плутали более 12 часов. Наконец верблюды остановились и жалобно кричали. Тоска страшная овладела людьми. Проводник предсказывал гибель. Его слова подтверждались валявшимися по сторонам дороги костями и скелетами… Тогда М-в предложил спутникам помолиться Богу о помощи и предаться Его воле… Молясь, он вспомнил Москву, свою родину, покойных своих родителей, близкого к ним митрополита Филарета (о смерти которого он еще не знал и у которого пред выездом принял благословение). Горячо помолившись, он прислонился к верблюду, и стал забываться. И тут ему представилось такое зрелище.

Шла процессия, впереди ее митрополит Филарет в полном облачении, с крестом в руках. Его под руки ведет отец М-ва и говорит митрополиту: «Благослови, Владыка, сына моего Василия». И митрополит перекрестил его, говоря: «Бог благословит тебя благополучно продолжать путь».

Видение кончилось, дремота М-ва прекратилась, и вдруг он услышал лай собаки. Ни одной собаки между тем с ними не было. Все слышали этот лай, а верблюды сами повернули в ту сторону и бодро пошли в сторону лая. Пять или более верст раздавался пред путниками этот лай невидимой собаки и довел их до киргизского аула.

Подкрепившись, они спросили, где собака, которая привела их к жилью? Этот вопрос удивил киргизов: во всем ауле не было ни одной собаки…

Один московский книгопродавец, чтивший память митрополита Филарета, в 1883 году, вечером накануне дня св. Филарета Милостивого (1 декабря), имя которого носил митрополит, – собрался в театр. В это время ему приносят портрет митрополита, который ему давно хотелось иметь. Он купил портрет, а в это время ударили на соседней колокольне. Он спросил, какой завтра праздник, и ему ответили, что день ангела почившего митрополита.

Он призадумался и, вспомнив, что и торговлю свою он когда-то открыл 1 декабря, пошел ко всенощной…

Через несколько лет он взял более обширную лавку, когда все уже было перевезено, он пошел в церковь пригласить священника для молебна. В церкви служили панихиду по митрополите Филарете: опять было 1 декабря.

Через несколько дней, когда он открыл уже лавку для покупателей, входит простой русский мужичок и делает почин – спрашивает «Слова и речи» митрополита Филарета.

«Пусть умники, – заключил свой рассказ этот купец, – нынешнего века назовут все это случайностью. Но я, темный человек, не могу не видеть в этом благословения великого митрополита, и потому свято чту его память».

Постараемся выяснить себе, чем был Филарет для Москвы и для России.

Имя Филарета принадлежит Москве. Нельзя не назвать его, когда названа Москва.

Вот уже тридцать лет, как умер он. Сколько есть взрослых людей, которые не только не могут помнить его, но и родились после его кончины; а между тем вся эта выросшая после Филарета молодежь, если принадлежит к московским православным семьям, знает Филарета так, как будто видела его. Слишком сильна была личность Филарета, чтобы впечатление, произведенное им на современников могло прекратиться с его жизнью. Его образ остался живым на московской кафедре во всей свежести своих красок.

Множество рассказов, передающихся из уст в уста, от лиц, знавших его, продолжающие появляться в печати неизданные письменные труды его – все это дает ему такой отблеск жизни, что из этих отдельных частиц его существования составляется целый образ живого человека.

А между тем, при беспримерной известности его имени, при всем его обаянии, немногие, быть может, отдают себе ясный отчет в сущности заслуги Филарета, в том его чрезвычайном жизненном подвиге, на котором основывается его великое историческое значение для Церкви и России.

Чтобы понять это, надо обратиться к тому времени, когда суждено было начаться деятельности Филарета.

Первые десятилетия нашего столетия – тяжелая эпоха в летописи нашей Церкви.

Начавшееся с начала XVIII века невиданное дотоле отношение ко многим проявлениям церковной жизни, пагубное влияние идей, шедших с Запада, который находился тогда на высшей точке духовной растерянности, резкая перемена в положении монастырей, случившаяся при Екатерине II, и столь удивительные происшествия, как знаменитое дело Арсения Мацеевича, – все это, разом взятое, обессилило духовно-просветительную деятельность Церкви. В таких обстоятельствах началось столетие.

Со вступлением на престол религиозно-настроенного Императора Александра, казалось бы, должны были начаться иные времена; но улучшения происходят медленно. Тот самый город, куда из Москвы перенесено было при Петре церковное управление, был заполонен множеством разнообразных, нередко совершенно безумных еретических сект. Насколько сильны были они, каких влиятельных имели защитников, показывает дело восходившего церковного светила, ученого и подвижника – Иннокентия. За то, что он пропустил, в качестве цензора, книгу, обличавшую неправославные мнения, он был назначен в дальнюю епархию и вынужден был, несмотря на крайнюю слабость, в холодную пору оставить Петербург и совершенно больным ехать в изгнание (в Пензу), где через несколько месяцев и умер.

В такое время выступил Филарет.

Борясь с чрезвычайными трудностями, испытывая скрытые и явные нападки недоброжелательства, Филарет твердо провел свое дело и, умирая, видел его оконченным.

В чем же состояло это дело?

В эпоху столь распространенного умственного брожения, происходившего и от легкомыслия, и от невежества относительно родного православия, надо было еще раз установить неизменяемое, непреложное учение Церкви, выяснить ту чистоту православия, на которую делались столь дерзкие посягательства.

Подобно тому как в века языческих гонений на христианство, и затем в века ересей, сперва отдельные учители и Отцы Церкви, а затем вселенские соборы выработали и установили все отделы церковного вероучения, так Филарет, в век столь сильных и разнообразных нападок на Церковь, в своих бесчисленных трудах выразил в полноте все истины Православия, дав современной и будущей России основанный на многовековом опыте церковной жизни и на творениях всей совокупности учителей церковных совершенный кодекс того, «како веровали».

В этом выяснении истины Православия во всей чистоте ее и затем проведении ее в жизнь архипастырской деятельностью и состоит заслуга Филарета.

Вековечная заслуга его делает менее опасными все неправильные учения, все нецерковные мнения, которые могут возникать в наши дни. Филарет так подробно раскрыл, так прочно установил, в такой системе провел различные, заключающиеся в разных творениях разных отцов Церкви части церковного учения, что при свете его творений видна всякая неточность и ошибка в современном духовном писателе.

Авторитет Филарета особенно ценен в тех случаях, когда погрешности в учении исходят от лиц священного сана. Тот или другой отрывок из Филарета обнаружит всякую ошибку, и вот почему лица, имеющие более пристрастия к самочинию, чем к мнениям Церкви, относятся к Филарету с трудно скрываемым озлоблением, чувствуя в нем вечного и строгого судью, стоящего на страже Православия.

Бог послал Филарета Русской Церкви, чтобы пред теми днями, когда умножаются лжеучения, отлить содержание Православия в металлические, незыблемые формы, ясности очертаний которых нельзя закрыть никакими чуждыми придатками от глаз тех, кто прежде всего станет искать в жизни верности своей Церкви.

И вышло по воле Божией так, что это великое дело, за которое, быть может, митрополита Филарета назовут когда-нибудь Отцом Церкви, он совершил в том загадочном семихолмном городе с таинственной судьбой, который создан верой Русского народа и в продолжение пяти веков оберегал эту веру от иноземных «воров». Как Василий Темный под сводами Успенского собора с негодованием отвергнул братанье с ересью, как Гермоген ценой своей жизни чрез два века отстоял Русь от латинства, вооруженной силой вторгавшегося к нам, так Филарет в той же Москве еще через два века своими трудами вознес вокруг святыни Православия такую мощную ограду, что ее не поколеблют никакие приступы. И вот, совершив свое дело, отойдя туда, где молитвами московских чудотворцев совершаются судьбы главенствующей над Русью Москвы, – он остался в сердцах понявшей его русской столицы, среди других дорогих ей и незабвенных для нее людей.

За долгое время полустолетия Москва достаточно узнала своего митрополита, и в те дни, когда совершает его память, ее любовь к нему не будет смущена теми людьми, которые ставят себе задачей распускать низменные мнения про тех, кто принадлежит к числу народных святынь.

Такие люди говорят часто о сухости Филарета, не видят души в его проповедях. Но это показывает лишь, как распространено невежество, как часто берутся судить о том, чего не знают. Люди, читавшие Филарета, выскажут иное: удивление его глубокой сердечной вере, тому его пламенному дерзновению, с которым он углубляется в созерцание тайны нашего спасения. Тот, кто помнит его слова пред Плащаницей, слово о молчании Пресвятой Богородицы и иные слова о ней, помнит картину первоначальной Сергиевой лавры, нарисованную им так, что все слушатели плакали; те, чью душу Филарет заставлял трепетать восторгом и умилением, не скажут в ответ на те суждения: «и Филарет не лишен теплоты и сердечности», а скажут, что трудно найти большую силу сердечного воодушевления, которая в то же время сопровождается глубиной высокого богословского ума.

Смешными покажутся мнения о сухости Филарета тем, кто читал его письма. Можно ли заботливее, теплее относиться к знаемым, чем относился Филарет, например, к далеко не всегда спокойному и ровному А. Н. Муравьеву, которого он любил за его великую ревность к Церкви. С каким трогательным смирением на упреки за нескорый ответ на письмо извиняется он (и то редко, чаще же просто просит прощения) своими занятиями, или молит писать письма разборчивее.