12. Степанов

Степанов без особого энтузиазма смотрел на здание городской гостиницы, где планировал переночевать. Двухэтажное, приземистое, с подслеповатыми окошками – ему никак не меньше ста лет. Скорее всего, до революции это был особняк какого-нибудь местного купчишки, и последние полвека ремонта тут даже не планировалось. Степанов навидался подобных учреждений и мог поспорить, что внутри будет стоять затхлый запах старых домов.

Прежде чем устраиваться на ночлег, Степанов подошел к торговой палатке на площади. За пыльной стеклянной витриной, забранной толстой решеткой, стояли батареи разнокалиберных бутылок с яркими этикетками. Естественно, у него и в мыслях не было покупать что-то из импортного алкогольного суррогата, но и коротать насухую скучный вечер в уездной гостинице не хотелось. После недолгих переговоров с немолодой продавщицей, он расплатился и спрятал в портфель четыре золотистых банки пива Holsten, круг ливерной колбасы и батон.

Гостиница оказалась почти пустой. Запах внутри в точности соответствовал ожиданиям Степанова. Администратор, женщина средних лет самой заурядной внешности, равнодушно дала ему заполнить карточку и предложила номер с двумя кроватями. Одноместных люксов в таких заведениях все равно не предусмотрено, поэтому Степанову было безразлично. Его даже не особо волновало наличие душа – он догадывался, что санузел тут общий, один на этаж. Единственно, нужен был телефон, чтобы доложить начальнику отдела обстановку.

Он показал администратору удостоверение и попросил:

– Можете меня минут на десять оставить наедине с телефоном? У меня конфиденциальный разговор.

В ее глазах вспыхнул неподдельный интерес, и Степанову это было даже немного лестно – он ощутил себя почти Джеймсом Бондом на задании.

– Вы можете позвонить из кабинета директора. Там вам никто не помешает.

Она сняла пару ключей со стенда с кривовато написанными цифрами. Один, от номера, отдала ему, а со вторым прошла из-за своей стойки и открыла дверь в углу холла. Кабинет оказался небольшой комнатой, в которой с трудом умещался письменный стол, крашеный железный сейф, тумбочка с советским телевизором и пара затертых кожаных кресел с журнальным столиком между ними.

Степанов удобно устроился на директорском стуле и набрал номер начальника. Он подробно рассказал о своих впечатлениях и наблюдениях, добавив, что пока не может выдвинуть ни одной вероятной версии в отношении убийства. У милиции тоже ничего подходящего пока не было – он общался с оперативниками в отделе. У всех было предчувствие, что дело повиснет. Что касается литературы и рукописей, то вряд ли в них что-то найдется криминальное, учитывая характер того, с чем уже успел ознакомиться Степанов.

Майор спросил:

– Твои предложения?

Степанов немного подумал.

– Я завтра продолжу рыться. Шансы что-то найти невелики. Он не экстремист, не террорист. Но это и подозрительно. Человек тратит время на странные трактаты, рассуждает о вещах, никак не связанных ни с текущим моментом, ни с финансовой выгодой. На простое хобби это не похоже. Надо попробовать установить его контакты, особенно в Москве. Не удивлюсь, если мы там обнаружим таких же любителей покопаться в прошлом.

– Вероятно. Но меня больше интересует, могло ли это литературное творчество стать мотивом убийства?

Степанов хмыкнул.

– Ну, мало ли какие придурки встречаются. Может, дед рецепт вечной молодости нарыл, который кому-то понадобился… Но уж больно орудие убийства необычное – у придурков таких не бывает. Мое предварительное мнение – Берсенев такой не один, это как минимум устойчивый круг общения с неизвестным количеством участников. В рамках которого происходит обмен информацией с неизвестной пока целью. И убийство – акт демонстративный, рассчитанный на резонанс среди круга общения. Это мои общие впечатления, пока никакой конкретики.

Майор помолчал, о чем-то размышляя.

– Ладно, я тебя понял. Завтра прямо с утра продолжаешь, в восемнадцать ноль-ноль докладываешь. По результатам примем решение, что будем делать дальше. Все, отдыхай.

Степанов поднялся на второй этаж и нашел свой номер. Всё как обычно. На полу дешевый линолеум, на стене овальное зеркало, узкий шкаф, две старые металлические кровати, низенькие тумбочки, чистое белье. Графин с водой и два стакана на круглом алюминиевом подносе. Куцые занавески на маленьком окне. Лампочка в патроне, висящая на проводе, вместо люстры. Но обстановка абсолютно не трогала Степанова. У него было одно желание – побыстрее принять горизонтальное положение.

Горячая вода в кране отсутствовала, но Степанов был рад и холодной, с удовольствием смыв всю пыль и грязь сегодняшнего дня. Потом неумело открыл одну банку пива и жадно отпил почти половину. Перочинным ножом нарезал ливерную колбасу и батон, сделал несколько бутербродов. И только собрался съесть один, в дверь деликатно постучали.

– Входите, не заперто, – крикнул он. Степанову уже было лень вставать.

В комнату заглянула администратор гостиницы.

– Извините, я буквально на секундочку. Хотела узнать, как вы устроились, все ли в порядке? Может нужно что-то?

Степанов улыбнулся.

– Входите, входите. Я как раз ужинать собрался. Хотите бутерброд?

Она даже руками замахала.

– Что вы, что вы, я уже поужинала, – но в комнату вошла.

Степанов вскочил, галантно подвинул стул и усадил ее за стол. Она немного смутилась, но он ободряюще улыбнулся.

– Я Саша, а вы?

– А меня зовут Юля, – улыбнулась она в ответ.

– Вот и прекрасно. Кстати, у вас очень приятные духи. – Степанов с энтузиазмом достал из портфеля еще одну банку пива. – Предлагаю выпить за знакомство. И не говорите, что вы на работе, вам нельзя…

– Но я действительно на работе…

Степанов засмеялся.

– И что? Мы же не водку собираемся распивать, а баночка пива весенним вечером еще никому не повредила.

Он дернул за кольцо на банке и, открыв ее, придвинул Юле.

– Вот, пожалуйста. Отличное немецкое, хоть и немного крепковатое на мой вкус. И бутербродик все-таки возьмите.

Юля застенчиво улыбнулась, но банку взяла и сделала глоток.

– Действительно, хорошее пиво. Я такое не пробовала. А колбаса ливерная?

– Ага. Не любите такую?

Юля покачала головой.

– Не, я иногда коту своему покупаю. А сама не люблю.

Степанов с аппетитом съел один бутерброд.

– А мне нравится. Знаете, как раз благодаря бутербродам с ливерной колбасой появился гимн пионерской организации. Помните – взвейтесь кострами, синие ночи…

Юля заинтересовано приподняла брови.

– Да? Интересно. Расскажите, пожалуйста, я не слышала эту историю…

Степанов поудобнее уселся на стуле.

– История действительно интересная. Двадцать второй год. Два друга – начинающий поэт и молодой композитор. Голодные и амбициозные. Крупская поручила им сочинить гимн пионерии. Времени в обрез, мыслей ноль. Фурманов даже предлагал им переделать какую-нибудь популярную песню.

У Юли в глазах мелькнул интерес, вызванный знакомой фамилией.

– Фурманов – это который у Чапаева комиссаром был?

– Да, он. Чапаев у него еще жену пытался отбить, Анну. Они из-за нее поссорились. Но не о нем речь. Возле Большого театра творческий дуэт встретил знакомую, еврейку Фиру, она как раз распространяла среди молодежи бесплатные билеты. На оперу «Фауст» Гуно. Они пошли, но им не понравилось и в антракте они решили уйти. А Фира их перехватила, повела в буфет и накормила бутербродами. С ливерной колбасой.

Она спросила:

– И они остались?

– Ну да. Неудобно ведь перед Фирой. А во втором акте как раз услышали ту самую мелодию, что им была нужна. У Гуно это был «Марш солдат» со словами: «Башни с зубцами, нам покоритесь! Гордые девы, нам улыбнитесь!» Дальше уж было несложно – слова переделать, да музыку чуть подогнать.

– Надо же, как ливерная колбаса на историю повлияла, – засмеялась Юля. – А мы в школе пели гимн и не догадывались.

– О-о, мы много о чем не догадывались… Да и сами создатели гимна вряд ли тогда могли знать, как сложится их судьба. Один из них потом много лет в лагерях провел как изменник Родины. Говорили, что он когда-то состоял в Ордене Света – это типа масонов русских.

– А вы здесь из-за Берсенева? Ну, библиотекаря нашего бывшего…

Степанов подтвердил и в свою очередь спросил:

– Знали его?

Юля неопределенно повела плечами.

– В лицо, конечно, знала. Мы иногда даже разговаривали. Но вот чтобы прямо дружить или общаться, такого не было… Вы думаете, он в каком-то тайном обществе состоял?

Степанов хмыкнул от неожиданности.

– Почему вы так решили?

– Во-первых, госбезопасность просто так не приедет, – рассудительно ответила она. – А, во-вторых, он необычным был. Мне он всегда казался очень загадочным. Не соответствовал он нашей дыре. И деньги кому-то отправлял телеграфом, но почему-то из райцентра, а не с нашей почты. Я его один раз в Кимовске видела на почтамте.

– Не знаете, кому?

– Да ну, откуда? Просто так совпало, я через два человека в очереди стояла, конверты хотела купить, вот и услышала. Кассирша еще спросила – в Петрозаводск?

Степанов подробно расспросил Юлю об этом случае, но больше никаких зацепок не получил. Постепенно разговор перекинулся с библиотекаря на отвлеченные темы, за жизнь. Пиво кончилось, но Юля сбегала вниз, принесла бутылку яблочной наливки, и беседа снова оживилась.

Смех Юли становился громче и задорнее, рассказы Степанова проще и смешнее, взгляды, которыми они обменивались, более долгими и обволакивающими. В какой-то момент свет в комнате погас, хотя Степанов точно не смог бы сказать, кто из них щелкнул старым выключателем. А в наступившей темноте ритмично заскрипела кровать с металлической панцирной сеткой.

13. Джем

Джем вылез из-за руля и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. Запах весеннего леса взбодрил его, прогнав сон. Иван Иванович тоже вышел из машины, потягиваясь и разминая ноги. Джем подошел к окошку, чтобы оплатить заправку, но там никого не было. Он несколько раз постучал по стеклу, не сомневаясь, что оператор просто спит – вряд ли тут вообще кто-то ездил ночью. До ближайшего города километров двести, остатка в баке могло и не хватить. Правда, в багажнике лежала десятилитровая канистра – запас на самый крайний случай, но полагаться только на него Джему не хотелось.

Ему все-таки удалось разбудить заправщицу – полную женщину в синем халате. Она хмуро извинилась и включила колонку. Пока Джем заливал бензин, Иван Иванович достал из багажника бумажный пакет, бутылку воды и спросил:

– В машине перекусим или здесь?

Джем пожал плечами.

– Да вроде не очень холодно, можно и здесь. В машине еще насидимся.

Бутерброды оказались вкуснейшими. Пласты копченого мяса, переложенные тонко нарезанными маринованными огурцами на ароматном черном хлебе – Джем только что не урчал от удовольствия, вгрызаясь в них зубами. За всеми переживаниями сегодняшнего дня он только сейчас вспомнил, что еще ничего не ел. Иван Иванович с улыбкой наблюдал, как Джем жадно набивает рот, и предложил ему воды.

– Не ешь всухомятку, водички попей. Перенервничал сегодня?

Джем кивнул.

– Меня ждали в лесу. Две машины. Думаю, ваши друзья. Или не друзья. Или не ваши.

Иван Иванович спокойно посмотрел ему в глаза.

– Возможно, это не единственный случай на нашем пути.

Джем потянулся за следующим бутербродом и проворчал:

– Если честно, я даже и не сомневался. Иначе вы на общественном транспорте поехали бы.

Иван Иванович предложил:

– Если ты еще выдержишь пару часов, давай доедем до Пудожа и где-нибудь поспим. Но можно и здесь остаться, мы пока оторвались ото всех.

– Да, похоже, – согласился Джем. – А вы считаете, нам лучше через Пудож и Вытегру ехать? Мне кажется, там дороги не самые лучшие.

– Я думаю, там затеряться проще. Через Петрозаводск и Олонец, наверное, быстрее, но эту дорогу могут контролировать.

– Я вас понял. Хорошо, двигаемся в Вытегру. Я кофе сейчас заварю, батареечки подзаряжу. На вас делать?

– Да, будь добр, пожалуйста. Кофе сейчас не помешает.

Минут через десять они уселись в машину, держа в руках железные походные кружки с ароматным напитком. Джем откинул спинку сиденья, расположившись поудобнее, и, обжигая губы, делал маленькие глоточки, чувствуя, как испаряются остатки сонливости. Он любил такие моменты – когда есть цель, есть путь и есть возможность. Это сродни творческому подъему, вдохновению – все отступает на второй план, а дорога становится главной.

Дорога всегда успокаивала его, упорядочивала мысли. Ежедневная суета оставалась где-то в городах, а в пути обострялось ощущение жизни, как процесса перемещения в пространстве и во времени из одной точки в другую. Хотя он точно и не знал, есть ли на самом деле время, да и где находится эта, другая, точка, но подозревал, что за пределами этой реальности. И чувствовал себя скорее наблюдателем, зрителем, перед которым неведомый художник раскрывает свои творения, приглашая быть сопричастным ему, делясь своим миром.

Джем не был религиозным человеком, но давно уже понял, что весь ритм его жизни, ее обстоятельства далеко не случайны. Это не беспорядочная смена декораций и актеров, а тщательно продуманное действо, в котором у него определенная роль. Продуманная кем-то, но не им самим. Плохо было то, что он с этой ролью не успел ознакомиться до выступления, и зачастую приходилось импровизировать прямо на ходу. А потом, в краткие минуты антрактов, сидеть и размышлять, все ли сделал правильно.

Он даже кивнул своим мыслям. Да, весь мир театр, и люди в нем актеры. Иван Иванович несколько недоуменно спросил:

– Ты сейчас о чем?

– Я вслух сказал? – засмеялся Джем. – Надо же… Да сейчас вот понял фразу Шекспира…

– Фразу выдуманного человека? – с улыбкой спросил Иван Иванович.

– Почему выдуманного? Вроде бы он реально ведь жил, столько всего понаписал. Ромео и Джульетта, Гамлет там, к примеру, хотя, если честно, я больше не помню. Но знаю, что много всего.

– Потому и выдуманного, что именем реального человека назвали проект целой группы авторов. Шекспир – это бренд, торговая марка.

Джем усмехнулся.

– Интересно у вас получается. Выдуманный Буратино на самом деле реальный человек, а Шекспир – чей-то проект? Хотелось бы подробностей.

– Да какие тут подробности? – Иван Иванович пожал плечами. – Элементарная статистика. Все давно подсчитано. Лексикон Шекспира насчитывает около двадцати тысяч слов. Это примерно в пять раз больше, чем словарный запас современного англичанина с высшим образованием. И раза в три больше, чем у Мильтона, Фрэнсиса Бэкона, Теккерея.

Джем возразил:

– Ну так на то он и гений…

Иван Иванович сочувственно посмотрел на него.

– Ну да. Человек придумал три тысячи новых слов. Просто вдумайся. Три тысячи неологизмов в английском языке. Он их ввел в обиход. Три тысячи! Тебе не кажется, что для деревенского жителя это многовато? В то время как обычный человек обходится всего двумя тысячами слов. Я уж не буду тебя утомлять детальным разбором произведений Шекспира. Он демонстрирует познания в юриспруденции, в морском деле, в военном деле, в музыке, в придворном этикете, языке самой высокой знати. То есть, эрудицию самую широчайшую. И жизненный опыт.

– Так вы считаете, что человек не может таким опытом обладать?

– Один человек? Конечно, нет. Жизни не хватит. Там была целая артель авторов, хорошее финансирование и вполне реалистичные цели. И каждый писал о том, что хорошо знал. А когда проект своих целей достиг, его свернули. Ты же слышал, что Шекспир сначала несколько раз предсказал дату своей смерти, а потом в этот день покончил жизнь самоубийством?

Джем допил кофе.

– Нет, не слышал. Нам в школе не рассказывали… А что это за цели у проекта?