Странно это было очень – нелогично. Я сразу «обратился» телепатически к своему офицеру, и, по-моему, даже вскрикнул, что отдаю вторую мочку за ее свободу. Все равно уже мне все равно, к тому же – для симметрии. На меня оглянулись, подумали, посмотрели на офицера. Он кивнул, и тут же кто-то отхватил мне правую мочку. Очень практично с их стороны везде носить с собой ножницы и весьма гуманно делать это быстро и неожиданно, не растягивая удовольствие. Я вскрикнул, сердце екнуло, но организм выделил уже достаточно болеутоляющего. Как только я вспомнил про морфин и эндорфины, и что их выделяет, боль внезапно исчезла, оставив шутливое жжение.

Девчонку отвязали. Она забавно всхлипывала, надевая нижнее белье на свои законные места. А у меня опять закружилась голова. Я боялся, что тип на улице ударил меня слишком сильно и вызвал сотрясение. Однако, рассчитывать на заботу не приходилось. Дабы облегчить работу организму я продолжал расслаблять тело и разум. Выходило это на удивление просто…

В коридоре солдаты сказали нам сесть на ступень. Уговаривать нас не пришлось. Мне вдруг стало смешно: как же легко и просто все становится в таких условиях! Я бы, наверно, даже язык их понимал, если бы мне было чуточку меньше наплевать.

Вскоре нам дали несколько отрезков жесткой прочной ткани, здоровые иголки, пару бутылей из непрозрачного стекла, или бог знает чего, «ножницы» чуть помельче виденных, и два темно-зеленых балахона из такой же простецкой грубой ткани. Да это вообще напоминало мешковину. В бутыли был бензин или похожая вонючая гадость. Изверги хотели, чтобы мы сами себя подштопали. Не будь я в таком убитом состоянии, я бы подробнее осматривал их утварь, но я даже на полуголую девчонку не смотрел, и тихо, мирно, размеренно занимался делом. К тому же, я надеялся, что еще будет возможность.

Лечебные процедуры отняли много времени, зато успокаивали и убаюкивали. Можно даже сказать, чересчур. К тому же, это на Земле я дорожил временем и торопился, непонятно зачем и ради чего или кого. И вполне возможно, что тут, в Аду-2, как я окрестил эту планету, торопиться тоже незачем, только чуточку по другим причинам.

Когда девочка немного остыла, я узнал, что ее зовут Юля, и попросил помочь с недосягаемыми участками. Я не просил напрягаться – просто сделать, как рука возьмет. Она зашила все, что можно было зашить (я почему-то поверил), и приложила пропитанные антисептиком шмотки к ранам. На все это безобразие мы осторожно надели свои новые одеяния. Несмотря на кажущуюся вначале жару нам стало холодно, и обноски оказались очень приятны и теплы. Старая одежда загадочным образом исчезла – наверное, забрали, как сувениры.

Едва мы с Юлей задрали ноженьки на «скамейку», а головки непутевые коснулись ладошек, я отрубился.

«И пусть хоть все катится к дьяволу, а пока Женечке надо поспать».

Меня разбудили, сильно тормоша за здоровое плечо. Сразу проклятые раны дали о себе знать. Слава богу, хоть не свалился на жесткий пол – и на том спасибо.

Оказалось, мне принесли лохань с мутной похлебкой и кружку воды. Я даже проверять ничего не стал – тут же выдул воду залпом. Пол-литра было мало.

Муть отдавала землей, и вскоре я решил тщательнее пережевывать. Не знаю уж, что туда наложили. Вроде, что-то типа грибов, какая-то темная листва, и много мяса, похожего на говядину. В памяти всплыло множество вкусов и ощущений: ботвинья, которую я пробовал раз в жизни; шершавые листья липы, которые жевал в детстве; кинза, которую презираю всей душой. Но чуть погодя, распробовав блюдо как следует, я ощутил другие вкусы. Тут был и жареный лучок, и солененькие маслята, и родные жирные щи с чесночком, и прекрасный – как Священный Грааль редкий – не жилистый шашлык. Я сразу настроился на нужный лад, вспомнив, что эта пища оздоровляет меня, делает меня сильнее. После этого я наслаждался, медленно пережевывая и причмокивая, представляя, как каждая молекула впитывается и всасывается в мое тело, заменяя собой все недостающее. И каждая ложка бульона была словно живительная кровь для вампиров – с такой же сумасшедшей жаждой и упоением я его глотал. Вновь стало тепло и уютно, хотя похлебка уже почти остыла. Расправившись со всем до последней капли, я глубоко вздохнул, как следует распрямился, и в очередной раз по спине пробежали мурашки. Я постарался задержать это состояние. И да – они послушно пробежали вновь.

После Божественной трапезы я с пустой посудой в руках стал озираться. Я искал Юлию, исчезнувшую, испарившуюся, как все в моей жизни. Как ни странно, мне удалось ее увидеть вдалеке, но меня опять поманил солдат. На этот раз в третьей разновидности брони. У меня забрали посуду, и повели наверх по лестнице. Забавное ощущение от ставшего мягким балахона, гладящего и щекочущего кожу при ходьбе. Я настроился на позитив, и жалкие ноющие ранки заткнулись.

Было здорово, мне довелось узреть другие этажи. Они ничем особо не отличались: на первый взгляд сплошные антресоли по всему периметру, и куча, совсем уж наглухо закрытых, и от блудливых глаз сокрытых тьмой и пылью повсеместной, комнат. Между этажами было метров по пять, и топать по лестнице было не самым приятным занятием. Зато на четвертом этаже, когда я глянул вниз, можно сказать, с высоты птичьего полета в пасмурный день, ребята на первом этаже выглядели не такими уж могучими. Они были почти как бесцельно ползающие букашки, которых я бы с радостью раздавил башмаком. Или, на крайний случай, напрудил бы им на головы, как в анекдоте про времена апартеида.

Здесь стоит отметить, что во всей Крепости было темнее, чем на улице, что тоже немного давило на глаза и психику. Судя по всему, мне предстояло привыкнуть к дополнительной тягостности царящей здесь атмосферы. С другой стороны – всегда уместно желание прилечь.

Начиная с пятого этажа пол занимал всю площадь, полностью отгораживая его от взоров обычных смертных снизу. Я успел заметить несколько бойниц или прорезей в стене, прежде чем меня увели еще выше.

Шестой этаж венчал главную башню; самый узкий, хотя и его суммарная площадь доходила, наверное, до трети футбольного поля. Здесь были и самые высокие потолки. Лестница уводила выше, к закрытой двери, скрывавшей – не иначе – вход на крышу. Но посмотреть и здесь было на что.

Сразу, как мы поднялись, я увидел четыре вполне аккуратные и прочные двери и пару широченных проемов, за которыми виднелось небо, и манил прохладный ветерок. Ближе к небу – проще дышать (насчет альпинистов утверждать не стал бы сразу). Там были огромные балконы, и, проводив меня прямо до одного из них, солдат кивнул головой, чтобы дальше я пошел один.

На балконе я сразу чуть не отскочил от неожиданности: в паре метров от меня стоял здоровенный гуманоид в броне, совершенно непохожей ни на одну из виденных ранее. Она вся как будто состояла из красного металла, белых рогов, черных шипов, желто-зеленых прожилок и бог еще знает чего. На этом существе был устрашающего вида шлем, немного напоминавший самурайский. В общем-то, своей пестротой, обилием ненужных выделяющихся деталей броня тоже смахивала на самурайскую. Трудно было сказать о комплекции этого гуманоида из-за столь пышных и навороченных доспехов, но он явно был и шире и, возможно, даже выше меня, что для местных карликов просто недостижимо ни при каких обстоятельствах. Очевидно, он здесь главный.

– Здравствуй, Евгений. Я Генерал, – начал он громко и вкрадчиво говорить мне прямо в мозг, слегка прикрыв глаза.

– Здравствуйте.

– Задавай вопросы.

Мне как-то поначалу показалось странноватым то, насколько разительна разница между теми, кого я считал дикарями внизу, и этим, можно сказать, воплощением… чего-то. Всего-то надо было на пять этажей, или метров на двадцать пять-тридцать подняться – и как будто другой мир!

– Они не дикари, – услышал он мои мысли. – Это все чингаре. Можешь так называть нашу расу. Все, кто располагается ниже – мои солдаты. Те, что тебя встретили, когда ты только сюда прибыл – обычные солдаты. Если выслужатся, могут стать сержантами и капитанами – ты со всеми уже сталкивался. Их легко отличить по обмундированию.

Все время казалось, что мне и говорить ничего не надо – вся информация и образы сами возникали в уме, так что я понимал, что он имеет в виду. Как и у того мужика в допросной – это действительно была телепатия – вещь сверхъестественная. А тем более – такого уровня и почти безупречного качества. Человечеству, по моим прогнозам, до такого уровня еще не меньше тысячи с лишним лет развиваться. Но, во-первых, это совсем другой мир, где может быть не так все, что угодно «должно быть». Во-вторых, я и на Земле сталкивался с зачатками похожих, не совсем обычных, а по сравнению с убогой повседневной жизнью, и вовсе немыслимых явлений, так что не стал слишком сильно удивляться. Я просто решил смириться с неизбежным фактом, что я пока тварь дрожащая по сравнению с ними, даже не смотря на то, что они более наглядные дикари, чем мы. Как всегда: я постарался быстро успокоиться, не позволяя себе делать столь желанные преждевременные суждения, а эмоциям – мешать; собрался и стал внимать его словам.

– Правильно. Ты все понимаешь. – Голос его был таким, будто им можно горы разрушать или заставить всех бегемотов с белыми медведями местами поменяться. Но в то же время, когда я расслабился, он звучал мягче и логичнее, что ли.

– У вас всегда так с гостями обращаются? Или мы пленные или подозреваемые в чем-то? – расхрабрился я, уже не пытаясь особо «телепатить».

– Считай это процессом инициации…

Прошла долгая пауза. Он ждал, какие эмоции я при этом буду испытывать, а я даже не знал, что мне испытывать.

– Мне так и звать вас, Генерал? – спросил я, то и дело моргая.

– Да.

– Вы и на расстоянии у кого угодно из разума любую информацию можете узнать?

– Да. Теперь я у тебя кое-что спрошу. Зачем ты вошел в червоточину? – он повернулся, и желтые глаза в прорези шлема с интересом вгляделись в меня. Сам факт подобного вопроса говорил либо о том, что в моем разуме эта информация слишком глубоко спрятана, и ее трудно четко сформулировать, либо ответ должен прозвучать скорее для меня.

– В каком-то смысле, мне больше некуда было идти. Я устал там жить. Я устал там существовать и выживать. Нигде раньше не был, и вот решил глянуть, что по эту сторону двери, пусть и рискуя жизнью.

– Ты знаешь эту девчонку, Юлию?

– Нет.

– Тогда почему заплатил за нее такую цену?

– Неизвестно сколько здесь землян, и каково мне было бы совсем без них. Тем более землянок… – Я улыбнулся глазами. – Хотелось с какой-то более радужной ноты и правильного выбора начать свое пребывание здесь.

– Долго пребывать собрался? – он спросил это безэмоционально, но стало немного забавно.

– До самого счастья.

– Будешь тренироваться, драться за меня. В Крепость заходить только за лечением, едой или когда я скажу. Будешь делать, что я скажу – скорее всего, не умрешь.

Я кивнул.

– Будете жить в палатках. Сержант у лестницы тебе объяснит простые команды на чингарийском, – с них наш язык и начнешь учить. Все, уходи.

Без промедлений я вышел к лестнице, где меня все это время ждал сержант.