– Я же говорил, что мне подумать надо, – напомнил Демьян, – вот и придумал.

– Еще б до вечера раздумывал! – недовольно пробурчал Илья. – Кстати, ты не только подумать обещался, но еще и поразить нас всех сулил. Ну и чем же поражать будешь?

– Порядка ни в чем нет! – ничуть не смутившись, принялся излагать Демьян. – Сколько земли под пашню высвободилось, не знаем, – Демьян загнул палец на руке. – Артель Сучка и бывшие устиновские холопы на посаде строиться собрались. Кто-нибудь посмотрел, как и что они строить будут? Я посмотрел: не посад, а торжище – все в кучу, без всякого порядка! – Демьян загнул второй палец. – Скотина не пристроена, загон для коней третий раз на новое место переносим – все время всем мешает. – За вторым последовал третий палец. – В крепости ни пройти, ни проехать! Кругом бревна валяются, ямы какие-то, кучи земли, глины. Если бы не наказанные ученики, грязью совсем заросли бы. Около кухни дрова сложили так, что поленница упала, девке кухонной ногу зашибло. Это уже четыре! – Демьян загнул еще один палец. – На кухне четверо баб и несколько девчонок еле справляются, а когда Нинеины работники придут, что делать будем? – загнув пятый палец, Демка помахал в воздухе кулаком. – Где Нинеиных работников селить будем, кто-нибудь подумал? Пойдут дожди, в крепости грязищи по колено станет, об этом задумывались? Сучок все время в Ратное к Алене таскается, рано или поздно убьют ведь! Кто артелью командовать станет? У Кузьки недавно искры из кузни вынесло прямо на сухие доски, чуть пожар не сделался!

По мере перечисления проблем Демьян все повышал и повышал голос так, что уже почти кричал. Загибать пальцы он прекратил, да и понятно было, что ни на руках, ни на ногах их не хватит. Илья после каждой озвученной проблемы крякал и расправлял усы, Кузька смотрел на брата так, словно видел впервые в жизни, а Мишка чувствовал, что у него начинают гореть уши – все перечисленное было упреком ему, как единоначальнику, но когда было этим заниматься? То тренировал опричников в учебной усадьбе, то валялся раненый после подавления бунта…

Демку уже откровенно несло:

– Порядка нет, пригляда ни за чем нет, ХОЗЯИНА нет! – вещал он, обличающе уставившись на Мишку. – Я еще много чего указать могу, но и так все ясно! Откуда хозяйскому пригляду взяться, если старшина, вместо того чтобы делом заниматься, с Юлькой…

– Хватит! – прервал двоюродного брата Мишка.

– Ты мне рот не затыкай!

– Хватит, ты прав!

– Я еще не все… чего?

«Вот так, сэр! Удивить – значит победить!»

– Ты прав, – повторил Мишка, – и главное слово ты, Демьян Лаврович, произнес!

– Какое слово? – остановка горячего монолога была настолько внезапной, что Демка даже забыл распрямить сжатые в кулак пальцы.

– Главное слово, которое ты произнес, слово «посад», – подчеркнуто спокойно и неторопливо ответил Мишка. – Если есть посад, значит, есть и город. Если есть город, ему нужен городовой боярин. Если ты не упираешься во что-то одно, а видишь все дела разом, то городовым боярином быть надлежит тебе!

– А?.. – Демьян растерянно огляделся и на какое-то время снова превратился из мрачного мизантропа в простоватого, непоседливого и задиристого Демку времен избиения Ерохи и компании. Выглядел переход от обличения к растерянности довольно комично, первым не выдержал и прыснул в ладонь Кузька, за ним дружно рассмеялись и остальные. Демьян, чувствуя, что смеются над ним, но не понимая причины, побагровел и сжал кулаки, и сразу стало заметно, что и ему не чуждо фамильное лисовиновское бешенство.

– Ничего смешного! – попытался успокоить смеющихся Мишка, но, поняв, что его не слышат, грохнул по столу кулаком и рявкнул в полный голос. – Молчать!!! – дождался тишины и продолжил уже спокойным тоном: – Ничего смешного. Общий пригляд за порядком нужен, в этом Демьян Лаврович совершенно прав, но кому попало такое дело поручать нельзя! Демьян же Лаврович подходит для этого со всех сторон. Во-первых, только он озаботился общим порядком в крепости, никому из вас этого и в голову не пришло – каждый только о своем говорил. Во-вторых, именно Демьян Лаврович, если помните, первым получил чин десятника Младшей стражи. В-третьих, он строг и спуску никому не дает: в первой полусотне каждый отрок крепость его кулаков на себе испробовал, да и многие новобранцы тоже, недаром же наставники так часто поручают ему занятия по рукопашке без оружия с новичками проводить. Но самое главное – Демьян Лаврович наследник Погорынского воеводства, после Корнея Агеича и Лавра Корнеича, естественно. Наука городового боярства ему нужнее, чем нам всем.

В горнице, уже в который раз за время заседания Совета, разлилась тишина, взгляды «господ советников» перескакивали то с Демки на Мишку, то обратно.

– А ты… Минь? – громко сглотнув, спросил Демьян.

– А что я? – Мишка с деланым равнодушием пожал плечами. – С меня пока Младшей стражи и академии хватит. А потом… боярство и воеводство – дело наживное, не бойся, тебе дорогу я перебегать не собираюсь.

Снова тишина – наверняка большая часть присутствующих о вопросах наследования до сих пор ни разу и не задумывалась, а разговор на эту тему и вообще услышала впервые. Увидеть в Демьяне будущего воеводу погорынского – для этого воображение требовалось напрячь весьма и весьма. Понять же причины Мишкиного отказа от борьбы за наследство – это было вообще за пределами понимания всех, без исключения, участников собрания.

«Ну-ну, господа, поскрипите мозгами. Кузену Демьяну в наследниках еще лет двадцать ходить, если не больше, успеете привыкнуть. И к тому, что он будущий воевода погорынский, и к тому, что есть еще и Михайла, который на воеводство кладет с прибором, хотя мог бы… Рано или поздно, задумаетесь и над тем, что этот самый Михайла намерен уйти от воеводства не вниз, а вверх – куда-то чуть ли не на княжеский уровень. Как и в какой форме это реализуется, пока неясно, но два года назад все и вообще непонятно было. Поживем – увидим».

– Так кто же из вас главнее? – прервал затянувшуюся паузу Дмитрий. – Как-то непонятно выходит…

«Ну да, тебе субординацию и ясность подавай. Будет тебе ясность!»

– Нет тут ничего непонятного, Мить. В Ратном есть сотник Корней и староста Аристарх. Сотник главный в делах воинских, староста – в делах обыденных. Конечно, поскольку поселение у нас воинское, сотник как бы главнее, но в делах обыденных, если они воинский интерес не затрагивают, Аристарх – первый человек, и сотник ему не указ. Так и мы у себя устроим: есть старшина Младшей стражи и есть городовой боярин – я и Демьян Лаврович. Вы заметили, что он, когда непорядки перечислял, касался только дел обыденных, а не воинских? Сразу стало видно, что тонкость грани между делами воинским и делами обыденными Демьян Лаврович понимает правильно.

Пока Мишка давал объяснения, Демка сидел выпучив глаза и являя собой образцовую иллюстрацию к выражению: «пыльным мешком из-за угла ударенный». Впрочем, на его месте подобные же чувства испытал бы любой.

«Удивляйтесь, удивляйтесь, любезный кузен. Ваше удивление ничто по сравнению с удивлением, которое испытает мадам Листвяна! Позвольте вас поздравить, сэр Майкл, всего одной рокировкой вы создали для нее массу проблем, главная из которых – абсолютная непонятность ваших собственных планов! С одной стороны, вы вроде бы самоустраняетесь от борьбы за погорынское наследство и интриговать против вас становится совершенно бесполезно. С другой стороны, вы постоянно находитесь рядом и имеете возможность вмешаться. Пренебрегать этой возможностью не стоит даже сейчас, а со временем вы будете становиться все опаснее и опаснее. На первый взгляд кажется, что вы подставляете кузена, но на самом деле против него нельзя ничего предпринять, не разобравшись с вами. При этом интриги бесполезны, и в арсенале династических соперников остается только физическое устранение. Ну а это, как говорится, будем еще посмотреть».

– Молод больно для боярина, хоть и городового, – проворчал Илья. – А уж для старосты так и вообще – смех один.

– Тоже верно! – согласился Мишка. – Есть такое иноземное слово «комендант». Означает оно старосту в воинском поселении или крепости. Я думаю, оно как раз для Демьяна Лавровича и подойдет.

– Комидат… придумают же!

– Минь, я не смогу…

«Э-э, братец, да ты не удивился, а испугался! Как критиковать, так все мастера, а как до дела…»

– Сможешь! Вспомни, как ты десятником стал – тоже ничего не знал, ничего не понимал, а через пару дней после назначения твой неполный десяток Младшей стражи семерых оружных и латных татей в бою положил!

– Я тогда даже стрельнуть не успел, меня сразу…

– Зато твой десяток все успел! Так и здесь: пока я раненый валялся, вы же чего-то тут делали? Крепость строилась, отроки учились, мастерские работали. Привыкай людьми руководить так, чтобы дело и без тебя на месте не стояло, на то у тебя подчиненные есть – все, кто в крепости и около нее живут. Подбери себе помощников, советуйся с людьми знающими: по хозяйству – с Ильей Фомичом, по обыденному строительству – с мастером Гвоздем, по воинскому строительству – с мастером Нилом. Да что я тебе объясняю, сам все знаешь. Ну, а в затруднениях мы все тебе поможем – весь Совет. Если что, можешь в Ратное съездить к старосте Аристарху, ну а если совсем затруднимся, то боярина Федора на Княжьем погосте навестим.

– Все равно столько всего… столько дел…

– Погоди, Демьян, сейчас мы между господами советниками обязанности распределим, сразу полегчает, вот увидишь! – Мишка обернулся к Матвею. – Матвей Корнеич, начнем с тебя, поскольку стезя твоя уже определилась – лекарское дело. Но только одного лечения мало, некоторые болезни легче упредить, чем лечить, поэтому, скажем, раз в месяц будешь проводить осмотр всех отроков. Кроме того, на тебя возлагается забота о здоровье скота, для этого передаем тебе в подчинение Прохора. И еще: вы же вместе с лекаркой Юлией учите отроков оказывать первую помощь раненым? Так вот присматривайся и, если обнаружишь способных к лекарскому делу, забирай их себе, так, как сегодня Кузьма Киприана и Назария забрал.

– Сколько? – неожиданно прервал Мишку вопросом Матвей. – Сколько человек можно забрать?

– Сколько найдешь подходящих. Хорошо бы, чтоб в походе у каждого десятка свой лекарь был, но столько, конечно, не наберется. Пока рассчитывай так: одного для опричников, одного для разведки, по одному для лучников и стрелков.

– Значит, четыре?

– Ты четырех-то найди.

– Угу. А со скотиной что?

– Прохор подскажет, он в этом деле мастер. Можешь для начала разобраться с конским загоном, сколько его с места на место переставлять? Пусть Прохор с мастером Гвоздем посоветуется, потом Демьяну Лавровичу выбранное место покажете, решите, как и когда строить. Не пытайся сам все решить, вокруг тебя люди, и каждый из них в своем деле лучше тебя разбирается, вот и пользуйся их знаниями и умениями.

– Угу. Разберемся.

К Мишкиному удивлению, Матвей отнесся к расширению круга его обязанностей совершенно спокойно, даже как будто равнодушно. Что-то Мишке в его спокойствии не понравилось, и он уже собрался каким-нибудь вопросом прояснить ситуацию, но Матвей объяснил все сам:

– Как я понимаю, ты мне поручаешь пригляд за всем живым, что в крепости и вокруг нее обретается? Так?

– Так.

– Ну тогда два условия: первое – ты приказываешь всем, чтобы по лекарским делам все подчинялись мне так же, как лекарке Юлии…

– Согласен, – торопливо ответил Мишка, чувствуя, что первое условие мелочь по сравнению с тем, что последует дальше.

– …Второе, – продолжил Матвей, – я возьмусь за это дело только с одобрения лекарки Настены. Если она скажет «нет», не обессудь.

– Тебе старшина приказывает! – возмутился Дмитрий.

– А хоть бы и сам князь! – спокойно парировал Матвей. – Вы вот тут о воеводском наследстве толковали, а лекарка Юлия унаследует от матери, самое меньшее, власть над Ратным, над нами, над Выселками и еще над несколькими селищами. Это – самое меньшее! А если подумать, то неизвестно еще кто после Нинеи Великой волхвой станет – Красава или Юлия?

– Да ты что?! – Роська аж подскочил на лавке. – Она крещеная! Христианка!

– Когда тебе в бою кишки выпустят, – ледяным тоном отозвался Матвей, – тебе наплевать будет, христианка она или язычница, лишь бы брюхо зашила и помереть не дала.

Сказано это было так, что Роська застыл с раскрытым ртом, остальные тоже как-то ссутулились, словно на плечи им опустилась невидимая тяжесть, а Мишка вспомнил, как удивило его полгода назад то, что Мотька взялся помогать Юльке пользовать раненых, не пугаясь ни крови, ни ран.

– Нинея уже сейчас с Юлией справиться не может, – продолжил Матвей, – а когда она в полную силу войдет, под нее все Погорынье согнется. А тех, кто не согнется, того мы в мечи возьмем! Кто-нибудь из вас приказу Юлии противиться сможет? Ну? Сможете?

Матвей поочередно глянул на каждого из советников академии, и все, один за другим, опустили глаза, даже Роська. Один лишь Мишка выдержал взгляд ученика лекарки, но тошно ему от этого стало так, что хоть вой. И не только оттого, что он вдруг понял: видел Матвей выпущенные кишки (и не раз), знает, как умирают в муках люди (и не понаслышке), а кровь, боль, раны – не самое страшное, что пришлось узнать этому подростку в жизни. Гораздо хуже было то, что расклад противоборствующих сил оказался гораздо сложнее, чем Мишка себе представлял, вовсе не таким однозначным, как выходило со слов деда, матери, Нинеи, боярина Федора. Что-то темное, сильное и страшное обозначилось за словами и поведением Матвея… Единственное сравнение, которое Мишка сам для себя смог подобрать, – жуткий негритянский культ вуду, угнездившийся внутри внешне благопристойной, политкорректной Америки.

Матвей, недолго поиграв с Мишкой в гляделки, не отвел глаза, а слегка кивнул, полуприкрыв веки, и констатировал, будто отвечая каким-то своим мыслям:

– Не зря тебя Юлия изо всех выделяет… и Нинее ты люб. Все правильно понимаешь, а если понимаешь…

– Встать! – лязгающим голосом оборвал Матвея Мишка. – Встать, ворох драный!!!

Охватившая его злость не имела ни малейшего отношения к лисовиновскому бешенству – Михаил Андреевич Ратников вспомнил, как в далеком XX веке его то смешили, то злили попытки сына изображать из себя взрослого мужчину, хотя для этого не было никаких оснований, кроме, в сущности детского, желания самоутвердиться.

Матвей уже второй раз за весьма непродолжительное время перешел границы дозволенного – пользуясь наличием знаний, отсутствующих у собеседников, позволял себе менторский тон и подчеркнутую независимость от старших. В первый раз это случилось у постели раненого Мишки, когда Матвей принялся рассуждать на тему, что надо и что не надо делать старшине Младшей стражи. Тогда чувство реальности Матвею вернул дед, но урок, как видно, не пошел впрок. Теперь проводить ту же операцию пришла Мишкина очередь.

Справедливости ради, надо было, конечно, признать, что спровоцировал подобное поведение Матвея отчасти сам Мишка, когда отшил Роську с его попреками за обиду отца Михаила, но кто же знал, что Мотька, аккуратно выполнявший требования, предъявляемые православному христианину, так увлечется языческими делами? Положение дополнительно осложнялось тем, что Матвей на этот раз явно копировал кого-то, кто имел право вот так разговаривать с людьми. Кого? При каких обстоятельствах Мотька мог этому научиться?

– Встать, я сказал! – повторил Мишка, потому что Матвей, и не подумав выполнить приказ, продолжал сидеть, иронично приподняв одну бровь и нагло глядя на старшину Младшей стражи. На повторный приказ он тоже не отреагировал.

«У кобелька зубки прорезались, как изволил однажды выразиться в ваш, сэр, адрес, лорд Корней. Ну и? Тоже пороть будете?»

– Старший урядник Дмитрий! – коротко бросил Мишка, не отводя взгляда от Матвея.

Вот тут все было надежно – Мишкин голос еще не умолк, а Митька, перегнувшись через угол стола, смачно врезал кулаком в скулу ученика лекарки. Мотьку снесло с лавки, он стукнулся затылком о стену и сполз на пол. Дмитрий, отпихнув сидящего с краю Артемия, перешагнул через лавку и вздернул Мотьку на ноги. Совершенно неожиданно для Мишки помог ему в этом Никола, но если Дмитрий поднимал провинившегося «господина советника» за шиворот, то Никола ухватил того за ухо!

«Браво, мсье бастард! Намерения ваши понял, демонстрацию преданности оценил. Только настоящая преданность проявляется не в готовности карать врагов сюзерена, а в способности поступиться чем-то своим, причем важным, а не какой-нибудь мелочью. Ладно, с этим – потом».

Мотька вякнул от боли и попытался отмахнуться, но Дмитрий и Никола (почти синхронно!) перехватили его руки и завернули их за спину так, что ученик лекарки, согнувшись, бухнулся щекой на столешницу, едва успев повернуть голову, чтобы не расквасить себе нос.

«Десятник Егор вот так же щекой на столе лежал, когда ему дед бороду секирой к столу пришпилил!»

– Держать! – скомандовал Мишка Дмитрию и Николе. – А ты, Мотька, слушай внимательно, в другой раз повторять не стану. И все слушайте, потому что вижу: с первого раза ни бельмеса не поняли!

Мишка встал, выдержал паузу, дожидаясь, пока согнанный с лавки Артемий пристроится рядом с Роськой, и продолжил:

– Я что, едрическая терка, впустую вам объяснял про власть духовную и светскую? Непонятно? Объясняю для дурней еще раз: слуги божьи – только слуги, а не сами боги, и повелевать слугам невместно! Полноправные хозяева они только в церкви или на капище. На остальном же пространстве ЯВИ есть князья, бояре, воеводы, старейшины… общины, в конце концов. Истинные же хозяева жизни: обычаи, золото и острое железо! Но не слуги, кому бы они ни служили!

– А… к-к… – шокированный чуть ли не наповал Роська попытался что-то сказать, но Мишка не дал ему такой возможности:

– Мне плевать, кому они служат: Христу, Велесу или Макоши! Подчиняться будут все! Отец Михаил попробовал тут свои порядки внедрять, так я с ним еще вежливо обошелся – из уважения. А этого недоучку, – Мишка кивнул на Матвея, – прикажу на «кобыле» разложить да всыпать, чтоб жопа вспухла! Не смотри на меня так, Роська, нет между ними разницы, потому что творят они одинаковую дурь: думают, будто без догляда сотника Корнея здесь все по-своему повернуть можно. Не будет этого! Мотька, слышишь меня?

– С-слышу…

– Понимаешь, о чем речь веду?

– П-пошел ты в жоп… Уй!

Дмитрий нажал на Мотькину руку так, что у того в плече что-то хрустнуло.