Казак и Судьбина
(по мотивам «Казачьих сказок»)

Скажи мне, кудесник, любимец богов

Что сбудется в жизни со мною?

А. С. Пушкин «Песнь о Вещем Олеге»

 
                               I
Казак молодой на ретивом коне
Покинул родную станицу,
Решил попытаться в чужой стороне
Поймать свою Синюю Птицу.
Немало успелось проехать ему,
Пока на пути он увидел корчму.
 
 
«Вот это и нужно сейчас для меня!» —
Воскликнул казак: «Слава Богу!
Ждёт сытный обед седока и коня,
А вечером снова в дорогу.
Ступай, Воронок, под навесом в тени
От жаркого солнца чуток отдохни».
 
 
И только казак умостился за стол,
Попробовал первое блюдо,
Старик седовласый к нему подошёл,
Явившись незнамо откуда.
«Садись, угощайся, почтенный отец» —
Приветствовал старца донец-молодец:
 
 
«Кулеш не остыл ещё, прямо с огня.
Я позже поем. Помоложе.
Да мы с тобой, часом, скажи, не родня?
Обличием трошки похожи».
И старец ответил, усмешку тая:
«Почти угадал. Я – Судьбина твоя».
 
 
На старца внимательно смотрит казак —
Лик в шрамах, согбенные плечи,
Из мутного глаза точится слеза,
На теле следы от увечий.
Неужто мой жребий таков на веку?
И боязно стало в тот миг казаку.
 
 
Старик засмеялся: «Гляди, брат, гляди.
Ты видишь Судьбину казачью.
Печали и горести ждут впереди,
А вовсе не Птица Удачи.
Послушай совета, соколик ты мой,
Садись на коня и вертайся домой».
 
 
Поехал казак, чтоб не лезть на рожон,
Обратно дорогой знакомой,
Но мыслил: «Я ПУТЬ СВОЙ изведать должон,
Не будет покоя мне дома».
И снова, коня повернувши назад,
Туда поскакал, куда очи глядят.
 
 
                              II
Сколь минуло лет, нам и знать ни к чему.
Но, скорую чуя кончину,
Задумал казак посетить ту корчму,
Где встретил когда-то Судьбину.
К заветному месту примчался скорей,
Глядит, а старик уже ждёт у дверей.
 
 
Уселись, по чарочке взяли на грудь
За встречу (а как же иначе?).
– Ну что, убедился? Досталось хлебнуть
Несчастий, упрямый казаче?
«По-разному было: и эдак, и так» —
Судьбине ответствовал старый казак.
 
 
– А что, неужели ни разу тебе
На ум не являлись догадки,
Что если бы жил ты покорно судьбе,
То был бы здоров и в достатке?
Ответил казак, как ударил мечом:
«Нет, я не жалею, отец, ни о чём!»
 
 
Судьбина пытает: «Могу тебе дать
Возможность начать всё сначала».
Подумал донец и ответил: «Не нать!
Менять ничего не пристало.
Я прожитой жизнью доволен вполне
И шляха другого не надобно мне».
 
 
А люди гадают: «Поди близнецы?
Гляди, как похожие лица!
Откуда явились сюда пришлецы?
Кубыть, не из нашей станицы».
А «братья» пыхнули духмяной махрой
И выпили дружно по чарке второй.
 
 
«Чему усмехаешься, ну-ка скажи?» —
Судьбина промолвил сурово:
«Коль есть на душе что, открой, не держи
Внутри своё дерзкое слово.
С чего веселишься? Чай, близок конец».
Судьбине ответил с улыбкой донец:
 
 
«Был давеча тусклым огонь твоих глаз,
А ныне он ярко лучится.
Вот, я и смекаю, что жизнь удалась,
Попалась мне Синяя Птица.
Хучь стар ты годами, а взор кугаря.
И значится, землю топтал я не зря».
 
 
И молвил Судьбина: «Воинственный пыл
Ни шашкой не сбить, ни нагайкой.
Ты прав, казарлюга, по совести жил.
По третьей за волю давай-ка!»
На этом я сказку кончаю, сынки.
И слава те, Боже, что мы – казаки!
 

Легенда о донском цветке-бессмертнике
(по мотивам легенды донских казаков)

Отцу

 
                              I
Давно это было, в лихие года
На Дон налетела с востока орда,
 
 
Прошла по Присуду с мечом и огнём,
Хлеба потоптала монгольским конём,
 
 
Поля окропила казачьей рудой,
Связала невольников крепкой уздой,
 
 
Разрушила храмы, сожгла городки
И в степи вернулась от Дона-реки.
 
 
А вслед за ордой от свово куреня
Плелись полоняне, судьбину кляня.
 
 
Ох, много донцов той далёкой весной
Узнали про вражий аркан власяной.
 
 
                              II
У Марьи-казачки монголы родню
Забрали с собою в полон на корню —
 
 
Любимого мужа и сына-мальца,
И дажедь почтенного старца-отца.
 
 
Спалили избёнку, порушили баз,
Она, же в леваде укрывшись, спаслась.
 
 
Ох, как горевала, оставшись одна,
Уж лучше б с семьёй бедовала она!
 
 
Потом порешила, что будя кричать,
В Орду ей дорога, родню выручать.
 
 
Отвесила Дону прощальный поклон
И двинулась прямо в ордынский полон.
 
 
Нелёгок и долог был путь у неё,
Безлюдные степи, не встретишь жильё.
 
 
Достались казачке и холод, и зной,
И голод, и жажда, и волчий конвой.
 
 
Она шла вперёд, разбирая следы,
И так через год добрела до Орды.
 
 
Оборвано платье, обувки нема,
Зияет прорехой пустая сума,
 
 
Тоща, что и мёртвый глядится живей,
Но всё же добралась до цели своей.
 
 
                              III
Марию доставил в шатёр караул,
И хан на неё с интересом взглянул:
 
 
– Чего тебе, женщина? Кто ты? Откель?
Зачем ты пришла? Какова твоя цель?
 
 
– Ты зришь пред собою казачью жену,
Супруг мой и чадо в ордынском плену,
 
 
Родитель мой с ними, я так их люблю!
О, хан, отпусти их на волю, молю!
 
 
А коли не пустишь, бери меня вслед.
Мне жизни на воле без родичей нет.
 
 
И хан ей сказал: – Ты смела и горда!
За то, что решилась добраться сюда,
 
 
С тобой отпустить я могу одного,
Того, кто дороже, милее всего.
 
 
Мария задумалась, спала с лица
И, глядя сквозь слёзы, сказала: – Отца!
 
 
Воскликнул правитель, услышав ответ:
– Подумай, отцу твоему много лет!
 
 
Он пОжил на свете, казачка, к тому ж
С ним рядом томятся твой сын и твой муж.
 
 
Погибнут в неволе, вдали от Руси.
Не хочешь супруга, хоть сына спаси!
 
 
Мария сдержала рыданье в груди:
– Ты мыслишь, что баба рехнулась, поди?
 
 
Тяжел этот выбор, но сам посуди,
Ведь я молода, и вся жизнь впереди.
 
 
Я с помощью Божьей на этом пути
Смогу себе нового мужа найти…
 
 
Вновь сына рожу – буде воля Творца,
Но кто мне заменит родного отца?
 
 
                              IV
Внимательно выслушал женщину хан
И нукеру крикнул: – Скачи за шихан!
 
 
В степи средь привычного всем ковыля
Цветок необычный взрастила земля,
 
 
Сиреневый цвет, как в Ононе вода.
Найди и сорви, и немедля сюда!
 
 
Вернулся посланник, доставил цветок,
И хан, протянув его женщине, рёк:
 
 
– Твой мудрый ответ оценить я сумел
И выполнить просьбу твою захотел.
 
 
Ты с этим цветком походи по Орде,
Искать своих близких с ним можешь везде.
 
 
Но помни, для поиска выделен срок,
Пока не завянет, не сгинет цветок.
 
 
Найдёшь их – до дома дорога пряма,
А нет, не взыщи, оставайся сама.
 
 
Загадка таилась в его словесах,
И тлела улыбка в раскосых глазах.
 
 
Взглянула казачка, лишь молвила: – Ах!
И высохли слёзы на впалых щеках.
 
 
Отвесила хану поклон – Исполать!
Спасибо за милость! Пойду их искать.
 
 
Предчувствием встречи с родными полна,
С цветком по Орде зашагала она.
 
 
Сияли глаза, как над Доном рассвет.
А хан ещё долго смотрел ей вослед.
 
 
                              V
Бессмертником кличут цветок на Дону,
Имеет он тайну-загадку одну.
 
 
Ить, как утверждает казачья молва,
Он может не вянуть не день и не два,
 
 
Неделю и месяц, кубыть даже год,
Бессмертник сиреневым цветом цветёт.
 
 
                              VI
А кто из потомков казачьих родов
Сейчас, как Мария, на подвиг готов?
 
 
А ежели выбор предложат такой,
Кого мы возьмём на свободу с собой?
 
 
И даст ли нам кто на пороге беды
Бессмертник иль даже хучь кружку воды?
 
 
Надеяться, вдруг да придёт мудрый хан?
А може, не ждать? Подскажи, атаман!
 

Чайка
(по мотивам казачьей легенды)

 
Ох, когда это было, да скольки веков
Миновало – упомню едва ли.
Знаю тольки, что турки держали Азов,
Да татары в Крыму царевали.
 
 
И частенько встречали тады казаки
На Придонье незваного гостя.
Пели вострые стрелы, звенели клинки,
Да клевали курганники кости.
 
 
Казаки не спущали обиды врагам,
Наносили удар басурманам,
Приплывая на стругах к чужим берегам,
И домой возвращались с дуваном.
 
 
Дык, об чём это я разговор свой веду?
Ясаул со товарищи-други
Вышел в синее море, не чуя беду,
На проворном испытанном струге.
 
 
От ить, леший! Откель отсыревший табак?!
Внучек, серники деду подай-ка.
Я гутарю – до турок поплыл наш казак,
Ну, а дома жана-молодайка
 
 
Ждёт-пождёт-не дождётся желанного дня,
Чтобы любый вернулся с похода,
То и дело глядит из окна куреня
На донские бескрайние воды.
 
 
А о том и не знает, что на море вдруг
Казаков злая буря застала
И разбила о скалы прибрежные струг
Всею силой девятого вала.
 
 
И потопли донцы, окромя одного.
Догадалси? Ага, ясаула.
Отчегой-то волна пощадила его
И на берег безлюдный швырнула.
 
 
Он очнулся, глядит, а вокруг ни души
И подмоги не жди ниоткуда.
Запечалился хлопец, придется – решил —
Пропадать вдалеке от Присуда.
 
 
А жана ясаула, прождав цельный год,
Хучь от мужа ни слуху, ни духу,
Отыскать его вздумала, но наперёд
Навестила старуху-присуху.
 
 
И ведунья сказала – Тебе не страшна
Путь-дороженька, зрю это ясно.
Приведёт, куды надо, морская волна,
Но из лодки ни шагу! Опасно!
 
 
На чужом берегу коль оставишь свой след,
Возликует нечистая сила. —
Поклонилась казачка старухе в ответ,
Села в чёлн, натянула ветрило.
 
 
Сколь плыла она дён, я не знаю, дружок.
Да оно и не важно к тому жа.
Тольки всё жа нашла тот пустой бережок
И на ём заприметила мужа.
 
 
Видит, он под кусточком лежит на траве,
Альбо сон подкосил бедолагу,
Альбо мёртв, но угроза свербит в голове,
Мол, из лодки неможно ни шагу.
 
 
Подплыла она ближе и громко кричит,
Но не слышит казак её зова.
Захолонуло сердце – неужто убит?
И забылось ведуньино слово.
 
 
Может, он тольки ранен, и помощь нужна? —
Подстегнула мысля, как нагайкой.
И на берег до мужа рванувшись, жана
Водночас претворилася чайкой.
 
 
С громким криком летала она в вышине,
Над судьбой своей жалобно плача.
И проснулся казак, видит – чёлн на волне,
Есть на свете казачья удача!
 
 
И поплыл он до дому, а чайка вокруг
Всю дорогу летает, кружится.
Невдомёк ясаулу, с чего это вдруг
Так печалится белая птица?
 
 
С этих пор много дён, много лет чередой
Унеслось по донскому теченью.
Тольки чайка и досить кричит над водой
И не может найти утешенья.
 
 
А ты слёзки-то вытри, негоже кричать.
Коль казак – так блюди себя! Кстати,
Впредь пулять из рогатки по чайкам не нать.
Я надеюсь, ты понял, касатик?
 

Легенда об амазонках
(по мотивам «Истории» Геродота)

 
Примеров, унучек, мы знаем полно
В истории Тихого Дона,
Когда с казаками дрались заодно
Их матери, сёстры и жёны.
 
 
Геройство их туркам познать довелось,
Черкесам и прочему люду.
Лупили и вместе, лупили и врозь,
Чтоб шляхи забыли к Присуду.
 
 
Откуда ж у бабы кураж боевой?
Не знаешь? От, то-то, кужонок!
Ить корень казачки наследуют свой,
Кубыть, от самих амазонок.
 
 
                         * * *
Послухай, дружок, в самой глуби времён,
Как пишет нам батька историй,
Рекой Танаисом был батюшка-Дон,
Меотским – Азовское море.
 
 
Хто «батька историй»? Ну, тот, Геродот.
Учёный. Жил в прошлые веки.
От, сбил меня, ирод, с рассказа! Дык вот,
О чём бишь я? Древние греки
 
 
В бою победили и взяли в полон
В какой-то не нашей сторонке
Одно из воинственных бабьих племён,
Что звали себя «амазонки».
 
 
Загнавши их в трюмы своих кораблей,
Поставив тугие ветрила,
Отправились в путь, к той далёкой земле,
Что их родила и вскормила.
 
 
Тут буря взыграла. Покуда мужи
Сражалися, с волнами споря,
Те девы достали мечи да ножи,
И сбросили эллинов в море.
 
 
А шторм вслед за валом накатывал вал,
Стонали и лопались снасти,
Как править кормилом никто и не знал,
И вёсла ломались на части.
 
 
И парус поставить они не могли,
Отдавшись на волю планиды.
А ветер, как щепки, швырял корабли,
Пока не достиг Меотиды.
 
 
И вот в Танаис амазонки вошли,
Узрели зелёные бреги.
Причалили, твердь незнакомой земли
Вдохнула в них мысль о набеге.
 
 
Похитив у скифов табун лошадей,
Наладивши луки и стрелы,
Взялись за разбой среди местных людей.
А што там? – Привычное дело!
 
 
                         * * *
А скифы не поняли сразу, откель
Свалилось несчастье такое?
Пошто и с каких неизвестных земель
Явились свирепые вои?
 
 
От так и гадали они до тех пор,
Покуда в одном поселеньи
Налётчикам дали достойный отпор,
Побили их трошки в сраженьи.
 
 
Почали доспехи с убитых сымать,
Ну, типа военной добычи.
Раздели их, глядь! Ох ты, ёшкина мать!
– Мы билися с бабами, нычит?!
 
 
И тут к атаманам помчались гонцы
С доносом, что скифам обиду
Чинили отнюдь не мужчины-бойцы,
А бабы, пригожие с виду.
 
 
И круг атаманов размыслил, что впредь
Для племени было бы кстати
Не бить амазонок, напротив, иметь
В союзниках девичьи рати.
 
 
И скифы послали своих сыновей,
Шоб те тольки миром да ладом
Вчерашних врагов превратили в друзей
И стали над бабьим отрядом.
 
 
Найти амазонок в бескрайней степи —
Сурьёзное дело, не шутка.
Шо ёрзаешь? Сбегай на двор, не терпи,
А я подымлю самокрутку.
 
 
Сколь хлопцы путляли, топча ковыли,
Об энтом отдельные речи.
Но лагерь воительниц всё жа нашли,
Разбили и свой недалече.
 
 
За каплею капля заметна едва,
Но камушек точит водица.
И мало-помалу, но лагеря два
Смогли меж собой подружиться.
 
 
                         * * *
Так колос весной подымается ввысь,
Коль осенью брошено семя,
Два лагеря вместе в единый слились,
Сложилося новое племя.
 
 
Мужья предложили вернуться домой,
Собраться и двинуться разом.
На энто супружницы все до одной
Ответили твёрдым отказом.
 
 
– Обычаи женщин из ваших племён
Нам чужды, – заметили жёны.
– У тех, кто с мечом был и с луком рождён,
Иные для жизни законы.
 
 
Шоб часть состояния вашу забрать,
Езжайте в родные селенья.
Потом возвертайтеся в лагерь опять,
Мы будем вас ждать с нетерпеньем. —
 
 
Послушались хлопцы, явив свою прыть,
Но жёны сказали – Негоже
Нам жить в энтом месте, пора уходить. —
Вскричали мужья – Отчего же!?
 
 
– На скифской земле нам не любо. Мы ей
Чинили немалые беды,
И вас, как детей, увели из семей.
Давайте ускачем отседа.