Глава 7
Белая лента

Все могло бы сложиться иначе, не окажись в Лондоне два паба с одинаковым названием «Мешок с гвоздями». Нам был известен один, на Эдж-лейн, в самом сердце Шордича, и мы, решив, что там вполне могла работать потерявшая родителей сестра уличного беспризорника, направились прямо туда. Это была небольшая обшарпанная пивнушка на углу улицы, от нее дурно пахло несвежим пивом, а сигаретный дым сочился прямо из деревянных стен. Впрочем, хозяин проявил дружелюбие: завидев нас из-за стойки бара, он вытер огромные руки о захватанный передник.

– Никакая Салли здесь не работает, – сказал он, когда мы представились. – И не работала. А с чего вы, господа, взяли, что найдете ее здесь?

– Мы ищем ее брата, мальчика зовут Росс.

Он покачал головой:

– И Росса я не знаю. Может, вас не туда направили? Между прочим, «Мешок с гвоздями» есть и в Ламбете. Попробуйте съездить туда – вдруг повезет?

Мы тотчас вышли на улицу и вскоре колесили по Лондону в двуколке, но было уже поздно, и до нижнего квартала Ламбета мы добрались только с наступлением темноты. Второй «Мешок с гвоздями» выглядел более привлекательно, чего нельзя сказать о хозяине: это был угрюмый бородач со сломанным носом, не украшавшим лицо, и сердитым взглядом из-под густых бровей.

– Салли? – переспросил он. – А фамилия?

– Мы знаем только имя, – ответил Холмс. – И что у нее есть младший брат Росс.

– Салли Диксон? Вам нужна эта девчонка? Брат у нее есть. Она за домом, но сначала скажите, что вам от нее нужно.

– Только поговорить, – ответил Холмс.

Я снова почувствовал, как он весь напрягся, в нем пульсировала и рвалась наружу энергия, которая вела его к цели при расследовании любого дела. А уж когда обстоятельства вступали в заговор против него, он был предельно сосредоточен. Он положил на стойку несколько монет:

– Это компенсация за ваше время.

– Ну, это без надобности, – возразил хозяин, однако деньги взял. – Хорошо. Найдете ее во дворе. Хотя сомневаюсь, что вы много из нее выудите. Не сильно разговорчивая девица. С немой и то было бы веселее.

За зданием находился двор, камни были еще влажные и поблескивали после дождя. Двор был захламлен всевозможным барахлом и обломками, горы мусора поднимались почти до самого верха окружавших двор стен. Интересно, как все это сюда попало? Сломанное фортепиано, детская лошадка-качалка, птичья клетка, несколько велосипедов, половинки стульев и столов – любая мебель, кроме целой. У одной стены громоздились разбитые ящики, брезентовые мешки для угля, заполненные неизвестно чем. Битое стекло, здоровенные пачки бумаги, куски исковерканного металла – а в середине, босая, в слишком тонком платьице для такой погоды, стояла девушка лет шестнадцати и подметала свободное пространство вокруг себя, словно от этого общая картина могла как-то измениться. Во взгляде ее было нечто, напомнившее мне о ее младшем брате. Волосы светлые, глаза голубые, и, если бы не обстоятельства, в которых она находилась, я бы назвал ее хорошенькой. Но жестокое прикосновение бедности и невзгод ясно виделось в заострившихся скулах, в руках-палочках, в грязи, въевшейся в ладони и щеки. Она подняла голову – в глазах я увидел только подозрительность и презрение. Шестнадцать лет! Какие повороты судьбы привели ее сюда?

– Мисс Диксон? – спросил Холмс.

Никакой реакции – метла летала взад и вперед с той же скоростью.

– Салли?

Она остановилась, медленно подняла голову и окинула нас тяжелым взглядом:

– Да?

Я увидел, как руки ее впились в ручку метлы, словно это было оружие.

– Мы не хотим вас тревожить, – сказал Холмс. – Вреда мы не причиним.

– Что вам нужно? – Глаза горели яростью.

Мы стояли чуть поодаль, не смея приблизиться.

– Мы хотели бы поговорить с вашим братом Россом.

Руки еще крепче вцепились в метлу.

– Кто вы?

– Его друзья.

– Вы из «Дома шелка»? Росса здесь нет. И никогда не было – вам его не найти.

– Мы хотим ему помочь.

– Как же, «помочь»! Так вот, нет его здесь! Вот и уходите. Видеть вас не могу. Идите, откуда пришли.

Холмс глянул на меня, и я, желая оказаться полезным, сделал шаг в сторону девушки. Я хотел ее успокоить, но совершил большую ошибку. Я так и не знаю, что именно произошло. Только увидел, что метла грохнулась оземь, и услышал окрик Холмса. Девушка рубанула воздух прямо передо мной – и что-то жаром полыхнуло в груди. Я отшатнулся, прижал руку к своему пальто. Посмотрел вниз: между пальцами сочилась кровь. Я был настолько потрясен, что не сразу понял: меня чем-то пырнули – то ли ножом, то ли осколком стекла. Девушка на миг застыла передо мной – отнюдь не ребенок, она рычала зверьком, глаза сверкали, губы искривились в жуткой гримасе.

Холмс кинулся ко мне:

– Ватсон, дорогой мой!

Потом я услышал какое-то движение у себя за спиной.

– Что тут такое?

Это был хозяин. Девушка испустила гортанный вопль, потом развернулась и опрометью кинулась прочь через узкую арку на улицу.

Мне было больно, но я сразу понял: рана несерьезная. На мне было плотное пальто, а под ним жакет, и беда, какую могло причинить лезвие, была предотвращена, а позже вечером я перевязал и продезинфицировал относительно небольшую рану. Помню, что через десять лет после этого случая я, находясь в обществе Холмса, снова был ранен и, как ни странно это прозвучит, был даже благодарен обоим напавшим на меня: мне стало ясно, что мое физическое состояние великому сыщику отнюдь не безразлично и прохладца, с которой он иногда ко мне относился, была показной.

– Ватсон?

– Пустяки, Холмс. Царапина.

– Что случилось? – резко спросил хозяин. Он смотрел на мои окровавленные руки. – Что вы с ней сделали?

– Лучше спросите, что она сделала со мной, – пробурчал я, хотя, даже пребывая в шоке от происшедшего, не был зол на эту несчастную недокормленную девочку, которая бросилась на меня из страха и неведения, на самом деле не желая причинить мне боль.

– Девочка испугалась, – объяснил Холмс. – Ватсон, вы уверены, что не пострадали? Идемте в дом. Вам нужно сесть.

– Нет, Холмс. Уверяю вас, все не так страшно.

– Ну слава богу. Надо сейчас же вызвать двуколку. Хозяин, мы ищем брата этой девочки. Ему тринадцать лет, такие же светлые волосы, чуть ниже ее ростом, чуть лучше накормлен.

– Росс, что ли?

– Вы его знаете?

– Я же сказал. Он с ней работает. Про него бы и спросили.

– Он сейчас здесь?

– Нет. Пришел несколько дней назад, искал крышу над головой. Я сказал, пусть живет с сестрой, за это будет работать на кухне. У Салли каморка под лестницей, он там и устроился. Только от него хлопот было больше, чем пользы, никогда не дозовешься. Не знаю, что там у него на уме, но он задумал какой-то план, это точно. Унесся как раз перед вашим приездом.

– Куда, не представляете?

– Нет. Может, девчонка знает? Так теперь и она сбежала.

– Я сейчас должен помочь моему другу. Но если кто-то из них вернется, настоятельно прошу вас сообщить об этом мне на Бейкер-стрит, 221-б. Идемте, Ватсон. Обопритесь на меня. Кажется, я слышу кеб…

В итоге полный приключений день завершился возле камина, я восстанавливал силы с помощью бренди с содовой, а Холмс неистово курил. Я был погружен в размышления об обстоятельствах, которые таким странным образом повернули ход нашего расследования, – мне казалось, что мы уж слишком далеко отклонились от первоначальной цели – поиска человека в кепке или даже определения личности его убийцы. Допустим, Росс видел убийцу в частной гостинице госпожи Олдмор – но как мальчик мог его узнать? Каким-то образом случайная встреча навела мальчика на мысль о том, что тут можно заработать, и после этого он исчез. Видимо, своими намерениями он поделился с сестрой, потому что она за него явно боялась. Пожалуй, наш приход не был для нее неожиданностью. Иначе с какой бы стати при ней было оружие? И потом эти ее слова: «Вы из „Дома шелка“»? Когда мы вернулись, Холмс изучил свои каталоги и разные энциклопедии, стоявшие на полках, но проникнуть в смысл ее слов ему не удалось. Друг с другом мы этот вопрос не обсуждали. Я был истощен и видел, что мой друг пребывает в состоянии глубокой задумчивости. Судя по всему, придется подождать до завтра. Посмотрим, что принесет новый день.

Новый день принес констебля полиции – он постучал в нашу дверь после завтрака.

– Инспектор Лестрейд передает вам свое почтение, сэр. Он у моста Саутворк и будет весьма благодарен, если вы составите ему компанию.

– А какова причина?

– Убийство, сэр. И довольно мерзкое.

Мы надели верхнюю одежду и тут же отправились в кебе до моста Саутворк; он покоился на трех чугунных арках и тянулся через реку со стороны Чипсайда. На южном берегу нас ждал Лестрейд, он стоял с группой полицейских, которые столпились вокруг чего-то, издалека напоминавшего кучу тряпья. Ярко светило солнце, но оно снова сопровождалось колючим холодом, а воды Темзы, монотонно разбивавшие свои бурые волны о берег, выглядели как никогда беспощадными. Прямо с дороги мы спустились по винтовой лестнице из серого металла и прошли по берегу, покрытому тиной и галькой. Был отлив – река словно отпрянула, обескураженная тем, что здесь произошло. Неподалеку в реку выступал причал, несколько пассажиров, притопывая и прихлопывая, выдыхая облачка морозного воздуха, ждали парохода. Они никак не вписывались в картину, что развернулась перед нами. Они олицетворяли жизнь. А перед нами предстала смерть.

– Вы его искали? – спросил Лестрейд. – Мальчика из гостиницы?

Холмс просто кивнул. Возможно, боялся, что его подведет голос.

Мальчик был избит до смерти – с особой жестокостью. Ребра, руки, ноги, каждый палец в отдельности – все сломано. Я смотрел на эти жуткие травмы и понимал: их наносили методично, по одной, и смерть Росса была долгой и мучительной. В довершение всего этого ужаса ему перерезали горло – с такой яростью, что голова почти отделилась от шеи. Я за свою жизнь насмотрелся на трупы, и вместе с Холмсом, и во времена моей военно-хирургической практики, но никогда не видел такой леденящей душу картины… Просто не укладывалось в голове, что кто-то может так обойтись с тринадцатилетним подростком.

– Грязная история, – сказал Лестрейд. – Что можете рассказать о нем, Холмс? Он работал на вас?

– Его звали Росс Диксон, – ответил Холмс. – Мне о нем известно очень мало, инспектор. Можете спросить о нем в Хэмуорте, в мужской школе «Чорли Гранж», хотя, боюсь, они мало что смогут добавить. Он был сиротой, у него есть сестра, которая до недавнего времени работала в «Мешке с гвоздями», это паб в Ламбете. Может быть, вы ее там еще найдете. А тело вы осмотрели?

– Да. В карманах пусто. Но есть нечто странное, что вам стоит увидеть, хотя, что это значит, одному богу известно. Одно могу сказать – внутри у меня все перевернулось.

Лестрейд кивнул – один из полицейских опустился на колено и взял маленькую сломанную руку убитого. Отодвинул рукав, и мы увидели белую ленту, завязанную вокруг мальчишеского запястья.

– Ткань новая, – сказал Лестрейд. – Видно, что шелк хорошего качества. Смотрите: на ленте нет следов крови или грязи Темзы. Из этого следует, что ее надели мальчику на руку уже после убийства как некий знак.

– «Дом шелка»! – воскликнул я.

– Что это?

– Вы об этом слышали, Лестрейд? – спросил Холмс. – Вам это о чем-то говорит?

– Нет. «Дом шелка»? Это фабрика? Никогда не слышал.

– А я слышал. – Холмс вперился в пространство, в глазах читались ужас и самобичевание. – Белая лента, Ватсон. Она мне уже попадалась. – Он повернулся к Лестрейду. – Спасибо, что вызвали меня и обо всем сообщили.

– Я надеялся, что вы прольете свет на эту историю. Ведь вполне возможно, что тут есть и ваша вина.

– Вина? – Холмс дернулся, будто его ужалила пчела.

– Я предупреждал вас, что эта ваша дружба с мальчишками добром не кончится. Вы его наняли, пустили по следу матерого преступника. Вполне возможно, у него возникли свои идеи, которые и привели его к такому концу. Результат налицо.

Не могу сказать, намеренно ли Лестрейд провоцировал Холмса, но его слова подействовали – я видел, что творилось с Холмсом, когда мы возвращались на Бейкер-стрит. Он забился в угол двуколки и почти всю дорогу сидел молча, не желая встречаться со мной взглядом. Кожа на скулах натянулась, лицо еще больше удлинилось – можно было подумать, что его поразила какая-то страшная болезнь. Я не пытался вызвать его на разговор. Знал: мое утешение ему не требуется. Я просто наблюдал за ним и ждал, когда его гигантский интеллект осмыслит, какой трагический оборот приняло это дело.

– Возможно, Лестрейд прав, – сказал он наконец. – Я действительно пользовался моим подразделением секретной полиции с Бейкер-стрит, не особо заботясь о последствиях. Меня забавляло, что они выстраиваются передо мной в шеренгу, что я плачу им шиллинг-другой, но я никогда намеренно не подставлял их под удар, Ватсон. Вам это известно. Тем не менее меня обвиняют в дилетантстве, предлагают признать себя виноватым. На Виггинса, Росса и всех остальных мальчишек я не обращал никакого внимания, как не обращает на них внимания общество, которое вышвырнуло их на улицу, и мне никогда не приходило в голову, что весь этот ужас может быть следствием моих действий. Не перебивайте меня! Послал бы я мальчишку стоять одного в темноте возле гостиницы, будь это ваш или мой сын? И то, что произошло, не могло не произойти. Мальчик увидел, как в гостиницу вошел убийца. Мы оба заметили, что это привело его в сильное возбуждение. Но он все равно решил, что сможет извлечь из этой ситуации какую-то выгоду. За что и поплатился так жестоко. А виноват в этом я.

И все-таки! И все-таки! Каким образом в эту головоломку вписывается «Дом шелка», как понимать шелковую ленту вокруг детского запястья? Суть дела именно в этом, а вина опять лежит на мне. Меня предупредили! И это чистая правда! Скажу честно, Ватсон, иногда я задаю себе вопрос: а не отказаться ли мне от этой профессии, не попытать ли счастья на каком-нибудь другом фронте? У меня еще не пропало желание написать несколько монографий. Мне всегда были интересны пчелы. Исходя из результатов этого расследования, я не имею права называться сыщиком. Убили ребенка! Вы видели, как с ним обошлись убийцы. Как мне теперь жить?

– Мой дорогой друг…

– Ни слова больше. Я должен вам что-то показать. Меня предупредили, я мог это предотвратить…

Мы приехали к себе. Холмс ринулся в дом, перепрыгивая через две ступеньки. Я проследовал за ним куда медленнее: я ничего не сказал Холмсу, но моя рана болела гораздо сильнее, чем сразу после ее получения. Вскоре я добрался до гостиной; Холмс, схватив со стола какой-то конверт, держал его в руках. Одна из многих особенностей моего друга заключалась в том, что при всем крайнем беспорядке и даже хаосе, окружавшем его – кругом горы писем и документов, – он мог найти нужную бумагу в мгновение ока.

– Вот! – объявил он. – Сам конверт ни о чем не говорит. На нем написано мое имя, но адреса нет. Значит, его принесли прямо сюда. Тот, кто его принес, даже не пытался скрыть свой почерк, и я, безусловно, смогу его узнать. Обратите внимание на закорючку в букве «с», как в греческой сигме. Эту закорючку я запомню.

– А что внутри? – спросил я.

– Посмотрите сами, – ответил Холмс и протянул мне конверт.

Я открыл его и с нескрываемой дрожью извлек кусочек белой шелковой ленты.

– Но что это значит, Холмс? – спросил я.

– Я задал себе этот же вопрос, когда получил письмо. Теперь я понимаю: это было предупреждение.

– Когда оно было послано?

– Семь недель назад. Я вел тогда странное дело, к которому имел отношение ростовщик, господин Джабез Вилсон, его пригласили вступить…

– В Союз рыжих! – перебил его я, потому что хорошо помнил это дело и имел удовольствие следить за ним вплоть до полного раскрытия.

– Именно. Там была трехсторонняя проблема, если вообще была, и когда принесли этот конверт, мысли мои были далеко. Я раскрыл конверт и попытался вникнуть в суть содержимого, но, будучи поглощен другим делом, отложил в сторону и сразу о нем забыл. Теперь, как видите, он изволил о себе напомнить.

– Но кто мог его послать? И зачем?

– Не представляю, но во имя убитого ребенка я обязательно это выясню. – Холмс протянул руку и выдернул у меня шелковую полоску. Обмотал ею свои худые пальцы и поднес к глазам – так изучают ядовитую змею. – Если кто-то решил бросить мне вызов, я его принимаю, – сказал он, стиснул пальцы с лентой в кулак и ударил воздух. – Увидите, Ватсон, они будут проклинать день, когда принесли мне конверт с этой лентой.