Глава 2. Дом милый дом. Возвращение в колыбель.

По дороге домой, Ася так кипела всю поездку с вокзала, что даже не успела прочувствовать, как соскучилась по родным местам, и полюбоваться великолепными пейзажами полуострова. С веранды последнего этажа, где находилась Ланкина квартира, она увидела привычную и милую сердцу картину – бесконечную лазурь моря, сливавшуюся с таким же лазурным небом в обрамлении свечек кипарисов.

– Господи, хорошо-то как! А тебя нет… Нет больше в этом мире и в этом раю… – По щеке покатилась слеза, – но девушка не стала ее вытирать. – Прости меня… – продолжила она шепотом, – прости, но брак с твоим сыном неправильный шаг. Даже если я перестану злиться… все равно это неправильно. Мы не пара с Алексом, мы слишком разные… Я верю, что ты не со зла. Что вы с папой не со зла… Зачем вы так с нами… Брак, это ведь серьезный шаг… и ты сам говорил, что такое решение должно быть взвешенным и желанным, единственным на всю жизнь…, – девушка едва не стала всхлипывать, но тут же потрудилась остановить разбушевавшиеся эмоции.

Крестный Виктор Семенович не был рядовым крестным, как это сейчас обычно бывает. Он не просто отмечался подарками на Рождество и день рождения, а и принимал самое горячее участие в жизни своей крестницы. Он часто помогал найти общий язык с родителями. Уже, будучи совсем взрослой, Ася могла побыть настоящей только с крестным. С ним не приходилось притворяться, он понимал с полуслова, не настаивал, а мягко направлял ее бунтарскую натуру. Она же знала, что если попросит, Виктор Семенович никогда не расскажет родителям, о чем бы то ни было, и сам поможет решить проблему или подскажет, как стоит поступить. Именно с его помощью девушка и поняла, что война с отцом не лучший вариант развития событий. Да, они слишком разные, но при этом самые родные люди. Был момент, что едва Ася уже хотела плюнуть на все свои старания быть паинькой, да с отцом случился инфаркт. Из-за нее. И она тогда впервые испугалась, что потеряет его. Поняла, насколько на самом деле дорог ей этот человек, которого она побаивалась и безгранично уважала. Тогда она и решила, что всегда будет такой, какой ее хочет видеть папа, и никогда не допустит, чтобы он хоть на грамм расстроился из-за нее. С тех пор, лет с 13–15 и началась ее двойная жизнь.

Время шло, и Ася решила переодеться. Нужно было предстать перед родителями по всей привычной для них форме. Многие вещи из той, прошлой жизни уже пришли в негодность, и девушка на скорую руку по пути с работы скупила на городском рынке все, что под руку попало, и более или менее подходило для ее миссии.

Она разложила чемодан со своей обычной одеждой, развесив платья в шкафу. Здесь оставила и косметику. Поразмыслив немного, забрала лишь блеск для губ и тон для лица. Потом занялась своим нарядом, и на первый раз в ход пошла нечеткого цвета легкая юбка в пол и ажурная кофточка кофе с молоком довольно плотной вязки. Волосы Ася вымыла красящим шампунем, чтобы замаскировать мелирование, а после они были высушены, расправлены утюжком с безопасным покрытием и скручены в узелок на затылке. С возрастом волосы почему-то все больше закручивались в непослушные локоны, и она натурально не могла им дать ладу. Анастасия невольно сравнивала свой характер со своими волосами – как ни выпрямляй, все равно закрутятся. Такие же упрямые, как и она. Теперь игриво подскакивавшую челку с помощью лака Ася аккуратно прилизала над бровями и еще раз мысленно поблагодарила Тимура, подсказавшего такой простой прием изменения внешности.

«Прямо живая вода и мертвая вода…», – про себя улыбнулась она.

Косметика была смыта полностью, а на нос Ася водрузила очки огромных размеров в коричневой роговой оправе. Свои старые девушка разбила в первый же день своей новой жизни, с силой грохнув о пол, но позже купила эти, похожие, и даже еще более уродливые. Анастасия оглядела себя в зеркало. Небольшой минус здорово играл на руку ее идее.

– Ну и чучело! – тихо констатировала вслух Анастасия. – Федор бы подавился своими любимыми устрицами, увидев эту картину снова. Так: еще нужен ноут. И… белье… Белье! Как я забыла? Вот растяпа! Если мама увидит эту бесстыжую красоту от Milavitsa и «made in France», она точно заподозрит что-то. Придется закрываться в собственном доме.

Хотя так и было все последнее время, проведенное в родных стенах особняка Вересковских. С тех пор как всерьез поняла, что с отцом не поспоришь, она всегда прятала себя настоящую. Если дочь не будет выглядеть подобающе по протоколу, или ему не понравится… Короче, или она его, или он ее. Двум таким личностям сложно было ужиться вместе, а особенно, если одна пытается управлять другой.

Как тогда с танцами. Ведь она действительно могла остаться сиротой. Только безграничная любовь матери, и ее терпение вернули отца к жизни и подняли на ноги. Отец так болезненно реагировал на импульсивные выходки повзрослевшей Насти. Только и твердил по любому поводу: то неприлично, это недостойно, это неподобающе, так легкомысленно для юной леди, мать ей свободы много дает. Мама даже однажды пошутила, что он бы мог просто отправить дочь в монастырь и не переживать больше о ее судьбе.

Анастасия занималась танцами и довольно долго. Ей это очень нравилось. Но бальные она скоро забросила. В партнеры ей всегда доставался Алекс, что ее категорически не устраивало. И, кроме того, партнер всегда ограничивал свободу и не давал импровизировать. Потому на смену вальсам быстро пришел belly dance. От отца мать не пыталась скрыть это специально, но и всего до конца тоже не договаривала, видя, как увлеклась дочь, и, зная реакцию мужа на публично оголенное тело. Все было неплохо, пока четырнадцатилетняя красавица Анастасия не стала постоянно побеждать в конкурсах. Никогда не будучи худышкой, в таком возрасте девушка имела уже великолепные как для женщины формы и выглядела очень привлекательно. Ялтинский конкурс, который показали практически по всем каналам никого не оставил равнодушным, а юная танцовщица получила огромную известность. Кроме того, ее номер собирал бесчисленные просмотры и комментарии в Интернете. Этот факт и стал последней каплей – отец слег, не выдержав того ужаса, который по его мнению творился вокруг его бесстыдницы-дочери. На этом триумф и танцы для Анастасии закончились. А после каждое утро она начинала с того, что на цыпочках босиком пробиралась в спальню к отцу и осторожно прислушивалась, дышит ли он. Была ли это любовь…

Добро пожаловать домой, Настасья Григорьевна!

Даже имя это стало уже чужим. Многие годы ее называли только Асей, на Настю она уже почти не откликалась. Правда в редакции в последнее время появилась подобающая статусу Анастасия Григорьевна, но это звучало уж намного лучше ненавистной «Настеньки». Мысли о том, как не проколоться перед домашними отвлекали Асю от похорон. Она проплакала половину ночи, после того, как убедилась, что Лана уснула и не бдит ее, а утром еле замаскировала следы своей слабости, еще перед тем, как подруга влетела в комнату с очередным порывом поддержки.

Анастасия вышла из такси. Водитель помог с чемоданом. Она расплатилась и, посмотрев на родовое гнездо Вересковских, вздохнула. Потом обогнула бассейн с фонтаном и прошла к шикарному особняку, напоминавшему настоящий дворец в миниатюре.

«Еще бы металлические решетки на башнях – отличная темница для принцессы», – Ася без особой радости окинула взглядом территорию. – «Главное, не сорваться. Только держа себя в руках можно добиться победы. Эмоции излишни, если хочешь чего-то достичь». Она еще раз набрала воздуха в легкие и дернула ручку тяжелой двери.

– Настасья Григорьевна! Что вы! Бросьте-бросьте, я сама, – закудахтала горничная. – Что же вы не позвонили, отец бы прислал машину.

– Спасибо, Нина. Я в состоянии вызвать такси. Не причитайте!

– Настенька! – из коридора показалась мама. – Девочка моя!

– Мама! – Ася подалась навстречу матери и с огромной радостью обняла ее. – Так жаль, что приходится видеться по такому печальному поводу. Как отец?

– Хвала Господу, нормально. Расстроен, но держится.

– Вдова?

– Тяжело ей. Но все будет хорошо. К сожалению, так устроен этот мир. Кто-то уходит, а кому-то всегда приходится оставаться.

У девушки выступили слезы. Ася ни за что бы, не стала вот так запросто их показывать, но для Насти в данной ситуации это было нормально, потому она не стала себя сдерживать. Глаза заблестели еще сильнее. Послышался стук двери. На пороге отцовского кабинета показалась фигура.

– Отец! – тихо произнесла Настя.

Стройный немолодой седовласый мужчина с благородной бородой, как у киношных профессоров, подошел к дочери. На нем был одет строгий темно-серый дневной костюм. Граф Вересковский поместил руки в карманы, и она увидела свисающую из кармана жилета золотую цепочку часов, которые передавались наследникам ее семьи многие поколения. Так что на сегодня это уже был раритет. Но в их семье так и не родилось наследника, и папа, похоже, последний, кто ими владел. Разве что она сможет подарить ему внука…

«Черт бы побрал эти традиции. Времена проходят, а они не меняются», – про себя отметила девушка.

В глазах отца читалась нерешительность. Девушка слегка склонила голову. Григорий Филиппович взял дочь под локти и приобнял, целуя в макушку.

– Здравствуйте, отец! – Ася подняла на него влажные глаза.

– Здравствуй, Настасьюшка!

– Примите мои соболезнования.

– Спасибо, радость моя. Нам о многом нужно поговорить с тобой… – последние слова Вересковский выговорил с трудом и дочь это заметила.

– С вашего разрешения, я только переоденусь и спущусь.

– Да-да, девочка моя, я провожу тебя в комнату, – опередила отцовский ответ мать. – Сначала бы с дороги хоть чашечку кофе или ароматного чаю выпить, а после уже к делам.

– Хорошо, конечно. Ступайте! – согласился Вересковский.

Получив разрешение, Ася слегка присела и едва заметно склонила голову. Этикет, даже пусть и домашний, намертво был впечатан в мозг, что называется, впитан с молоком матери. В семье было принято обращаться к родителям на «вы», во всяком случае, до тех пор, пока ты сам не станешь родителем или, хотя бы, не создашь свою семью. А в присутствии посторонних это даже не обсуждалось.

Девушка направилась в сторону огромной просторной лестницы наверх. В детстве она всегда представляла себя Золушкой на балу и сотни раз на дню сбегала с нее, теряя туфельку где-то посередине. Тогда лестница казалась просто огромной и бесконечной. Наследница Империи VERITAS вдохнула родной воздух и стала подниматься по ступенькам к себе. Она уже не видела, как за спиной переглянулись родители.

Едва дочь скрылась с виду, Наталья Михайловна качанием головы выразила свое беспокойство насчет Насти и, взглянув на мужа еще раз, поторопилась следом за дочерью.

В комнате Ася застала Нину, начавшую было разбирать чемодан:

– Нина, оставьте! Можете быть свободны.

Следом за исчезнувшей прислугой вошла мать.

– Настенька, прости, что вот так с дороги я тебя одолеваю расспросами, но дело нешуточное… Мы с отцом испереживались…

– Я слушаю, мама.

– Что ты решила? Насчет свадьбы?

– А, что тут решать? – Настя села на кровать. – Папа ведь уже все решил. Мне не остается ничего кроме, как по обыкновению, последовать его воле, – спокойно ответила девушка, пожав плечами. – Насколько я поняла из письма, сделать ничего нельзя, кроме как выйти за Воронцова. Ну а все эмоции по этому поводу я уже переварила.

– Настя, если ты не хочешь…

– И что? Когда подписывали завещание, никто, кажется, не думал о том, чего я хочу или не хочу. Подобные документы просто так не составляются. И потом, что я могу сделать? Оставить вас с отцом у разбитого корыта? Мой дочерний долг, как минимум не допустить того, что в моей власти не допустить. Я сделаю все, что нужно. И нечего тут переживать. Иначе, зачем вы меня тогда воспитывали и растили? Чтобы я отблагодарила вот так, по-свински?

– Доченька, я знаю, что это отцовское решение из ряда вон выходящее и возмутительное. Я волнуюсь о тебе, я же понимаю, что для молодой девушки значит замужество. Это не так-то просто, жить под одной крышей с мужчиной, который тебе практически чужой. Как еще все сложится и сложится ли вообще у вас с Алексом.

– Мам, если и нужно было по этому поводу переживать, то, уж точно, хотя бы немного раньше. Теперь – все без толку. И насчет «молодой девушки» … Хм… Если ты заметила, я уже лет эдак десять, как далеко немолода. Юной и, тем более, неопытной, меня уж точно не назовешь.

– Ты никак не можешь забыть ту историю, злишься на отца.

– Мне нужно переодеться, извини. Не хочу заставлять папу ждать. Он этого не любит, ты знаешь, – возразила Ася, не давая матери продолжать нежелательную тему.

– Да, конечно. – Ася видела, как мать поникла. Но с другой стороны – все ее слова до единого были правдой, хотя она старалась говорить тихо, покорно и с такой интонацией, чтобы никого не обидеть.

Наталья Михайловна спустилась к мужу.

– Ну? Не томи!

– Она согласна, – коротко ответила Вересковская.

– Наташа… что? И больше ничего не сказала?

– Ничего. В другой бы раз я решила, что здесь что-то не так. Что передо мной совсем не моя девочка. Настя могла бы отреагировать как угодно, но только не покорностью.

– Наташенька…

– А, чего ты хотел? Твоя муштра сломала ее. Вспомни, каким она была инициативным ребенком? Каким подростком? Цветочек просто! Непоседа и заводила. А ты? Что сделал ТЫ? В своем стремлении воспитать идеальную жену, ты настолько переборщил, что… – Наталья Михайловна с досадой покачала головой, – Она совершенно не приспособлена к современной жизни. А я говорила тебе, что ребенок не оранжерейное растение. Он должен набивать себе шишки. И это нормально. Посмотри только, какой простушкой она выглядит! Одевается, как и десять лет назад. Как из монастыря будто.

– Наташа, смирение не всегда плохо для женщины. Уважать мужа нужно уметь и нужно уметь его уважить. Скромность еще никому не вредила.

– Не повредила бы, если б ты выбрал ей в мужья священника. Или, если бы вся эта история лет шестьдесят назад случилась. Но ты выбрал красавца, за которым девицы толпами ходят. – Наталья Михайловна просто сверкала глазами, стараясь не повысить голос до крика отчаяния. – Очнись! На дворе двадцать первый век! Ты считаешь, этот брак может стать счастливым для Насти? Я реалистка и понимаю, что грозит такой простушке. Она моя дочь, я ее люблю и красивую, и уродину, и больную, и здоровую. Она мой ребенок. Но я здраво смотрю на вещи и знаю, каких женщин любят мужчины и, каких любят современные мужчины. Если сказать, положа руку на сердце: даже то, что мне казалось почти нормальным, когда мы ее отправили из дому, сейчас выглядит убого.

– Натальюшка, зачем ты так жестоко?

– Прости, не могу сейчас с тобой говорить. Мне нужно успокоиться и побыть одной, – Наталья Михайловна решительно собралась уйти к себе, но тут увидела дочь на лестнице. Та переоделась в старое, белое в бордовый цветочек платье. Оно и так было простовато, а в совокупности с внешностью выглядело совершенно неподходящим для невесты Александра Воронцова.

Граф Вересковский посмотрел на дочь и в душе полностью согласился с доводами супруги. Ее опасения, как матери, вполне имели смысл. Только корить себя за то, что сделано давным-давно бессмысленно. А вот как это исправить теперь, он себе пока не представлял. От таких мыслей лицо старого графа помрачнело.

Госпожа Вересковская проглотила комок в горле:

– Настенька, что ты в этом старье? – Заботливо сказала она. – Завтра поедим купить тебе новый гардероб! Я совсем закрутилась, нужно было все сделать еще до твоего приезда.

– Мамочка, что вы! У меня все есть. Не нужно. Это платье такое милое, с ним столько воспоминаний связано. Что мне действительно понадобится, так это траурный туалет. До сих пор не приходилось в нем нуждаться, к счастью. И вот пришло время.

– Поедем завтра же, а если хочешь, то и сегодня! – оживилась мать.

– Я доверяю вам целиком и полностью. Возьмите что-то на свое усмотрение. Единственная просьба – никаких каблуков. Лучше черные балетки и желательно шляпку с плотной вуалью, если можно.

– Конечно, я все сделаю, но ты бы сама могла.

– Простите. Я так устала с дороги и до сих пор не пришла в себя. Нет никакого настроения на походы по магазинам.

– Хорошо. Как скажешь. Я оставлю вас, – Наталья посмотрела на мужа и, получив его согласие, удалилась.

– В кабинет? – тихо спросила Настя отца. Он так же, молча, покивал в ответ, открыв перед дочерью дверь. Девушка послушно прошла в комнату, и снова нахлынули воспоминания о том, как она боялась отцовского кабинета.

Вызов в кабинет никогда не предвещал ничего хорошего. Тогда она боялась и самого отца. Очень боялась. А сейчас Ася видела, как этот осунувшийся человек смотрит на нее, и теперь он ждет прощения от нее. Казалось, теперь в нем, нет ни капли от того жесткого, категоричного и непреклонного человека. Они с отцом поменялись местами. Девушка чувствовала, что он в ее руках. Анастасия прошла в комнату и села в кресло перед столом, на свое обычное место. Отец сел на свое. Она молчала, а он смотрел на нее каким-то грустным полным сожаления взглядом.

Видя такую подавленность близкого человека, Анастасия не сдержалась. Она встала, подошла к отцу сзади и обняла его за плечи, уткнувшись щекой в седые волосы на макушке. Григорий Филиппович был слишком растроган таким жестом. Он взял руку дочери в свою, поцеловал и не сдержал слезы, стремительно скатившейся по щеке.

– Папочка! Я знаю, как тебе плохо и тяжело, только, пожалуйста, не расстраивайся так сильно! Я не хочу еще и тебя потерять. – Сказала Настя шепотом. Такие, казалось, детские слова трогали за самое глубокое и больное.