Свободный полёт

Летим над равниной. Едва не цепляя крылом раскидистых крон гигантских деревьев, венчающих трёхъярусные непроходимые джунгли – лёгкие нашей планеты. На предельно малой высоте, на максимальной скорости одно неверное миллиметровое движение может стоить жизни. Держись крепче!

Штурвал от себя и камнем вниз. Туда, в бездонную пропасть с отвесными, покрытыми влажной зеленью стенами.

Ию-ху-у-у-у-у-у! Внизу, в полутьме ущелья, таинственно и заманчиво мерцая, поблескивает вода, местами срываясь с обрывов грандиозным каскадом водопадов. Мы падаем вместе с водой! Становится совсем темно. Но ты прав, довольно экстрима на сегодня. Я плавно и уверенно беру штурвал на себя, направляя нашу ласточку вверх.

Назад, к свету!

Нагруженные винты поют от напряжения.

Ещё несколько мгновений, и мы вырываемся из плена глубокого ущелья. Острою иглой вонзаясь в синее распахнутое небо. Мне тоже хочется петь!

Чувства как горы

Горы многогранны и красивы, но также и очень ненадёжны, иногда даже самый опытный и подготовленный человек, завороженно любуясь красотой гор, может запросто оступиться и сорваться в пропасть.

Наши чувства как горы, будь осторожен с ними!

Чтобы контролировать чувства, надо прежде всего научиться доверять им.

Пожалуй, для нашего опыта лучше выключить свет.

Глазам необходимо время для того, чтобы привыкнуть к яркому свету, а адаптироваться к темноте еще сложнее. Свет и тьма, вечная и безостановочная битва добра и зла. Человеку дана удивительная способность адаптации к ослепительному свету и даже к практически полной темноте.

Замри на мгновение и медленно, не спеша оглядись по сторонам, попробуй настроить себя на более тонкий уровень восприятия окружающего. Прислушайся к ровным ударам своего сердца.

Слышишь, как оно отзывается на твоё желание пообщаться?

Не торопись, расслабься и жди.

Совсем скоро ты услышишь его размеренный голос. Постарайся настроить себя на восприятие этого внутреннего ритма, мерного чередования вдохов и выдохов, еле ощутимой пульсации крови в сосудах твоего тела. Слышишь? Чувствуешь ли ты, как едва заметно подрагивают кончики твоих пальцев? Нет? Подожди ещё немного.

В каждом человеке есть частичка творца, частичка божественного.

Внимательно рассмотри свои ладони. Еще ближе и внимательнее. Только, пожалуйста, не спеши, постарайся хорошенько рассмотреть их.

Что случилось? Мурашки лёгкой волной пролетели по трепетной коже…

Достаточно!

Не перестарайся!

Долина алеющего огня

Наш путь лежит на север, туда, где виднеются над облаками заснеженные шапки неприступных скалистых гор. Южная часть горного массива более пологая и состоит из нескольких вулканов. Чарующее место, эта долина. Страшное место.

Мы смотрим вниз, на городок Гома, расположенный у подножия вулкана Ньирагонго, на ровную, как зеркало, поверхность озера Киву.

Мы молчим… О том, что произошло в этих краях, не то что говорить, даже думать не хочется.

Мы думаем… мы помним…

Не знаю точных цифр, их, наверное, и нет, но именно тут, на берегу озера Киву, разыгралась одна из самых величайших трагедий в истории человечества.

А вся живописная долина внизу буквально пропитана кровью миллионов невинных жертв братоубийственной войны.

Над долиной возвышается великан Ньирагонго.

Местные жители называют его Нира. В переводе Алеющий Огонь. Некоторые зовут его Врата ада.

Потрясающий, грандиозный кратер с высоты напоминает налитый кровью глаз циклопа.

Я излетал его вдоль и поперёк, заглядывая в самое жерло исполина, любуясь невероятной красотой уникального озера жидкой, кипящей лавы.

Нира, сегодня ты что-то опять задымил. Как труба гигантского парохода. Некому за тобой поухаживать, старина. Извини, мы спешим.

Солнце медленно прячется за горизонт, погружая удивительный, сюрреалистический пейзаж в отражённую от расплавленной лавы мерцающую алую дымку.

Мы смотрим вниз, мы молчим…

О том, что здесь случилось, надо думать, надо вспоминать.

Для многих жителей Гомы сегодняшний закат тоже станет последним.

Гигантская огненная трещина шириной в полкилометра разорвёт красивый городок на части, неся смерть, сжигая всё живое на своём пути.

Ночной сторож

Все ночные сторожа склонны чуть пофилософствовать.

Тот, о котором я хочу рассказать, был особенным человеком, как сейчас модно говорить, «с особенностями».

Даже имя было неординарное – Анфилофий.

Работа его заключалась в неспешных прогулках по периметру дачного посёлка. Словно Аристотель, шёл он, окружённый толпой мальчишек, по цветущим, благоухающим садовым аллеям, в руке его всегда был какой-либо предмет: яблоко, грецкий орех в зеленой кожуре или просто камень. Предметы он время от времени подбрасывал и тут же ловил, не давая упасть, видимо, проверяя на практике, не перестали ли ещё действовать законы Ньютона¹.

Старая незаряженная винтовка болталась за спиной для устрашения местных ворон, которые его притом ничуть не боялись. В другой его руке обычно появлялась сломанная тонкая ветвь сирени, служившая ему указкой, веером и средством от комаров в вечернее время.

Большинство взрослых дачников давно поставило на нём крест, считая безобидным сумасшедшим.

Хотя порою он говорил очень обидные для многих из них вещи.

– Я уверен, что по прошествии всего нескольких лет коммунистическая партия потеряет все свои позиции в нашем обществе, вообще перестанет играть какую-либо существенную роль и в стране, да и в мире.

Страны этой – СССР – как таковой тоже очень скоро не будет.

Надо заметить, на дворе был 1975 год и в это время произнести такое или даже просто допустить возможность такого сценария мог лишь по-настоящему сумасшедший.

Годы шли, мальчишки взрослели, страна, как и прежде, бронзовела, покрываясь новыми и новыми истуканами вождей.

Наш философ не унимался. За это время он сделал с десяток важнейших открытий.

Во-первых, он наладил прямую линию связи с так называемым советом учёных, неким правительством будущего.

Свои замечательные открытия он регулярно передавал совету в виде спрессованных кодированных сообщений, которые он посылал им во время сна.

Мой братик уже подрос и тоже с нескрываемым удивлением, раскрыв рот, слушал нашего забавного ученого.

Тот легко переходил от одной своей теории к другой, ещё более невероятной. Вскоре мы почувствовали, что едва можем сдержать приступы смеха, вызываемыми его очередными откровениями.

– Нам не нужны будут эти архаичные устройства, – сказал он, кивнув в сторону покосившейся телефонной будки с выбитыми стёклами и провалившимся полом. – Мы будем говорить друг с другом, прикладывая электронное устройство размером со спичечный коробок прямо к уху. Это будет совсем скоро, я уже передал все требуемые инструкции в «совет».

– Необходимости греть на огне пищу не будет, – продолжал он. – Утку, к примеру, поджарить можно будет на электромагнитных волнах, используя сверхвысокие частоты.

– Да… конечно! Правда, после этого ее нельзя будет есть, – сказал один из слушателей, подмигивая остальным.

– Напротив, напротив, ещё как можно будет! Вкуснятина будет, пальчики оближешь, – парировал наш футурист.

Мне едва удавалось сдержать неистовый хохот. Слезы стояли в уголках глаз не только у меня. Но мы держались.

Он, казалось, не замечал нашей реакции и продолжил знакомить нас с «тремя законами мозга», которые ёмко описывают все процессы, происходящие с человеком.

Затем перешёл к описанию конструкции своего необыкновенного пчелиного улья, с помощью которого можно было собирать в разы больше мёда, чем собирают пчеловоды обычно. С чертежами этого улья, после ночного сеанса связи с «советом», видимо, получив их одобрение, он отправился в Москву в Академию наук.

И пропал.

Увидели мы его вновь лишь через несколько лет.

Оказалось, чиновники Академии наук подготовили «радушный и тёплый» приём. По прилёту в столицу прямо у трапа его встретила скорая с крепышами-санитарами. Два года провёл наш учёный сторож в психушке.

Не знаю, как дальше сложилась его судьба, но большинство из его предсказаний сбылись. Стали нашей реальностью.

Кто же в итоге был сумасшедшим?

Как говорит один мой любимый киноперсонаж, «С людьми надо помягче, а на вопросы смотреть поширше». Я с ним абсолютно согласен.

На всё в этой жизни нужно смотреть поширше…

Ох как поширше!

Загнутая страничка

– Моя любовь шире озера Виктория, – доносится голос певицы Шадэ из портативной магнитолы, прикреплённой тонким кожаным ремешком к потёртому брезентовому походному рюкзаку одного из наших пассажиров.

Вот оно перед нами, озеро круглой формы, расположенное на экваторе.

Сегодня мы привезли оборудование и ребят из международной научной экспедиции, изучающей богатую флору и фауну здешних мест. Им предстоит долгое, увлекательное путешествие отсюда до одноимённого водопада.

От Виктории до Виктории.

У этой странички своего дневника я загибаю уголок. Я к ней обязательно вернусь, когда придёт время, когда и я отправлюсь в путешествие.

– Мне тоже хочется отправиться в путешествие, – оживился мой листок.

– Посмотреть на закат из самых разных уголков этой бескрайней планеты. Побывать даже на её заснеженных полюсах.

– А ты знаешь, что такое полярная ночь или бесконечный полярный день? – сказал я.

– Долго же тебе придется ждать заката там, за полярным кругом.

– Я умею ждать, – едва слышно, словно вспомнив о чём-то грустном, прошептал он.

– Там очень холодно и ты легко можешь замёрзнуть или заблудиться в лабиринте ледовых торосов.

– Я умею ждать, – опять повторил он, на этот раз голос его звучал более твердо. Он знал то, о чем говорил.

– Я верю, – продолжил он, – что рано или поздно найду свою звезду. Она укажет мне верный путь и выведет из любого, пусть даже самого сложного и запутанного лабиринта.

Я смогу увидеть Северное Сияние во всей его красе, ведь ты рассказал мне о том, что нужно гораздо больше времени для ночной адаптации глаз.

Я теперь доверяю чувствам и умею их контролировать.

Холод мне не страшен, я давно не чувствую ни холода, ни боли. Я уже почти стал книгой.

Когда мы допишем ее, я усну на книжной полке. Среди миллионов других книг. Но я знаю и верю в то, что однажды один из тех людей, кто внимательно прочтёт нашу книгу, сможет оживить меня.

Когда маэстро коснётся смычком чувственных струн, спящие на бумаге ноты, так долго ждавшие этого прикосновения, превратятся в звуки. Словно птицы полетят они над бушующим океаном.

– Я тоже умею ждать, – в третий раз медленно произнес он.

– Ведь я дождался нашей встречи. Разве наша встреча не чудо?

Если хочешь встретить настоящее чудо, надо верить в него… и ждать!

За те чудеса, которые мы создаём своими руками, надо уметь бороться.

– Порой одного ожидания тут недостаточно, – сказал я, перевернув очередную пожелтевшую от времени и влаги страницу африканского дневника.

Энтеббе

Освобождение людей стало чудом, и произошло оно лишь потому, что, несмотря ни на какие опасности, те, кто творил это чудо, боролись за реализацию рискованной идеи, которая большинству из тех, кто принимал решение о проведении операции, поначалу казалась безнадёжной и провальной.

Даже самая блестящая, гениальнейшая из всех идей на свете идея останется лишь бесполезным пш-ш-ш-шиком… если за нее не бороться, не вложить в неё часть своей энергии, не рискнуть чем-то, например своей жизнью, ради её воплощения.

*Операция «Энтеббе», или «Операция Шаровая молния», она же «Операция Йонатан», названная в честь погибшего командира спецназа.

Летом 1976 года Израильское особое армейское подразделение совершило дерзкий ночной рейд в аэропорт столицы Уганды на четырёх военно-транспортных самолетах с целью освобождения более сотни заложников, пассажиров угнанного террористами самолёта авиакомпании «Эйр Франс».

Четыре тысячи километров были пройдены на предельно малых высотах для того, чтобы оставаться вне зоны видимости радаров и тем самым сохранить эффект внезапности, на котором в основном и строился план спасения.

Всегда нужно бороться до последнего шанса и вздоха.

Капитан

На соседнюю стоянку только что зарулил самолётик моего знакомого. Клееный и покрытый лаком деревянный двухлопастный винт каждый раз производит на меня сильное впечатление. Лётчика зовут Филипп. Он афро-француз. Кроме всего прочего, он практикующий врач. Сам летает к своим пациентам на этом ретроагрегате. Отважный. Современный доктор Айболит.

Сегодня он прилетел к нам на помощь.

– Сава, Эжен! Ты опять один? Как состояние напарника? Уверен, что ему скоро станет лучше. Через пару дней он придет в себя. Малярию каждый переносит по-разному.

Кто на ногах, а кто и ногами вперёд после первого же приступа. Разные мы все.

– Твой Кэп крепкий парень, с ним всё будет хорошо, – сказал он, кивая, тем самым как бы ещё раз подтверждая правильность сказанного.

– Этот современный препарат ему обязательно поможет, – Филипп протянул мне доставленную им блестящую упаковку с лекарством. Спасибо тебе, африканский Айболит!

С таким доктором мы быстро поставим нашего «больнушку» на ноги.

Капитан очень жизнерадостный и позитивный человек.

С первых минут нашего знакомства сразу завоевал мою симпатию.