2

– Малышка, какая же ты сладкая, – дорожка горячих поцелуев покрывает тело Яны, доводя до дрожи. – Не могу на тебя насмотреться. Ты – моя девочка, любимая моя, – продолжает шептать Сашка, исследуя самые чувствительные места, снова доводя Яну до очередного взрыва.

Она так старалась, готовила поскорее обед, чтобы накормить голодного и уставшего мужа. Но все её планы рухнули, как только он вышел из душа. Сашка словно греческий бог, обмотанный лишь полотенцем вокруг бедер, был прекрасен. Яна просто не смогла оторвать взгляд от его такого желанного, такого мощного красивого тела, покрытого мелкими капельками воды.

– Ты голодный? – её голос как-то осип.

Сашка весело улыбнулся, медленно подкрался к ней, а затем прошептал на ушко, одновременно сжимая любимую женщину в своих крепких медвежьих объятиях:

– Очень, даже не поверишь, как!

Яна, словно впервые почувствовав возбужденного мужчину, покраснела. Уворачиваясь, попыталась сказать, что обед остынет. Но Сашка не дал ей даже пикнуть, закрыв рот страстным обжигающим поцелуем, сметая все сомнения и мысли напрочь, и утащил в спальню. Он распалял ее снова и снова, срывая с ее губ крики и стоны. Заставлял раскрыться в своих чувствах полностью, принимая всю его мощь, каждый раз пугая этим и каждый раз оставляя на вершине блаженства.

Сашка, весь покрытый испариной – хоть снова в душ – устало облокотился на локти, чмокнул любимую в носик и откинулся на подушку, устраиваясь рядом. Попытался притянуть к себе Яну, чтобы обнять её и полежать рядышком. Хотелось насладиться тем, как постепенно успокаивается бурлящая кровь, и слушать тихое сопение его девочки. Но она, мелкая вредина, снова уперлась в его грудь кулачком, ловко вынырнув из-под руки, и откатилась на другой край кровати.

– Ну, Яна, давай потом, полежи со мной!

– Потом будет поздно, ты же сам понимаешь! Федоровский сказал, что медлить – значит потерять всю скорость. Нужно сразу, пока кислотная среда не накопилась и не вступила в войну с твоими сперматозоидами, – поучительно и, словно маленькому, Яна пыталась втолковать простые истины, закидывая ноги на стенку и приподнимая свой таз над постелью, практически вставая в гимнастическую позу «березка».

– Яна, я соскучился, малыш, ну полежи со мной. Я потом тебе еще порцию подарю, – Сашка хитро улыбнулся, скрашивая неприятную ситуацию шуткой, но жена, увы, в этом вопросе оставалась непоколебима.

Остается только демонстративно вздохнуть и уйти покурить, хотя Янка совсем этого не одобряет.

Теперь Сашка, стоя на озелененной площадке балкона и горестно опустив плечи, наблюдал за тлеющей сигаретой и пытался понять, что же так стремительно ускользает из их брака, словно дым сквозь пальцы.

Любовь? Нет, он очень любит Яну.

Доверие? Они всегда честны друг с другом.

Но горечь какая-то на языке… Надо сменить сигареты что ли…

Уже после, снова ополоснувшись в душе и подождав, когда оттуда выйдет Яна, Сашка решил завести сложный разговор. – Малыш, тебе не кажется, что эту ситуацию нужно просто отпустить? Потому что невозможно все время жить в таком напряжении и думать обо всем этом постоянно. То же самое, кстати, твой Федоровский говорил. Помнишь?

– Прости, милый. Я постараюсь. Не дуйся. Просто это реальный шанс, не хотелось упускать. Сегодня – завтра у меня овуляция. Понимаешь…

– Яна, – перебил Сашка, – давай без оправданий. Либо делаем, либо нет. Но превращать жизнь в набор правил, что и когда делать, это просто бред. Мы не знаем, когда это получится. Но если постоянно думать об одном и том же, то можно вполне загреметь в дурку.

– Ну все, тише, тише, я поняла, – прошептала Яна, осыпая поцелуями лицо рассерженного мужа. – Давай уже обедать. Я подогрею.

Она ловко разложила в тонкие фарфоровые тарелочки пышный толченый картофель, сдобрив подливой и укладывая сбоку пузатые румяные котлеты, а затем отправила их разогреваться в микроволновку.

Себе поменьше – пару-тройку ложек пюре, кусочек куриной грудки, и лучше не подогревать. Пританцовывая, она расставила тарелки на стол, бегло осматривая, может что забыла. Взгляд цепляется за столовые приборы – аккуратно выставленные в параллель нож и вилку – подле своей тарелки и Сашиной. Виновато взглянула на мужа, улыбаясь, тихо спросила:

– Милый, тебе, как всегда, ложку?

– Да, малыш, мне, пожалуйста, ложку…

3

Обедали молча.

Яна в нетерпении поерзывала на стуле, но упорно ждала, когда муж доест. Когда она впервые столкнулась с таким поведением за столом, тогда ещё у будущей свекрови, то определённо испытала шок. Насколько Сашкина простая семья разнилась в привычках с Яниной.

Интеллигенция вообще не любит общаться вне трапезы. Любая беседа проходит именно за столом, неспешно, во всеуслышание. Для того, чтобы спросить какого-либо разрешения или что-то попросить для себя, нужно обязательно все это тщательно обсудить с родителями, дождавшись обеда или ужина.

В семье Сашки все работали. Много, долго, изнурительно. И ели основательно и молча. А поговорить можно было в любое время. Встаешь рядом, помогаешь в работе, и беседуй себе на здоровье. Вот и сейчас она, по вбитой с детства привычке, не спеша ковыряла в тарелке, в то время как Сашка уже практически все доел. Яна с радостью вскочила из-за стола, налила мужу чай, пододвинула свежеиспеченную сдобу и конфеты.

– Спасибо, малыш. Ты почему ешь без аппетита? Ты не заболела у меня?

– Саш, все в порядке. Пей. Я сейчас тоже доем. Просто разволновалась, соскучилась по тебе очень.

 Сашка улыбался одними глазами – во рту уже исчезло полкусьменя пирога со взбитыми сливками. Запивал он все горячим, крепким, сладким чаем. Яна же чай пила только с ромашкой.

«Цвет лица для женщины – это половина ее красоты. Остальное – осанка, руки и волосы. Запомни, Янина. И выпрямись ты уже…"

Тут же Яна мысленно проверила все: положение рук, спины, наклон головы. Но Сашка, видимо, что-то заметил в ее поведении. И, быстро дожевав пирог, спросил:

– Звонили родители?

Яна, виновато посмотрела на мужа, отложила вилку и спрятала похолодевшие ладони в коленях.

– Да. Хотят встретиться.

– Когда?

– В пятницу, через три недели, закрытый прием. Приезжает один маэстро, из столицы. Будет давать концерт у кого-то на дому.

– Ты пойдешь?

– Да, я хочу сходить. Я все же скучаю по ним. Последний раз мы виделись в феврале.

– Яна, не оправдывайся, они – твои родители. Я не против ваших встреч. Но ты же потом снова будешь неделю рыдать ночами в подушку. Мне просто жаль тебя, – он протянул руку и погладил жену по щеке, вызвав тем самым робкую улыбку, – Если хочешь, я пойду с тобой.

– У тебя нет смокинга.

– Пойду в джинсах.

– О, я представляю! Секьюрити не пускает тебя в помещение, а я стою и упорно его луплю клатчем по голове, чтобы отпустил моего, такого приметного, мужа, – развеселилась Янка.

– Но-но. Кто кого еще держать будет!

– И все же, не стоит. Я знаю, что тебе там будет тяжело и неуютно. Не нужно. Я справлюсь. Зато послушаю концерт в исполнении именитого маэстро и увижу столичных звезд.

– Ну, вот и славно. А я могу тебя сводить, куда попроще. К Наташке с Игорем, например. Мы с ними тоже давно не виделись. Они звали. Только нужно созвониться, договориться о встрече, на какой день. Шашлыки пожарим на даче. Вина домашнего Наташкиного попьем.

– Ура, ура! – захлопала в ладоши Янка. – Звони. Сто лет не была на природе, да и по ним я очень соскучилась. Хочу, хочу, хочу!

Саша вышел из-за стола, чмокнул нежно любимую в подставленную щечку, поблагодарил за обед и ушел отдыхать. А Яна, в предвкушении хороших выходных, вновь запорхала на кухне.

4

Неспешно прибираясь на кухне, Яна думала о превратностях судьбы. Видела бы мать, что ее дочь моет посуду с моющими средствами, да еще и сама, а не в посудомоечной машине. Прочла бы не одну лекцию: и о вреде таких процедур для кожи, и об опасности порезать осколками руки, и о том, как портится спина от такой работы в напряжении, а в завершении непременно бы упрекнула Янину за небрежную прическу, не достойную настоящей леди. Прям 18 век, ей богу.

Яна вздохнула. Вспоминать о семье было всегда тяжело. Предстоящая встреча разбередила и без того ноющие душевные раны. Родители ей так и не простили свои разрушенные планы и мечты на будущее их единственной дочери. Ожидалось, что она, как и родители, будет посвящать свою жизнь высокому искусству, пробивая себе лакомое местечко в одном из лучших симфонических оркестров России, а возможно и мира.

Ее, дочь двух известных и довольно-таки успешных музыкантов, готовили к этому с первых дней жизни. Яна даже училась не в обычной школе, а в специализированной гимназии, где с утра до вечера они занимались, занимались, занимались. Культура речи, музыка, танцы, игра на скрипке, игра на фортепиано, и совсем немного предметов из общеобразовательной программы. Поздно вечером водитель привозил девочку домой, где ее часто совершенно никто не ждал, кроме черного одичавшего кота Моцарта и домохозяйки Нины Евгеньевны. Родители днем постоянно были на репетициях, а вечерами, в выходные и в праздники – на выступлениях. В те редкие моменты, когда они все же встречались, родители усиленно воспитывали дочь, выполняя свои обязанности, так сказать, оптом. Практически заваливая ее вопросами, изнуряя правилами поведения и постоянно оценивая, оценивая, оценивая Яну во всем: как сидит, как смотрит, как говорит, отвечает, спрашивает, каков ее тон, наклон головы, положение тела, рук. Эти бесконечные тычки и окрики… Иногда ей казалось, лучше бы они совсем не приходили.

Но постепенно Яна превращалась в идеал, так настойчиво взращиваемый всеми окружающими. Принцесса, нимфа, юная богиня. Её стали вывозить на концерты и благотворительные приемы, отношение родителей стало благоговейным и трепетным, словно она была бриллиантом.

Для них теперь таким бриллиантом Яна наконец-то стала – красивой эксклюзивной куклой, которой можно было хвалиться, словно картиной великого художника. А также стала своеобразным пропуском в мир большой музыки. Как не крути, у родителей были большие планы на дочь. Но не вышло.

Яна встретила Сашку. И мир словно раскололся на «до» и «после». Потому что с ним она увидела совсем другую жизнь, с ним она впервые почувствовала себя по-настоящему ценной и невероятно счастливой. Свобода, хоть и призрачная, опьянила и открыла для Яны неожиданные новые горизонты.

Тогда, в мае, сборная группа из их гимназии ездила давать благотворительный концерт в детский дом, в соседний районный центр. Их труппа во главе с художественным руководителем, старым учителем из гимназии Вольфом Владимировичем, возвращалась поздно вечером на автобусе в родной город. Ехать оставалось еще пару часов, как автобус неожиданно сломался. Обошлось без аварии и травм. Но оставаться в поле на дороге в ночь казалось немыслимым. Водитель, поискав в навигаторе возможные места остановки, сообщил, что примерно в пяти километрах стоит небольшое село. Добраться туда получится лишь пешком, и то идти придется по накатанной полевой дороге. Зато там можно и переночевать, и продукты в магазине купить. Ну а помощь подоспеет в любом случае не раньше, чем через три-четыре часа, а то и утром.

Янина с отчаянием понимала, что ее сегодня домой никто не заберет. Родители уехали в тур по Европе, у них был долгожданный отпуск. Личный водитель тоже отпущен на месяц, так как Яна решила везде добираться сама на такси.

Посовещавшись девочки решили идти пешком до села, ну а там сориентируются по обстоятельствам. Вольф Владимирович, немного посуетившись и попеняв на свои больные колени, отпустил своих учениц одних, а сам остался помогать водителю автобуса.

Сейчас казалось смешным то, как они, словно стайка напуганных пташек, жались к друг другу, и осторожно ступая по накатанной грунтовой дороге в своих бархатных туфельках, вздрагивали и повизгивали от каждого шороха в кустах реденькой просеки. Спустя километр к звукам привыкли и стали различать выпрыгивающих из травы лягушек. Легкий весенний ветерок доносил сладковатый аромат цветущих садов, успокаивая и примиряя девушек с обстоятельствами. На небе постепенно разгорались невероятно большие звезды, а в березовой рощице завели свою неповторимую трель влюбленные соловьи.

Расстояние до села было не особо большим, в пределах города – то и вовсе немного, к примеру, как от площади до набережной. Но тут все казалось иначе. Для каждой из них, в этом зарождающемся волшебстве настоящей, неискусственной ночи, открывались какие-то новые истины. Шаги постепенно стали размеренными. Девушки перестали держаться стайкой, разговоры умолкли, каждая думала о своем. Неожиданно тишину разрушил оглушающий рев моторов. Прямо навстречу к ним, по дороге неслись сразу несколько мотоциклов.

5

Сашка до сих пор смеялся над той, их первой, встречей.  Вечером он собирался отмечать с друзьями свой день рождения. Да и ко всему, прошел почти месяц, как он вернулся из армии, но пока ещё мотался с оформлением документов, матери с отцом по хозяйству помогал, и вовсе не до гулянок было. А тут уж все карты сложились, все ребята собрались, и погода хорошая. Шашлычок замариновали, наловили раков.

Егорович, его двоюродный дядька и крестный, заранее заготовил домашнего пива, как раз к встрече племянника, а заодно и лучшего друга своего сына Кольки. Варил он его помалу, но очень ароматным получался напиток и добрым.

Собрались в заброшенном саду на окраине, музыку включили, накрыли поляну. А тут прибежал к ним запыхавшийся глава сельсовета, Юрий Андреевич. Говорит, поступил звонок от помощника губернатора. На трассе сломался пассажирский автобус. Просят доехать, осмотреть, оказать помощь, пока суть да дело, и к ним снарядят новый автобус.

Ребят дважды просить не пришлось. Почти у каждого имелся свой мотоцикл. Да и живут все рядом. Разбежались, похватали железных коней и вперёд, спасать из беды пассажиров, напрямую через поле, на трассу.

Ночь наступила, темно. Несутся по пыльной дороге, а впереди странные силуэты в белых одеждах. Сказать, что испугались – ничего не сказать. Едут, а фигуры и вовсе не шелохнутся, все также посреди дороги стоят. Лишь белая светящаяся ткань колышется от ветра. Тормозили резко, с визгом, да еще с разворотом, чтобы друг с другом не столкнуться. Ещё несколько минут стояла тишина, пока оседала пыль. И вместо ожидаемых привидений на дороге, как оказалось, стоят девицы. Злые, того и гляди взглядом одним сожгут. Откашливались все: девушки скрывая испуг и негодование, парни – пряча смех.

Сашка, ловко спрыгнув с новенького блестящего " китайца", выдвинулся вперёд.

– Здравствуйте! Вы уж простите, что напугали. Сами тоже, того… Не разобрались сначала, что за привидения у нас на поле появились. Вроде вчера ещё никого не было… Не обижайтесь, пожалуйста. Вы с трассы? Это ваш автобус сломался?

Вперед, навстречу к парням, вышла Ева Вишневская. Она постарше всех, а потому была и посмелей, и опытней в общении. Не сравнить с Янкой, еще совсем желторотым птенчиком.

– Здравствуйте, ребята. Да, мы движемся от сломанного автобуса, направляемся в деревню. Не подскажите, далеко еще? Нам нужен ночлег, ну и магазин, чтобы купить немного еды.

– Не переживайте. Нас председатель наш послал, вам в помощь. Устроим и на ночлег, и поможем. Здесь идти еще километра три, но быстрее будет, если мы вас довезем. Не побоитесь, барышни, на мотоциклах?

Ева оглянулась на девчонок. Те несдержанно и удивленно разглядывали парней, таких поджарых и коренастых. Не чета их однокурсникам, тонкокостным и бледным дирижерам и музыкантам. Они с любопытством вытягивали свои тонкие шейки, оценивая и вид нового транспорта. Никому из них еще не приходилось ездить на мотоциклах.

– Мы согласны с вами доехать, – чуть более уверенно, чем чувствовала, ответила Ева, – Если вы гарантируете безопасность. И спасибо за помощь.

Парни замерли в ожидании. Их двенадцать, девчонок восемь. Кто к кому сядет? Вон, стоят, шушукаются, хихикают. Сашка начал сердиться. Там, наверное, уже угли готовы для шашлыка, и есть так хочется. А эти вертихвостки тут время тянут.