Когда Дмитрий купил старый дом своей покойной тетки, он знал, что придется много чинить. Дом простоял пустым три года после ее смерти, и запустение было заметно везде. Но больше всего его раздражал подвал – сырой, темный, заваленный хламом.
Разбирая старые вещи, он наткнулся на огромное зеркало в резной раме, прислоненное к стене и накрытое пыльной простыней. Зеркало было старинным, красивым – жалко было выбрасывать. Дмитрий решил повесить его в гостиной.
Но как только он снял простыню, что-то его остановило. В отражении все было правильно – подвал, коробки, он сам. Но что-то казалось… неправильным. Словно отражение запаздывало на долю секунды.
"Усталость," – подумал он и поднес зеркало наверх.
В первую ночь ему приснился странный сон. Он стоял перед зеркалом в гостиной, но его отражение не двигалось вместе с ним. Оно стояло неподвижно и улыбалось – медленной, жуткой улыбкой. Дмитрий проснулся в холодном поту.
На следующий день он заметил, что зеркало висит чуть криво. Поправил. К вечеру оно снова висело криво. Он решил, что крепление слабое, и получше закрепил его.
Но зеркало продолжало "съезжать". А иногда Дмитрию казалось, что он видит в нем движение боковым зрением – но когда поворачивался, там было только его собственное отражение.
Через неделю началось самое страшное.
Дмитрий чистил зубы в ванной, когда заметил в зеркале над раковиной что-то странное. За его спиной, в отражении гостиной, в том большом зеркале стоял кто-то другой. Мужчина в старомодном костюме, с бледным лицом и черными провалами вместо глаз.
Дмитрий резко обернулся – за спиной никого не было. Посмотрел обратно в зеркало ванной – отражение было обычным.
Той ночью он проснулся от звука шагов в гостиной. Тихих, медленных. Взяв бейсбольную биту, он спустился вниз. Гостиная была пуста, но зеркало…
В зеркале отражалась не его гостиная. Там была другая комната – старая, с потрескавшимися обоями и мебелью, которую он никогда не видел. И в той комнате стоял тот же мужчина в костюме. Теперь он смотрел прямо на Дмитрия и медленно поднимал руку, указывая на него.
Дмитрий отступил, но споткнулся и упал. Когда он поднял глаза, мужчина уже не был в зеркале. Он стоял рядом с ним, в реальной гостиной, и его ледяная рука тянулась к лицу Дмитрия.
"Наконец-то," – прошептали синие губы. "Я так долго ждал, чтобы выйти."
Дмитрий попытался закричать, но голос не слушался. Призрак коснулся его лба, и мир перевернулся.
Когда Дмитрий пришел в себя, он стоял в той странной комнате из зеркала. Старой, пыльной, пропахшей могилой. А за окном не было ничего – только серая пустота.
Он подбежал к окну, попытался его открыть, но руки проходили сквозь стекло. Он был призраком. А в зеркале, висевшем на стене той комнаты, он видел свою гостиную. И там стоял мужчина в старомодном костюме – но теперь у него было лицо Дмитрия.
Тот, кто занял его тело, обернулся к зеркалу и помахал рукой, улыбаясь.
"Спасибо за обмен," – сказал он голосом Дмитрия. "Я уже забыл, каково это – быть живым."
Соседи говорят, что Дмитрий стал каким-то странным после ремонта дома. Молчаливым, бледным, и глаза у него стали какие-то не такие. А иногда ночью они видят в окнах его дома силуэт мужчины, который бьется кулаками в стекло изнутри и беззвучно кричит о помощи.
Но никто не слышит его крики. Потому что он заперт по ту сторону зеркала, в мире мертвых, откуда нет возврата.
Егор с друзьями решил отправиться в поход в Черный лес – так местные называли густую чащу в двадцати километрах от города. Старожилы предупреждали их не ходить туда, особенно после заката, но молодые люди только смеялись над "деревенскими суевериями".
Они разбили лагерь на поляне в самом сердце леса. День прошел хорошо – костер, гитара, смех. Но когда солнце село, атмосфера изменилась. Лес стал каким-то слишком тихим. Даже сверчки замолчали.
Первым это заметил Андрей: "Слышите? Кто-то плачет."
Они прислушались. Где-то в темноте между деревьями раздавался тихий детский плач. Жалобный, надрывный.
"Наверное, кто-то заблудился," – сказал Егор, беря фонарик. "Нужно помочь."
Они пошли на звук. Плач становился то громче, то тише, словно ребенок перемещался между деревьями. Но как они ни светили фонариками, никого не видели. Только темные стволы и их собственные пляшущие тени.
Внезапно плач прекратился. И тогда они услышали детский голос:
"Играть… Хотим играть…"
Голос доносился сверху. Егор направил фонарь на ветви. Там, на толстом суку старого дуба, сидела маленькая девочка лет семи. Бледная, в рваном платьице, с длинными спутанными волосами. Но страшнее всего были ее глаза – пустые глазницы, из которых сочилась черная жидкость.
"Мама…" – прошептал Андрей.
Девочка наклонила голову набок и улыбнулась, обнажив гнилые зубы:
"Играть в прятки! Мы так долго ждали новых друзей!"
Внезапно лес ожил. Между деревьями замелькали маленькие фигурки – дети разных возрастов, все бледные, искалеченные, с пустыми глазницами. Кто-то без руки, кто-то с переломанной шеей, у кого-то зияла дыра в груди.
"Играть! Играть! Играть!" – хором запели они тонкими, как скрип веток, голосами.
Друзья побежали обратно к лагерю, но лес словно ожил и мешал им. Ветки хлестали по лицам, корни цеплялись за ноги. А за спиной все громче звучал детский хор:
"Раз, два, три, четыре, пять – мы идем тебя искать!"
Когда они добрались до поляны, костер уже погас. Палатки были разорваны, вещи разбросаны. А на земле углем было выведено: "Кто не спрятался – мы не виноваты."
"В машину!" – закричал Егор.
Но машины не было. На том месте, где они ее оставили, зияла глубокая яма, заросшая мхом, словно она была здесь много лет.
Детские голоса звучали все ближе:
"Десять! Готов или нет – мы идем!"
Из темноты начали выходить призраки детей. Медленно, растягивая удовольствие. Их было десятки – мальчики и девочки, умершие в этом лесу за многие годы. Потерявшиеся, убитые, погибшие от холода и голода.
"Мы так соскучились по живым друзьям," – прошептала девочка с дуба, теперь стоявшая прямо перед ними. "Вы будете играть с нами вечно."
Утром поисковая группа нашла на поляне только пепел от костра и разорванные палатки. Самих туристов не было. Но местные жители знают правду – иногда по ночам из Черного леса слышатся голоса. Взрослые мужские голоса, кричащие о помощи, и детский хор, поющий:
"Раз, два, три, четыре, пять – вышли мертвые гулять!"
А тех, кто все же решается пойти в лес ночью, находят утром сидящими у края чащи. Живых, но с седыми волосами и безумными глазами. Они бормочут что-то о детях, которые хотят играть, и больше никогда не заходят в лес. Даже днем.
Потому что игра в прятки с мертвыми детьми не заканчивается никогда.
Марина опоздала на последний автобус домой. Стояла на остановке в промозглом октябрьском вечере, кляня себя за то, что задержалась на работе. До дома было километров двадцать, такси не по карману, а идти пешком по пустынной дороге не хотелось.
В 23:47 к остановке подъехал автобус. Старый, ржавый, без номера маршрута. Двери со скрипом открылись.
"Вы едете в сторону Сосновки?" – спросила Марина.
Водитель молча кивнул. Его лица не было видно – фуражка низко надвинута, воротник поднят.
Марина села на переднее место. Автобус был почти пустой – только несколько пассажиров в задних рядах. Странно тихие, неподвижные. Автобус тронулся.
Через несколько минут Марина поняла, что едут не по тому маршруту. За окнами мелькали незнакомые дома, потом лес, потом снова дома – но какие-то неправильные, ветхие, заброшенные.
"Извините," – обратилась она к водителю. "Мне нужно в Сосновку."
Водитель не ответил. Марина повернулась к пассажирам за спиной:
"Вы не знаете, куда мы едем?"
И тогда она увидела их лица. Серые, восковые, с пустыми глазницами. Один мужчина в рабочей робе держал в руках оторванную голову. Женщина рядом с ним улыбалась беззубым ртом, из которого текла черная жидкость.
Марина хотела закричать, но голос не слушался. Она попыталась встать, но ноги не двигались. Автобус продолжал мчаться по темной дороге, и теперь за окнами не было ничего – только чернота.
"Добро пожаловать на последний рейс," – сказал водитель, наконец обернувшись.
У него не было лица. Только белый череп с горящими красными точками в глазницах.
"Этот автобус собирает тех, кому некуда спешить. Тех, кто устал от жизни. Тех, кто готов к последней поездке."
"Я не готова!" – закричала Марина. "Я хочу домой!"
"Все пассажиры когда-то хотели домой," – засмеялся водитель-скелет. "Но дом – это место, куда мы их везем. Вечный дом."
Пассажиры сзади начали двигаться, тянуть к ней свои гниющие руки. Марина увидела в их глазницах отражение своего ужаса.
"Не бойся," – прошептала женщина без зубов. "Скоро ты будешь такой же, как мы. И боль закончится."
Автобус остановился. Двери открылись, но за ними была не остановка – провал в небытие, черная пустота.
"Конечная," – объявил водитель. "Всем выходить."
Мертвые пассажиры начали вставать. Марина попыталась вырваться, но ее руки уже начали бледнеть, становиться прозрачными.
"Нет," – прошептала она. "Это сон. Это должен быть сон."
"Сон закончился," – ответил водитель. "Теперь начинается вечность."
Утром на автобусной остановке нашли сумочку Марины. Камеры наблюдения показали, как она села в автобус поздно вечером, но автобус этот не значился ни в одном расписании. А сама Марина исчезла без следа.
Но местные жители знают: если опоздать на последний автобус и остаться на остановке после полуночи, может приехать другой. Без номера, со странным водителем. И если сесть в него… больше домой не вернешься.
Потому что последний автобус не везет пассажиров к их пункту назначения. Он везет их туда, где кончаются все дороги.
В царство мертвых.
Светлана устроилась воспитателем в детский сад на окраине города. Здание было старое, советской постройки, но работа хорошо оплачивалась. Странно было только то, что предыдущая воспитательница резко уволилась, не объяснив причин.
В первый день Светлана заметила, что дети в ее группе какие-то тихие. Слишком тихие для четырехлеток. Они послушно сидели на стульчиках, не шалили, не кричали. И все время смотрели в один угол комнаты – туда, где стоял старый шкаф с игрушками.
"Дети, хотите поиграть?" – спросила Светлана.
"Нельзя," – прошептала маленькая Аня. "Коля злится, когда мы шумим."
"Какой Коля? В вашей группе нет мальчика с таким именем."
Дети переглянулись и замолчали.
В обеденный перерыв Светлана спросила у заведующей про Колю. Женщина побледнела:
"Откуда вы знаете это имя?"
"Дети говорили…"
Заведующая закрыла дверь кабинета:
"Коля Морозов учился в этой группе пять лет назад. Он… погиб здесь. Упал с лестницы. Несчастный случай. После этого дети начали вести себя странно. Говорили, что Коля все еще здесь, что он играет с ними."
На следующий день Светлана решила понаблюдать внимательнее. Дети действительно вели себя так, словно в группе был еще один ребенок. Они оставляли свободное место за столом, ставили лишнюю тарелку, говорили с кем-то невидимым.
"Коля не хочет суп," – сказала Маша, указывая на пустой стул.
"Коля грустный сегодня," – добавил Петя.
Светлана почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она посмотрела на тот угол, куда все время смотрели дети. И впервые заметила его – мальчика лет четырех, бледного, в синей рубашке. Он стоял возле шкафа и смотрел на нее грустными глазами.
Светлана зажмурилась и открыла глаза. Угол был пустой.
"Дети, идите мыть руки," – сказала она дрожащим голосом.
Но дети не двигались.
"Коля не хочет, чтобы мы уходили," – прошептала Аня. "Он говорит, что мы должны остаться с ним навсегда."
О проекте
О подписке
Другие проекты