Я быстро… я медленно… в комнату…

С каким чувством?

Ничего… ничего нет…

Или… ты собирался вымолвить… «никого»?..

Так вот – как назвать это чувство? – А оно во мне, пожалуй, ежемгновенно.

Особенно – с тех пор-то, как я начал «по новой» мою жизнь, с того дня, как меня «сократили»…

И – ощущаю какую-то редкую, редкостную волю.

Мне тесно в нашем городе.

Но мне тесно было бы и в столице.

Потому что… мне уже тесно… на всей планете!

Шепчу, шепчу так – и становится легче жить.

Правда так уж правда.

…Я же с детства, помню, чувствовал, явно чувствовал – ощущал реально, как запах, – что и я, и все мы, видимые, – ещё как-то и чем-то или кем-то… видимы.

Почему-то даже казалось странным, если б было иначе.

И не взял чужого ни спичечного коробка.

А всякая невзгода теперешняя – мне прямо нужна: для всё большего и большего просыпания!..

Чья-то, без аллегорий, невидимая рука сдвигает меня, как сосуд по столу, – от чего-то, к чему-то…

От сна – к яви.

К краю!

К пониманию.

К полёту-то… чтобы – вдребезги!..

И что же в результате.

К пониманию – каждый раз оказывается – чужой глупости, чужой пустоты, чужого несчастья…

Если и были у меня в жизни, как присмотрюсь, неприятности – то от желания… понять другого!..

Так как я в каждом казусе стеснялся крикнуть. И – одно:

–– А я вот – счастлив!

И сколько раз зарекался – раз уж журналист: надо наполнять мир моим миром.

Ещё бы лучше: жить лишь всем – своим, моим.

Вот я уволен… Я – безработный…

И что?..

А что это, кстати, такое – этот самый бомж.

Это тот, кто не сумел или не захотел ввязаться в некую игру. И если не выиграть, то хотя бы мучиться за этой игрой. А он попросту однажды – всецело доверился: жене, друзьям, знакомым, начальникам… И они – вытолкнули его из жизни-игры: из работы, из квартиры…

Но я – основательно: ему в детстве не сказали, некому было сказать, что жить надо – лично, лично!..

И я теперь – во всём и всячески так, лично.

Иначе жить – жить без того невидимого свидетеля, Свидетеля – быть во сне.

В лучшем случае – во сне морали.

И прежде всего – да-да-да! – самое очевидное насущное: замереть на месте от факта… что на другой стороне планеты все – вниз головами.

Но все – во сне, во сне. Во сне, который – Сон.

Далее – прежде, опять же, всего – что.

Вот на Земле жизнь – а вокруг жизни нет, совсем нет, вообще везде нет, во всей бесконечности…

И – почему так устроено?!…

Но именно об этом существа – единственные, из всех живых на Земле, называющие себя разумными – как раз и не заботятся, даже и не помышляют!..

Странно?.. Не странно?..

Дальше – прежде, снова, всего.

Каждый разумный видит или сам закапывает в землю себе подобных… и знает, что и его обязательно когда-нибудь так же закопают…

Но именно об этом разумные ни разу в день или хотя бы ложась спать и не поминают!..

Тем более, далее, – каждый, каждый тот разумный на этой самой планете – неповторим, совершенно, на все времена и страны, уникален, абсолютен!..

Однако этим фактом он не только ничуть не одержим – попросту не берёт его в голову!..

«По-че-му?»

Вопрос этот даже и вымолвить… поистине неуместно.

Тише!.. Тише…

Ведь все же – спят…

…Сон разве – отдых? Тогда почему кошка – особенно почитаемая человеком – спит по восемнадцать часов?.. Медведя, в его голодной спячке, ещё можно понять. А вот удав – особенно человеком отторгнутый – выползает, лишь бы что проглотить.

Но так, значит, нужно Природе!

А чтоб она, Природа, была таковой – так, значит, нужно Космосу, Вселенной!..

Чтобы жизнь… не замечала… своей краткости?..

Или – само слово «сон» есть изобретение его, человека разумного: «образное выражение»!..

Истинно – допинг проглотил тогда я.

…А может быть!

Вся сама по себе планета Земля – шевелящаяся! – с пленкой-корой разнообразной жизни по ней… есть этакий великий шарообразный живой действующий мозг, Мозг!..

Спит одно полушарие – бодрствует другое.

Ведь что говорится: «как наверху, так и внизу».

И как я, в чём реально убеждён, получаю «мои» мысли из невидимого пространства – так Шар-Мозг получает для него усилия и работу из того же, как его ни назови, Пространства!

Только шевелящимся по Мозгу существам на эту тему – команда: спать! спать!

Ну, между делом, – во сне же – изобретать оружие, продавать оружие, покупать оружие, применять оружие.

Жизнь людей есть, значит, программа невидимого мира, Неба.

Сколь ни пестра жизнь спящих – это всё сны Неба, сны Неба.

…А я?!

А твой… мой сон?..

В данную минуту он все же – вопрос, вопрос.

Так сплю или не сплю?..

Да ещё как! И прежде всего – во сне заботы: чтоб другие не заметили, что я каждую минуту – о притяжении земном!.. об алчности одного к другому!.. об одиночестве в Космосе!.. о кратковременности в жизни!.. и при этом – об уникальности каждого!..

Мама!

Самый бы желанный – в здоровом сне мне бы сон.

Если живых было множество и есть, и будет…

То зачем – я?!..

А уже и ответил.

Чтобы… так озадачиваться.

И выделять именно мою и именно такую энергию.

В Невидимое Пространство.

Реально! Реально!

…Я не живу в этом самом «сегодня».

Это и невозможно. Для бодрствующего.

Время, всё-всё время, – это только – «сейчас».

Прошедшее, настоящее, будущее – так называемые, и они – одновременно.

Для бодрствующего!

Я не живу, само собою, и где-то «здесь». Этого «здесь» для меня попросту не бывает. Рука моя распространяется – всего лишь на длину руки. А – насколько я?!..

Я помню миг, когда я обнаружил себя в «моём» теле.

Помню… и будущее.

–– Ты.

–– Я.

–– Ты.

–– Да я, я…

–– Ты на этом свете.

–– Что?

–– Ты уже на этом свете.

–– На… на каком?..

–– На этом свете.

–– Не… не понимаю…

–– Ты был на том свете.

–– На каком ещё «том»?..

–– На том, который ты называл «этим».

–– Я и сейчас… на этом свете.

–– Нет, ты сейчас уже на этом.

–– Я и говорю…

–– Нет. Ты сейчас на том свете, который ты раньше называл «тем светом».

–– Да, «тем светом»…

–– Называл.

–– Называл…

–– Спокойно называл.

–– Спокойно…

–– Так вот теперь ты на этом свете, на этом.

–– Как?!..

–– Так.

–– Я… что… уже… то?..

–– Да. То.

–– Н-ну всё!..

–– Не всё. Ты раньше был на одном свете, а теперь ты на другом свете.

–– Всё!..

–– И это не всё. Ты на этом самом другом, теперешнем, свете уже был.

–– Был?!..

–– Был. До того, как ты попал на тот, вчерашний, свет.

–– Не могу…

–– Можешь.

–– Не помню.

–– Помнишь.

–– Не знаю…

–– Знаешь.

–– Что… теперь?..

–– То же, что было и всегда.

–– Но что, что?..

–– Ты всегда всё это знал.

–– Знал…

–– Знал.

–– Знал…

–– Был в покое.

–– Был…

–– И теперь ты в покое.

–– В покое…

–– Потому что ты знал.

–– Знал.

–– Ты всегда был в покое.

–– Знал.

–– Ты всегда был в покое.

–– Знал! Знаю!

–– Всегда так говори. И на этом свете и на том. И на том и на этом.

Логически – нельзя иначе и знать.

И – не может быть иначе, не может!

…Мама.

Тоже была во сне?..

В каком?..

«Сократили»…

Да ещё и – она… подружка пропала!..

Что?!.. И – хоть где?..

…Оба одновременно… когда мы излили из себя тот «миг последних содроганий» – она так и уснула на мне: полусогнув руки и ноги, лягушкой, щекою на моём плече.

И уже ведь – какую неделю нет!..

Её, её нет.

Недавно снилось: вышел из ванной… иду, голый, в комнату… где в постели голая юная… но надо же посмотреть в окно – на пространство-то…

И проснулся.

Уже светло!

С обидой на своё глубокомыслие – и в таком сне! – поднялся.

Посмотрел в то самое окно – чтобы скорее, что ли… начать думать… за эти берёзы и липы, за этим галок и ворон… которые думать не умеют…

«Думать»…

За это небо?.. за всё, что ещё где-то далее?..

И – за Небо?..

Нет… За него думать… почему-то не смею…

Но – помышляю о Небе, помышляю.

И – только бы мне о нём!..

Да вот мешали дома, в которых и возле которых – сонные, сонные.

Умылся, помолился, попил чаю…

…Так в последний раз – что: она уснула на мне.

Любовь…

Любовь – как волнение, как волнение от загадочности, от загадочности предпочтения… этой, этой – всем… даже и не «всем», а – как бы всему, всему!..

Как только пришла, стал сразу её раздевать.

–– Какое счастье, что не нужно врать!

Она помогала…

Президент… который не ощущает… тонкость плёнки воздуха вокруг планеты и зыбкость жизни в ней… и одиночество этой особенной планеты в целом пустом Космосе… который… которому, однако, почему-то хочется… быть руководителем миллионов… каждый из которых тоже не ощущает… тонкость воздуха и жизни… в бесконечном до непонятного Космосе… президент говорил… о чём-то… горделиво…

–– Какое счастье!.. что не надо!.. лгать!..

Потом уснули.

Потом проснулись.

Радио, оказывается, всё ещё раздавалось…

Пили кофе.

Теперь… почему… не приходит?!..

…Помню, только начал работать в газете, мне – чего я заранее и опасался!.. – среди интервью или вымогания той информации, вопросы… такие!

–– А вас любят женщины?

–– Женщины… Э-э… Женщина должна быть… стройной… Должна… Впрочем, никому, конечно, – ничего!.. Женщине желательно быть… Желательно и для всех, и для неё… Быть стройной и приветливой!

–– Вы, видимо, любите женщин!

–– А-а… а мужчина… Мужчине следует быть… снисходительным и профессиональным. Хоть лётчиком, хоть вором.

А её – нет и нет!..

…Стала вспоминаться юность ранняя, отрочество… когда – впервые, впервые влюбился

Женщина… это, это… Страшно! Самое страшное.

Первое всегда.

Если я её – люблю!.. Если люблю, уже люблю. Почему тогда подразумевается… прямо-таки в самом воздухе подразумевается… что должен я – ещё!.. как-то!.. поступать!.. по поводу её!.. что-то ещё должен делать, кроме любви?.. Делать!.. С нею!.. В отношении её!.. Кроме ощущения и объявления любви?!..

Потом, второе, ещё страшнее!..

Это когда она, люблю её или не люблю, рядом, и я… её хочу, сам её хочу, то… то что мне с нею делать?!.. Как мне, рядом-то с нею… вообще себя вести?!.. Как шевелить языком, как шевелиться всему?..

Потом, к тому ж и третье, страшнее ещё…

Она – смотрит, смотрит на меня, на меня… она, зачастую даже незнакомая, смотрит на меня так, словно – глаза её такие! – будто говорит: захочу – и ты мой!.. То есть, выходит… что я уже и сейчас, уже и каждую минуту – её, обеспеченно – её, только – без последнего какого-то её как бы остатка это самого «захочу!»…

Эти детальки подростковые… самые, почему-то, для меня сейчас и драгоценные!..

Но ведь это – как и те первые шажки: по полу, по земле, по планете!..

И – какая разница, по какой планете.

Если уж все трепещут перед инопланетянами…

Мой трепет перед женщиной – ни на что бы, на этом свете, и не променял!..

…Почему – не идёт?

Вот. – Сейчас бы и пришла! – Как мир не мал…

А мы договорились так: без предварительных звонков!.. Она ко мне!.. В любое время!.. Прямо в дверь!..

Так уж условились: ежемгновенное счастье!..

И даже не знаем… телефонов друг дружки.

Притом – никого общих знакомых. И – ни с кем разговоров и упоминаний друг о друге.

Придумали идеальную сказку… Да нет! – Сказочный идеал!..

Но… не стучит…

И это обговорили: стучать ей четыре раза. Отчётливо.

А я – шёл к дери уже после удара второго!

Иные же все, олухи, звонят.

Как неприятно… смотреть на кошек!..

Женщина, которую я не хочу, мне кажутся… грязной.

…Или я перед нею в чём-то виноват?

На асфальте, крупными белыми, было позапрошлым летом: «Маша, я тебя люблю!» – Под окном, значит, под чьим-то.

Я ещё подумал: так ведь затопчут…

В другом месте – зимой: «Галя, я тебя…» – дорожками огромными по снегу.

Всё равно заметёт…

А может… это я жалел… что писал, рисовал – не я?..

…Или – или она следует… тем советам газетным – сиречь цивилизованным и «тонким»?! Девушкам хитроумно следует: не рассказывать о себе всего… та-ак… всегда улыбаться, даже в паузы молчания… ещё… повторять вслух похвалы в свой адрес других… и – пропадать иногда!.. иногда пропадать!..

…Недавно мне так.

Летаю, летаю легко… и целую девушку, знакомую давнишнюю, давно не виделись… которую никогда не целовал… Взял её в руки, понёс было через реку широкую тёмную, стал подыматься с нею выше, выше… И вдруг – уже там, на том берегу!..

Так – реально – дух летает.

В теле он или вне тела.

Сквозь всё. Сквозь всё.

Дух.

Мгновенно.

По желанию мгновения.

По мгновению желания.

В теле он или вне тела.

Дух. Сам дух.

Так и летает.

…Мама – мама не знала.

Как всегда, ничего не знала.

Ни что у меня появилась девушка… Ни того, что она у меня… от меня… пропала, пропала!..

…А я и молился – чтоб она подольше прожила.

Я приезжал – что-то говорил.

Она – молчала…

Она ещё больше, в последние годы, молчала.

Согнутая, согнутая…

Чем, чем?..

Я говорил… Я – давно, с полгода, уволенный! – говорил, что в газетах нынешних журналисты так работают. Компьютер на твоём рабочем месте сегодня попросту не включится, если ты накануне, вчера, не расписал свой будущий рабочий лень с точностью до каждых пятнадцати минут!..

Так – в самом деле, слыхал я, в одной городской газете, купленной, что ли, иностранцами.

А хорошо – почему-то хорошо, что она статей моих никогда не читала, газету мою – «мою»!.. – провозить никогда не просила.

Они – они читали другое.

Они. Мама с папой.

Читали другую газету. Им её привозила сестра.

А где теперь – сейчас – папа?..

Уже пять лет.

…Папа мне, школьнику:

–– Ты демагог! Да, демагог.

Самое страшное… вернее, самое смешное в этом – то его добавление: «Да, демагог».

В то время, лет тридцать тому.

Самое страшное было обвинение!

Ибо тот, кто таков, – противоположность – чему? – бессловесному подчинению любому.

А теперь – теперь все демагоги. Уж настоящие.

Молча теперь работает только тот дворник под окном.

Кстати… Почему бы и не мне?!..

А странно… Странно, что чуть я вспомнил папу… Сразу – конфронтация на память!.. Неужели, кроме её, ничего существенного… в нашей семье… не было?..

Зачем жили?!.. Зачем они меня кормили?.. Зачем я от них кормился?..

Как бы радостно можно было жить!..

Без той конфронтации… Без этих теперь вопросов…

…И сестра.

Ещё только она.

Но мы с нею – тоже. Разные.

Вот всё подбивает она меня приватизировать квартиру.

А я – а я-то недавно ей и проговорился!.. У меня, дескать, теперь задолжность за «коммуналку»…

Она о моей проблеме с работой не знает; подумала, наверно: лень, что ли, платить.

И она – что же. Давай, говорит, я тебе дам на это дело денег, у меня, мол, немного есть, отложено на зубы, на протезы. Н-да… А ты, говорит, напишешь завещание. Говорит: на меня, на сына моего.

Я ей – ой, по своей привычке – как бы помягче: зачем тебе мои заботы?

А сам себе: а может, я женюсь!.. может, у меня будет семья!.. настоящая!.. не то, что… кое у кого…

Или, может…. Что-то как-то со мною случится… значительное!..

А ты, предлагая своё такое, оставляешь меня без будущего!..

Сестра…

Какой же она человек?..

Вота… когда озадачился. Ей чуть не пятьдесят, и самому за сороковник.

…Мама.

О чём говорили они между собой?..

Мама с папой… Мама с сестрой…

Какие странные вопросы!

И – сейчас. В дороге.

Мама…

Наклонённая…

Кем?..

За что?!..

Гвозди на рентгеновском снимке…

Вот! Вот!

Мир мал.

Гвозди в космическом пространстве распространяются во все стороны с безостановочной безвоздушной скоростью – но гвозди те же самые в тесноте воздуха на подземной станции метро… да ещё и в переполненном вагоне в пиковый час… распространяются всего лишь со сверхзвуковой, может быть, скоростью… и притом всего несколько сантиметров… так как увязают в ощутимых человеческих телах…

Точнее сказать, в космическом пространстве вообще, кажется, нету гвоздей… так как непонятно, зачем им там распространятся… Точнее, опять же, сказать, в космическом пространстве почти что нету человеческих тел… и, значит, их мыслей о возможном распространении там гвоздей… так как человеческие мысли заняты в основном тем… чтобы распространять гвозди на планете Земля, притом в подземном помещении, притом… и так далее…

Ещё точнее сказать – для распространения гвоздей, чтоб они – во все сразу стороны, человеком освоено пока лишь подземное пространство, в отличие – что, вероятно, впереди – пространства околоземного…

Мир мал – и притом так уже особенно мал, что, между прочим – и как раз не между прочим, смертниками гвозденосцами становятся всё чаще особы женского пола…

Мир мал – и так уже характерно мал, что – соответственно и тем более не между прочим! – работниками правоохранительных (от смертниц и их гвоздей) органов работают всё более особы того же пола, женского…

Мир мал – угрюмо, угрюмо. Не только среди уголовников, но и в криминологии об «криминальных авторитетах» нет термина «криминальная дружба», только – «криминальные разборки».

…Золото у параолимпийцев.

Вот! Вот!..

Золотых медалей и прочих получают на порядок большее количество спортсменов, если у них отсутствуют зрение, слух, рука, а то и вовсе обе ноги – в отличие от обыкновенных спортсменов, которым эти самые различные органы и конечности только, по причине малости мира, мешают.

Вернее бы сказать, особи человеческие с «ограниченными возможностями» эти самые ограниченности и стараются преодолеть, в чём и преуспевают, – тогда как особям, чьи возможности не ограничены, есть смысл, привитый современным имиджем, успеть бы воспользоваться своими органами для побед в сексе и бизнесе.

Мир мал, мал…

…Ночной клуб сгорел. – Хоть он и стекло-железо-бетонный.

Вот!.. Вот!..

Мир – мал.

И поэтому именно в это сравнительно небольшое по габаритам пространство надо было наносить и навозить как можно больше самых горючих материалов – чтобы все они, вместе с полным клубом, в несколько минут сгорели…

Сонные вскрики сонных: почему загорелось?.. почему не было запасных выходов?.. – А потому и загорелось, что не было ни запасных, ни… вообще никаких – выходов-то…

Иначе – что бы делать в кубическом зале, что на пятьдесят персон, сразу трёмстам?.. что бы делать им – столь взрослым?.. что бы им делать – в столь поздний час?.. что бы делать им – в столь громком музыкоподобном звуке?.. да и это всё – одновременно?!..

Мир мал – и только в этот поздний час в этом замкнутом строении нашлось место этим людям для их краткой и единственной жизни!..

Первое свойство мира, мира людей, – и потому не сформулировано оно было никем прежде! – что он, мир, – мал.

Однако… не воздеты руки людей, не согнуты колени людей…

Как есть сюжет, хоть какой, у всякого ночного сна – так же сюжетен и ежедневный, на ногах и с открытыми глазами, их сон.

Ощущение, однако, подспудное, подсознательное малости мира и делает мир людей таким, каков он у них есть.

И – людей такими, каковы они есть.

Существ малости – рабами малости.

Рабы – всего-навсего рабы… для одного из этих рабов.

Вожди, соответственно – вожди рабов, сами из этих самых рабов.

А мир – мал.

Страна хоть и большая, но должность президента всего-навсего одна-единственная.

И потому – уж кому повезёт…

Этому вот – повезло. И он не хочет, конечно, уходить. Так как если он уйдёт, то окажется… что ничего не случилось. Ни со страной, ни с ним… ни вообще. И значит, подтвердилась случайность того везения. И значит, он – простой-простой. Есть. И – был!.. А как пережить?.. И поэтому – не уходить. Пока не будет повода. Повода не-свободы. Хотя бы – переворот или немощь.

Хорошо было лет двадцать назад: страна была ещё пространнее, даже чересчур, как кто-то находчиво сообразил, – так тогда хоть сразу повезло пятнадцати везучим!..

Традиция же преемников, если о ней, власти – и есть проблема преемников: «Кто меня хоронить-то будет?..»

Сон политики…

Сон – и истории.