И пьяница бывает полезным

Ближе к вечеру того же дня, когда жара всё ещё захватывала выскочивших на улицы людей и тащила к самым разным питейным заведениям, как то: бочкам с квасом, тележкам с водой, ларькам с пивом, а то и к более серьёзным заведениям, куда стремились не столько пития ради, сколько утоления томления души, в такой вот именно час возле одного из пивных ларьков оказался плюгавенький с виду несчастно одетый в старенькие брюки и отнюдь не новую и не стиранную давно рубашонку мужичок. Он явно страдал жаждой, как и подошедший только что солидно одетый вполне приличный мужчина, успевший купить большую кружку пенящегося напитка. Разница была лишь в том, что один уже утолял свою жажду, не обращая внимания на проходящую мимо жизнь, уткнувшись в развёрнутую на выносном столике газету, придавив её кружкой с пивом, и держа в руке мобильный телефон, что подтверждало состоятельность гражданина, а другому хотелось пива, но у него не было возможности его купить в силу простого отсутствия каких-либо денег в немногочисленных карманах, то есть всего в двух брючных – так уж делают брюки, что в них всегда есть карманы, даже когда нет денег. На рубахе, например, никакого кармана не было, если не принимать светящиеся дыры за карманы. Но дело не в этом.

Подошедшему плюгавенькому (ах, да, я это уже говорил) мужичку так и не удалось бы, наверное выпить именно в данный момент, не найди он неожиданно прекрасный повод для интересного разговора. Помогла чистая случайность, а может несколько сразу. Суть в том, что половина газеты, которую читал пьющий уже пиво джентльмен, свисала с высокого круглого столика. На свисающем листе был ясно виден портрет человека, на который и уставился пока ещё трезвыми глазами плюгавенький мужичок.

А надо сказать, что когда очень хочется пить, и особенно выпить, аппарат головного мозга работает очень быстро в нужном направлении. Портрет в газете, которую читает человек с достатком рядом с пивным ларьком – это, конечно, предмет для разговора и плюгавенький человек начал:

– Ха-ха! Я этого чудака сегодня видел, а он уж и в газету попал.

– Какого чудака? – настороженно спросил мужчина, очевидно, оказавшимся не простым служащим.

– Да вот у тебя в газете. Ну, точно я его встречал. Правда, какой-то он…– И мужичок многозначительно сделав паузу так и не прервал её.

Зато джентльмен сразу перестал пить пиво и нетерпеливо спросил:

– Какой-то – это какой? Необычный что ли?

Ну да, необычный, – подтвердил мужичок, глотая жадно слюну и глядя на не опустевшую ещё кружку пива.

– А где ты его видел?

– Дак тама, во дворе.

– Показать можешь? – оживился мужчина.

– Сейчас што ли?

– А когда же? Это далеко отсюда?

– Далеко не далеко, а только жарко, – философски заметил мужичок. -Я бы и показал, но, сам понять должен – жарко нонче. А у меня, вишь, карманы есть, но пустые, не то что, значит, у тебя. Я костюм с деньгами дома оставил, а домой жинка не пущает…

– Да ладно врать-то, – оборвал его интеллигентного вида мужчина. – Я тебе пиво куплю, покажешь, где этого чудака видел?

– Это другой разговор. Покупай, посудачим, покалякаем. Я человек слова, если душа не горит от жажды.

Не прошло и минуты, как плюгавенький мужичок приободрился, медленно со знанием дела сдувая пену с края большого бокала и со счастливым выражением на лице пригубливая вожделенный напиток. После двух больших глотков, почувствовав как приятная влага стекает в истомившийся желудок, он начал рассказ:

– Ну, стал быть, вчерась повезло мне с Колькой, сожителем моей тётки. Он получил башли, и мы прилично погудели у него. Так я не помню, как и вышел. До дому свого не дотяпал и осел отдохнуть. Там есть такой закуток удобный меж двомя домами. То ранише один дом стоял, а потом большущий рядом отгрохали. Так удобно, сядешь и никто тебе не мешает.

Мужичок прервался и стал жадно пить пиво, резонно полагая, что одной кружки за рассказ будет мало. Но слушатель оказался понятливым и вполне деловым. Догадавшись о намерении мужичка потребовать ещё кружку пива, сказал:

– Вот что, ты давай быстрее рассказывай и пойдём посмотрим, где ты видел чудака, а потом, если не врёшь, поставлю тебе бутылку.

– О! – Воскликнул обрадовано мужичок. – Да ты деловой. А я не вру, ей бо! Допью и сразу туда. Это рядом.

Опустошив одним непрерывным глотком бокал, мужичок вытер рукой губы и бодро сказал:

Ну, тронули! По пути доскажу.

Они пошли переулками, а мужичок теперь уже заговорщицким тоном, будто боясь быть услышанным кем-то другим, говорил:

– Проснулся я оттого, что кто-то вроде шмыгнул мимо меня. Глаз открыл, а этот вот, что у тебя на фото, остановился меж стен, значит, и как рванёт вверх. У меня аж второй глаз открылси и оба на лоб полезли.

– По лестнице что ли?

– По какой лестнице? Отродясь их там не было на стенах. Полетел он.

– Что ты мелешь, пьянчуга несчастный! – взорвался негодованием мужчина интеллигентной наружности и остановился, решив, что бездарно попался на удочку пьянице-фантазёру. – Ты что меня за дурака принимаешь? Кружку пива выпил и уж давай врать? Я тебе шею-то намылю за враньё.

– Что ты такой нервный? – спокойно ответил мужичок. – Вот те крест, что не вру, если ты верующий. Сам-то я безбожник. Идём, не стой осреди путя. Два шага осталось. Говорю, что видел.

– А не померещилось спьяну-то? – продолжал сомневаться мужчина, но за мужичком пошёл.

– Я-то споначалу тоже так думал. И, можа, никому не стал бы говорить, штоб не осмеяли, так вот увидел как фотку в твоей газете, то враз вспомнил того, что полетел.

– Как же он летел то? На крыльях что ли?

–Да нет, крыльев вроде не было. Шут его знает, как. Подошёл осеред стен, говорю, стал и полетел столбиком вверх. Вот, смотри.

Действительно мужичок привёл к высотному дому, недавно возведенному рядом с пятиэтажным кирпичным домом довольно старой, может даже довоенной постройки. Простенок был нешироким и мрачным. В него не выходили окна, и место было бы действительно идеальным для исчезновения.

Мужчина, случайно оказавшийся сотрудником ФСБ, подумал, что, если пьяница и соврал относительно полёта, который ему, скорее всего, померещился, то, во всяком случае, это хоть какая-то, но зацепка. Тут можно искать возмутителя спокойствия, о котором говорилось сегодня на разнарядке. И он опять взялся за мобильный телефон, чтобы доложить начальству.

Двадцать минут спустя к майору Скорикову прибыла целая бригада начальников во главе с генералом Казёнкиным. Ещё через десять минут после повторного рассказа свидетеля прибыла группа оперативников для выяснения всех личностей, проживающих в стоящих рядом домах. Надежд было мало, так как вполне допускали, что пьянице привиделся полёт, но всем хотелось верить, что преступник здесь был и здесь же скрылся. Если бы его видели в другом месте, но такого никто пока не сообщал.

След взят

Генерал Казёнкин торопился назад в кабинет. На встречу пригласили главного редактора газеты «Московская невралька». С ним Марат Игнатьевич хотел говорить с глазу на глаз. Да, его лично в казино ночью не было. Там побывал их сотрудник Пригоров, которого тоже пригласили на беседу, но тот, якобы, тоже не видел этого проклятого Зивелеоса, а фото его всё же опубликовали. Казёнкин нутром чувствовал, что попадает на след. Какая-то ниточка к газете тянется, главное ухватиться за неё и не порвать. Потянуть осторожненько и добраться до канатика, а уж этим-то негодяя вытащить сил хватит. И важно, что не только газета со своими правдолюбивыми писаками может полететь ко всем чертям из-за этого, но и вся их компания, ставшая поперёк горла новым течениям, на страже которых и стоял генерал. Для этого нужно было прижать редактора газеты, заставить его расколоться и, возможно, засадить по подозрению в сговоре, пока не включились большие силы противостояния. А там доказывай свою правоту, сидя за решёткой. Глядишь и всю их партию под удар поставить можно будет вместе с лидером Горюшкиным.

Казёнкин почувствовал характерный зуд в руках и потёр ладони, предвкушая гигантский шум по поводу ареста Никольского. Водитель едва заметно покосился на босса. Он давно возил своего начальника и знал, что означают эти потирания ладоней. Шеф готовил очередную операцию.

Сюрприз ожидал генерала Казёнкина в приёмной его собственного кабинета. Вместо ожидавшегося Никольского с кресла поднялся Горюшкин собственной персоной.

– Что к нам? – не скрывая изумления, спросил генерал, протягивая руку и вежливо улыбаясь высокому гостю. – Признаюсь, ожидаю другого вашего представителя, но не такого большого ранга.

– Я знаю, – ответил Горюшкин, как обычно спокойно, словно всегда уверенный в победе, крепко сжимая протянутую руку генерала. – Семён Иванович с минуты на минуту будет здесь. А ранг у него не такой уж и маленький. Главный редактор газеты, он ведь и член нашего политбюро, почти на равных со мной правах.

– Понимаю, – согласно кивнул головой Казёнкин и широким жестом пригласил Горюшкина в кабинет.

Пока пили принесенный незамедлительно чай с лимоном и обсуждали ночное событие, появился и ожидавшийся с нетерпение Никольский. Главный редактор нёс в руке дипломат, вызывавший у дежурных всех промежуточных постов подозрение, но все знали, кто, к кому идёт и зачем идёт, так что не задерживали лишними вопросами и подозрениями.

А Никольский с порога, не здороваясь, лишь глянув скорым взглядом на Грюшкина, который слегка кивнул головой, бросил:

– 

Вот принёс, смотрите!

– 

В чём дело? – удивлённо спросил генерал.

– 

Смотрите, что я принёс, – коротко ответил редактор и, положив на стол дипломат, открыл его.

– 

Что?!

Генерал то ли не знал возмущаться ему и вызывать немедленно охрану то ли не смог сдержать порыв любопытства и потому вскочил со своего кресла, передёрнув погонами на плечах, но Никольский не заставил себя ждать с пояснениями:

– 

Здесь сто тысяч долларов.

– Молча-а-ть! – заорал вдруг Казёнкин, перекрывая голос редактора и как-то странно повёл головой, многозначительно обводя глазами кабинет, но испугавшись своей же несдержанности, тихо добавил:

– 

Не надо подробностей. Я всё вижу сам.

Редактор и его партийный шеф переглянулись, и поскольку, видимо, так и не поняли мысли генерала, вновь вопросительно воззрились на него, а тот в свою очередь, заметив бестолковость собеседников, снова обвёл глазами кабинет и приложил палец к губам, что должно было недвусмысленно сказать лишь одно: «Нас слышат и всё записывают».

Опытные политики, прошедшие не один коридор власти, партийный лидер и его главный журналист, вдруг всё поняли и захохотали в один голос. Генерал хмуро насупил косматые брови. Смех ему ещё больше не понравился, когда Горюшкин сказал, едва сдерживая улыбку:

– Вы что же думаете, Алексей Фомич, мы вам взятку принесли что ли? Да за кого вы нас принимаете? Эти деньги сегодня ночью подбросили в редакцию газеты «Московская невралька». Мы возмущены провокацией и принесли эти деньги вам для проведения экспертизы ну и дальнейших следственных действий.

– Вот и акт о приёмке денег, – добавил Никольский, доставая из бокового кармана дипломата лист бумаги. – Здесь всё подробно изложено и подписано свидетелями.

Генерала охватила тоска разочарования и досады на самого себя, но потому он и занял свой высокий пост, что умел быстро перестраиваться в зависимости от менявшейся ситуации. Поняв, что, как сказали бы друзья, лопухнулся с первоначальной мыслью о возможности использования взятки, он тут же мысленно поздравил себя с тем, что дело может представить неплохой оборот для раскрытия тайны происшедшего ночью, потому молча взял акт и начал читать.

Чтение постоянно прерывалось телефонными звонками. Секретарша, молодая красивая девушка в элегантной офицерской форме с шалью волос, падающих на плечи, чуть не полностью пряча погоны, поминутно соединяла генерала то с теми, кто сообщал о поступившей информации, связанной с поисками ночного грабителя, то с теми, кто этой информацией интересовался.

Наконец генерал отложил акт в сторону со словами:

– 

А где само письмо?

Никольский достал листок и положил перед генералом, который продолжал спрашивать:

– 

Я вызывал и того, кто обнаружил письмо. Он с вами?

– 

Да, в приёмной.

Генерал нажал кнопку на пульте.

– Таня, пригласите журналиста из газеты. И лейтенанта Петелькина ко мне с диктофоном.

Пригоров, привыкший входить в любые кабинеты спокойно, сегодня волновался. Он догадывался, что теперь его могут подозревать в связях с Зивелеосом, которого он и в глаза не видел. Неприятен в таких случаях сам процесс разбирательства, когда нужно доказывать, что ты не верблюд. Это когда ты на суде, то прокурор обязан подтвердить доказательствами твою вину, а до того всё бывает как раз наоборот.

Генерал хмуро посмотрел на вошедшего и вежливо поздоровавшегося со всеми одним словом «здравствуйте» журналиста.

– Присаживайтесь, – сказал он и указал на стул возле двери. Голос стал сухим и резким, сугубо официальным, как в разговоре с будущим подследственным. – Значить так. Я вызвал сюда вас не на допрос. Дело о грабеже уже возбуждено прокурором, а нам важно сейчас как можно скорее поймать грабителя. Так что мне нужны ваши показания о том, как у вас в руках оказался конверт с письмом и деньгами.

Олег посмотрел на своего шефа. Тот уставился глазами в стол, словно ничего не слышал или был занят своими мыслями.

В кабинет вошёл молодцеватый лейтенант с небольшим диктофоном в руке и, щёлкнув каблуками, чуть ли не гаркнул, так громко прозвучало:

– 

Вызывали, товарищ генерал?

Казёнкин поморщился:

– Тише ты, громило! Пиши, о чём мы говорим. – И, снова обращаясь к Пригорову, пояснил: – Мы будем писать всё на диктофон не потому, что это допрос, а для экономии времени. Подписывать вы ничего пока не будете. Это чисто оперативная работа, а не следственная. Так что не переживайте и расскажите, как и что. Кстати, где он?

Олег сразу обратил внимание на то, как генерал сказал «значить» с мягким знаком в конце слова и «возбуждено» с ударением на второй слог. Его раньше удивляло обыкновение больших начальников неправильно говорить, а теперь, когда даже дикторы телевидения и радио стали плясать с ударениями в словах, чуть не каждый день изобретая новые способы произношения знакомых слов, это перестало поражать, но всегда вызывало неприятные ощущения. Теперь он видел, как пыжится генерал, стараясь говорить казённым языком, и хотелось рассмеяться, но обстановка того не позволяла. Он стал размышлять об этом и невнимательно слушал, о чём говорил генерал, так что вопрос «где он?» застал его врасплох, поэтому пришлось переспросить:

– 

Кто?

– 

Что кто? – спросил теперь генерал.

– 

Я не знаю. Вы спрашиваете, где он, а я спрашиваю, кто.

– 

Тьфу ты, чёрт, начал раздражаться генерал. – Я не спрашиваю, где кто, а спрашиваю, где конверт.

– 

Какой?

– 

Я вас сейчас прикажу арестовать! – взорвался Казёнкин. – Вы что мне тут комедию разыгрываете? Я спрашиваю о конверте, который вы принесли в редакцию. Где вы его взяли? И где он сейчас?

– 

Прошу прощения, – ровным голосом, не терпящим возражений, – начал говорить Пригоров, – но я не знал, о чём у вас тут шла речь, и о конверте слышу впервые от вас, так что подумал будто вы спрашиваете о Зивелеосе. Но его я сегодня не видел.

– 

А раньше? – обрадовано подхватился Казёнкин. – Раньше вы его встречали?

– 

Да вы что, товарищ генерал! Я узнал о нём, как и вы в казино, сегодня ночью. Только вы приехали в казино раньше меня.

– 

Это мне известно всё. И кто вам звонил, доложили. А вот где вы конверт получили?

– 

Я его не получал, а взял при входе в наш издательский комбинат и отдал Семёну Ивановичу.

– 

Кто это видел?

– 

Так вся редакция там была, когда мы вошли.

– 

Я спрашиваю, кто видел, как вы взяли конверт, а не как вы его отдали, – снова раздражаясь, спросил генерал.

– 

На вахте был, как всегда, дежурный. Можно его спросить. Кроме того, мы были вдвоём с Самолётовым.

– 

Вы вместе увидели конверт?

– 

Нет, наверное, он не видел. Он вошёл в холл раньше и ожидал, пока я закрою машину.

– 

Почему же он не видел конверта?

– 

Не знаю. Он прошёл сразу вперёд. Мы торопились.

– 

А вы таки заметили конверт?

– 

Заметил. Привычка такая: забирать сразу почту.

– 

Ну, и где же теперь этот конверт?

– 

А разве Семён Иванович не принёс?

В воздухе повисла тягучая пауза. Все смотрели на главного редактора. Он удивлённо пожал плечами и задумчиво сказал:

– Да, вот о конверте мы как-то не подумали. Наверное, он там в редакции. Дело в том, – заметил он, как бы оправдываясь, что в большом конверте был чёрный пакет, в котором лежали деньги, вот его я принёс, так как мы сосчитали доллары и положили их обратно в пакет. Про конверт как-то и не подумали. А зачем он, собственно нужен?

– Вы что, – прошипел Казёнкин, – придуриваетесь или на самом деле такие бестолковые?

– Ну, ну, Алексей Фомич, поаккуратнее с выражениями, – вступил, наконец, в разговор Горюшкин, сидевший всё это время молча.

– Что значить, поаккуратнее? – начал кипятиться генерал. – Конверт – это улика. Кому адресован, чьей рукой написан адрес, отпечатки пальцев – всё имеет значение. А они не знают, где теперь этот конверт. Я сейчас всю вашу редакцию перетряхивать буду, если сами не найдёте конверта.

Никольский и Пригоров посмотрели друг на друга. Только теперь им стало ясно, в какую неприятную историю они попали. Никольский в который раз вспомнил это ночное совещание. Сразу по окончании его, когда в типографию передали текст информации о ночном скандале, предложенный Самолётовым, доллары были сосчитаны и спрятаны в сейф. Никольский не знал, что будет дальше делать с деньгами. Он подумал, что если этот неизвестный Зивелеос действительно станет помогать газете, то можно будет увеличить её объём и тираж, купить новое оборудование, сделать многокрасочную печать. Словом, в голове рисовались радужные картины прекрасного будущего. И только под самое утро он решился позвонить своему партийному лидеру, чтобы поставить в известность о случившемся.

Реакция Горюшкина оказалась совсем не такой, какой ожидал Никольский. Хоть и со сна, но партийный босс сразу сообразил, чем может кончиться история, если власти узнают о полученных деньгах от кого-то со стороны, а избежать этого было невозможно. Поэтому он тут же предложил встретиться в редакции и всё обсудить детально. Так было принято решение о том, чтобы самим принести деньги, как подброшенные в провокационных целях. Но в газету эта информация попасть уже не успела.

О конверте, на котором чьим-то размашистым почерком был написан адрес редакции и фамилия Никольского, как-то совершенно не подумали, а он вполне возможно лежит себе спокойно на столе, если уборщица не сочла возможным выбросить его с мусором.

На столе генерала опять зазвонил телефон, на пульте замигала лампочка. Звонил кто-то из своих сотрудников. Казёнкин снял трубку, и через несколько секунд лицо его сначала вытянулось, а затем губы расплылись в саркастическую улыбку.

– Немедленно привезти его, только аккуратно! – скомандовал докладывавшему информацию по телефону и отключил связь.

– Вот такие дела, значить – заговорил Казёнкин, улыбаясь и глядя по очереди на каждого из присутствующих. – Сейчас привезут ещё одного газетчика из всё той же «Московской невральки». Посмотрим, что он нам будет врать. Думаю, что дело приближается к завершению, и мы будем с вами свидетелями того, как оно закончится.

– А что там случилось, Алексей Фомич? – поинтересовался Горюшкин. Из всех, кто был в кабинете, только он позволял себе называть генерала по имени и отчеству.

– Да что там, – начал было уклончиво генерал, но потом вдруг решил сразу объяснить. – Тут вот что. Сегодня нашёлся свидетель…

Генерал вдруг прервался и нажал кнопку на пульте. Сняв телефонную трубку, скомандовал: