Я натягиваю пальто, схватив его с заднего сидения, и вылезаю на улицу, прямиком в снежную бурю; она больше не выглядит художественной, а кажется скорее настоящей проблемой. Когда я поднимаю капот, мне в лицо ударяет густой дым, обжигая глаза, и двигатель пышет жаром, хотя ехала я всего минуты две на тот момент, когда меня остановил звонок Карлоса.
Совсем нехорошо.
Да, я, конечно, разбираюсь в машинах, но поверхностно. Могу понять, что приключилось с двигателем, все-таки это в моей крови, но это… Это сверх моей компетенции.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – умоляю я, жалея о том, что купила самую дешевую страховку, в которую не входила помощь при поломке в дороге.
В конце концов, я живу в городе. Даже представитель страховой компании сказал, что это было бы пустой тратой денег. Тем более что по городу я почти никуда не езжу: от машины больше мороки, чем пользы, да и парковка дорогая.
В Дублине почти до любого места можно дойти пешком, или прыгнуть в электричку, или поймать такси, если нужно отъехать подальше. Здесь, в этой части Донегола, скорее всего, даже нет такси.
Я захлопываю капот, едва удерживаясь от того, чтобы по пути к пассажирской двери пнуть шину. Я выпускаю из машины Джорджа, и он радостно выпрыгивает мне навстречу.
– Я со всем разберусь, Джордж, не волнуйся, – говорю ему я, поглаживая его влажную шерсть, на самом деле пытаясь скорее убедить себя. – Я со всем разберусь. У нас есть всегда план Б или В, ну или какой там дальше.
Я цепляю поводок к ошейнику Джорджа, хватаю с торпеды свою сумочку и осторожно перехожу дорогу, направляясь в винтажную кофейню, чтобы обдумать свой следующий шаг.
Это розовое здание с вывеской, на которой золотыми буквами выведено «Выпечка и булочки Шона»; видимо, с моего последнего приезда тут сменился владелец. Я толкаю дверь, и старомодный колокольчик оповещает о моем приходе.
– Кажется, тебе не помешает выпить горячего. Да поскорее, – говорит седоволосый румяный мужчина за стойкой, и если бы мне пришлось держать пари, я бы поставила на то, что это Шон.
Я дрожу, когда меня окутывает горячее тепло. Тут пахнет крестовыми булочками и шоколадом, и этого достаточно, чтобы согреть мою душу, пусть и временно.
– Да, пожалуйста.
– Проблемы с машиной? – спрашивает он, и я киваю. – Я наблюдал за тобой и как раз собирался выйти спросить, не нужна ли помощь. А ты тут как тут. Наверняка на улице мороз?
– Да, вполне себе, – говорю я с вежливой улыбкой. Погода за окном все-таки была очевидна.
Я ни на секунду не верю, что он планировал покинуть свое теплое кафе, но его жест напоминает мне о том, как Чарли, ныне с уютом расположившийся в коттедже «У моря», остановился, чтобы мне помочь, а я самодовольно прогнала его прочь. В этот раз моих навыков оказалось недостаточно.
– Мне, пожалуйста, латте с корицей, – говорю я мужчине, который вытирает с окна конденсат. Из-под его рук раздается скрип, сквозь прозрачное стекло он смотрит, сощурившись, на мою машину, а потом, уперев руки в бока, качает головой. Я снимаю вымокшее насквозь пальто.
– Присаживайся, я принесу тебе кофе. И воды для собаки.
Я вдруг понимаю, что мы с Джорджем забрели, оставляя мокрые следы, в это милое кафе, даже не проверив, можно ли сюда с собаками, но вроде мужчина благосклонно отнесся к моему компаньону. В конце концов, других посетителей в кафе нет, так что жаловаться на меня некому.
– Держи, дорогая, горячий латте с корицей, – объявляет Шон минуту спустя и, в лучших традициях Донегола, отодвигает соседний стул и садится рядом. – Так что, чем могу помочь? Должен признать, я пеку отменные торты и булочки, но в машинах, к сожалению, совсем не разбираюсь. Но я знаком с человеком, который знает про машины все. Хочешь, позвоню ему?
– Ох, я не хочу никого беспокоить в такую погоду, – отвечаю я. На самом деле хотелось бы хоть секунды покоя, чтобы остаться наедине с мыслями и насладиться кофе, прежде чем разбираться с тем, как мне выбираться из Донегола.
Шон хмурится.
– Сама собралась машину чинить? – спрашивает он.
Я смеюсь над его интонацией. Было очень похоже на моего отца.
– Хотелось бы, – говорю я, обхватив высокий стакан с кофе обеими руками. – Я на самом деле неплохо разбираюсь в машинах, но не на таком уровне…
– Давай все-таки позвоню другу, он посмотрит, – говорит он, посмеиваясь, и достает телефон.
– Ну, если ему не сложно… Я буду навеки благодарна.
– Наслаждайся своим кофе, дорогая. Мы со всем разберемся, не волнуйся. Ни о чем не переживай, – говорит он и уходит, подпирая ладонью спину.
Я смотрю, как он исчезает в другой части кофейни, а потом бросаю взгляд на часы над дверью и в отчаянии прикрываю глаза. Уже почти четыре часа дня. Ни один механик не возьмется смотреть сегодня мою машину, а уж о том, чтобы вернуться на дорогу, вообще речи быть не может.
Я чувствую, как изнутри поднимается волна паники, щекоча кожу, и учащается дыхание. Шон за стойкой ходит взад-вперед, но его слов я не слышу из-за нарастающего в ушах шума: первый признак приближающейся панической атаки.
Я не могу. Не позволю. Я держу себя в руках. Все под контролем. Я владелица бизнеса, дома, успешная женщина. Я не буду истерить из-за того, что застряла в своем родном графстве в снегопад и мне негде остановиться, а со мной собака, которая на меня рассчитывает. Так?
– Все решено, он уже едет, – говорит мне Шон, широко улыбаясь желтоватыми зубами. – Не поверишь, он был неподалеку. Приехал к мяснику купить кое-чего на ужин. Он как раз был на кассе, когда я позвонил, так что приедет буквально через минуту.
– Спасибо. Так быстро.
– Мы здесь живем спокойно, но, если нужно помочь ближнему, пойдем на все, – говорит он. – Не хочу тебя обнадеживать, но если уж Расти Куинн твою машину не починит, то не починит никто…
– Расти Куинн? Вы сказали… Расти Куинн?
– Да, моя дорогая.
– А других механиков тут нет?
– Вы знакомы? – удивленно спрашивает Шон, а потом его лицо меняется. – Не обижайся, но на местную ты не похожа. У нас дам в таких платьях не водится, и я заметил твои дублинские номера, так что подумал…
– Я и не местная. Ну, в каком-то смысле, может. Я родилась в…
А потом уже слишком поздно.
Над дверью звенит колокольчик, объявляя, что у нас гости, и как только Расти меня видит, челюсть у него отвисает.
– Не очень далеко ты уехала, Розочка? – говорит он, хитро улыбаясь, и сердце у меня колет. Давно меня никто не называл моим подростковым прозвищем, и меня омывает волной ностальгии.
– Не волнуйся, – подмигивает он. – Мы все решим. Давай ключи, я пойду взгляну.
– Про эту собаку ты писала? – спрашивает Расти, вернувшись через несколько минут.
Его грубый голос сразу успокаивает.
– Мы с тобой нормально не поговорили там, в коттедже. Не думал, что тебе нравятся собаки, – говорит он, присаживаясь рядом.
Он склоняет голову набок, словно только сейчас видя меня по-настоящему, будто наша прошлая встреча в коттедже была понарошку или вообще не случилась. Я натягиваю платье на колени и выпрямляю спину.
– Я тоже, но люди меняются, – тревожно встречаюсь я с ним взглядом. Я чувствую, как у меня трясется губа и подрагивают колени, когда я возвращаюсь мыслями к прошлому. – Все мы меняемся, Расти, разве нет?
Он прикусывает губу и медленно кивает, затем отводит взгляд. Могу поклясться, я вижу, как под козырьком синей, замасленной кепки у него поблескивают глаза.
– Меняемся, милая, но только если приходится или захотим, – говорит он, снова взглянув на меня. От вида его знакомых глаз тянет в груди. – Некоторые из нас уникальны, и было бы грешно измениться кому-то с таким искренним сердцем, как твое.
– Спасибо, – выдавливаю я.
– Как ты? Знаешь, я столько раз хотел тебе позвонить, но все…
– Ты мой кузен, Расти, ты за меня не в ответе. Жизнь ведь продолжается, – шепчу я, припоминая, сколько раз я слышала эти слова после смерти Майкла. – Я как-то справляюсь. Наверное. Просто в Рождество становится совсем невыносимо, прибивает к земле, так что лучше я буду одна, чем портить всем вокруг настроение.
Он качает головой, не отводя взгляда.
– Просить о помощи нормально, Роуз, – и его голос тоже звучит нетвердо. – Всем нам она порой нужна. Я говорил тебе, звони в любое время. Я так обрадовался, что ты попросила остановиться в коттедже, но потом… В общем, ладно, давай про машину.
– Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы, Расти, – говорю я. – Не надо было сюда приезжать. Я в своем репертуаре, пыталась быть романтичной и спонтанной, думала, что лучше проведу Рождество здесь, чем как обычно, в Дублине, вдали ото всех. Но я ошибалась. Видимо, не судьба.
Расти наклоняется ближе, упирается локтями в стол, и я чувствую запах табака и мяты, который тут же переносит меня в детство. Он выглядит так же, как когда-то давно мой отец.
– Я знаю, как сильно тебе тут нравится.
Я глубоко вздыхаю.
– Да, это правда.
– Я бы предложил тебе на ночь остаться у нас, но дома все не очень спокойно… и это еще мягко сказано.
– На ночь? В смысле на ночь?
Он смотрит на меня так, будто я чего-то не понимаю.
– У тебя генератор полетел. Как и предполагалось.
– Ага, – киваю я. Мне нравится, что мы с Расти снова, как в старые добрые времена, обсуждаем машины. Не нравится только, что он не сможет починить все так быстро, как мне бы хотелось.
– Ну, сегодня я уже запчасти точно не достану, – говорит он. – Так что, похоже, юному Чарли придется потесниться хотя бы на сегодняшнюю ночь.
– Нет.
Моя голова непроизвольно качается из стороны в сторону, и я в ужасе смотрю на Расти.
– Да.
– Ни за что, Расти. Правда, это нечестно, – я вскидываю руки, словно защищаясь. – Я не хочу снова его беспокоить. Моих проблем ему еще не хватало, он ведь, очевидно, приехал сюда побыть один.
– Но…
– И что бы сказала Марион? Если бы узнала, что я решила остаться вопреки ее словам? Она даже обсуждать это не хотела, – продолжаю я. – Она тебя распнет. Нет. Честное слово, я лучше буду спать на снегу, чем доставлю тебе какие-то проблемы. Не преувеличиваю.
Он откидывается на спинку стула и заливисто хохочет.
– Знаешь, Роуз, я тебе верю, – говорит он. – Ты, как и я, Куинн. Упрямая, как осел. Но коттедж принадлежит мне, а ты – часть моей семьи. Так что если я говорю, что ты остаешься там ночевать, пока мы не приведем машину в порядок, то так и будет. И никто, ни Чарли, ни даже Марион, мне не указ. А теперь допивай, и я отвезу тебя в коттедж.
Марион так и не простила моей семье ту крупную ссору после смерти бабушки Молли и долгих разбирательств, кому должен отойти коттедж. Папа сказал ей, что для постороннего человека она много на себя берет. Вежливостью он не отличался, и Марион, очевидно, затаила обиду. Я даже не присутствовала при дележе имущества, но ее реакция на мое появление доказала: она все равно на меня зла.
– Что-то я не уверена на этот счет, – бормочу я.
Расти только пожимает плечами.
– Ну, дорогая, боюсь, выбора у тебя нет. Так что прикупи еды, выспись, а завтра мы снарядим тебя в дорогу. Постараюсь как можно скорее.
Я пытаюсь придумать какой-нибудь альтернативный вариант, но в этот раз у меня нет запасного плана. Жаль слышать, что у Расти с Марион проблемы дома, но это неудивительно, все-таки я видела сцену в коттедже.
– Ладно, разве что на одну ночь…
– На одну ночь, – соглашается Расти. – А теперь собирайся, пора ехать, пока снег еще сильнее не повалил. А то, кажется, нас ждет настоящий шторм.
– Если Марион об этом узнает, тебя дома будет ждать шторм похлеще, – говорю я. Мы переходим дорогу, направляясь к пикапу Расти.
Он просто хмыкает и качает головой.
– Твоя правда, Розочка. Хорошо же ты нас знаешь. Слишком хорошо.
О проекте
О подписке