– С днём рождения, Адриана! С днём рождения, тебяяя!
Десятки гостей поют мне, пока я загадываю желание, перед тем как задуть свечи на праздничном торте. Он выглядит просто невероятно – пять ярусов цвета шампанского, каждый из которых имеет карамельную начинку с арахисом, и украшенный кремом-чиз и живыми пионами. Мои любимые цветы также украшают всю площадку, построенную на нашем дворе в честь моего пятнадцатилетия.
Не смотря на наш статус, моя семья крайне редко, лишь в честь особых дат или праздников, устраивала такие масштабные мероприятия, поэтому я была крайне удивлена, когда неделю назад мама сообщила о вечеринке в честь моего дня рождения.
Конечно же, я не была против и была безмерно счастлива такому событию. Мы начали подготовку немедленно, так как времени особо и не было. Но глядя на украшения зала, на эти лампочки вдоль шатра и висящие с потолка, на сервированные столы с живыми цветами и салфетками молочного цвета, а также на фотозону с цифрой «15» и моим именем, сделанную в золоте на фоне полотна, похожего на кусок мрамора с отливом такого же цвета – я понимаю, что мы проделали отличную работу.
Я задуваю свечи под крики и аплодисменты гостей, которые по очереди начинают обнимать и поздравлять с днём рождения.
Среди гостей мои бабушка Амара и дедушка Антонио, дяди и тёти, приехавшие из Монцы и Неаполя, что было странно. Кузины и кузены, которых я не видела несколько месяцев с момента рождества, а также коллеги отца по бизнесу, политики, среди которых есть также сенатор Гильберт, несколько капитанов Каморры и, конечно же, его консильери Марио Кастелано.
– С днём рождения, принцесса! – папочка целует макушку, пока мама обнимает меня за плечи, присоединяясь к поздравлению отца.
Он протягивает из-за спины руку, в которой держит бархатный футляр в квадратной форме синего цвета. Папа открывает коробочку, а в ней лежит цепочка с моим именем, выполненная в тонкой огранке с маленьким бриллиантами. Изящно и просто. В стиле Капо.
Он достаёт цепочку и помогает застегнуть её на моей шее.
– Ты такая красивая и такая взрослая, Իմ կյանքը. (прим. с арм. «Моя жизнь».), – сквозь слёзы произносит мама.
– Будь всегда счастлива, принцесса, а мы с мамой сделаем всё возможное для этого, – говорит папа и, бросив на маму взгляд, который понимают только они, уходит.
– Сегодня вечером нам нужно поговорить кое о чём важном, моя дорогая, – говорит мама, убирая прядь волос за ухо и гладя мою щеку, оставляя нежное прикосновение на моей коже.
– О чём? – спрашиваю я, загоревшаяся и взволнованная после её слов.
– Потом. Сейчас развлекайся, ведь это твой праздник, – мама целует меня на прощание и уходит, оставляя меня одну.
Но моё одиночество длится недолго, потому что ко мне подбегает мой семилетний брат и обнимает меня за талию. Люцио такой высокий для своего возраста, но немного хиленький, отчего сильно расстраивается, ведь будущему Капо нужно быть «сильным и смелым, как супермен». Так он говорит именно об отце, а не о Кларке Кенте.
Люцио дарит мне сделанный своими руками кекс, целует в щёчку, когда я нагибаюсь, и убегает к своим кузенам, поджидающим его в стороне. Он молчалив и скромен, и да, он печёт невероятные кексы.
Положив подарок на стол с подарками, я собираюсь подойти к моей кузине Марине, но чья-то рука останавливает меня и тянет обратно.
Я разворачиваюсь и от шока мои глаза лезут наверх. Я знала, что вечеринка в честь дня рождения дочери Капо является важным событием для членов Каморры, но не предполагала, что он будет здесь.
Данте Кастелано собственной персоной стоит передо мной в сшитом на заказ костюме серого цвета под оттенок своих глаз. Он высокий и статный, его лицо гладко выбрито, волосы уложены так, что ни одна прядь не смеет выбиться из укладки. Как обычно, он слишком серьёзен и тих, даже сейчас, такое ощущение, что его просто заставили прийти на вечеринку, что вполне возможно.
Данте старше меня на три года и, если в детстве мы ещё дружили, то после того, как прошла его официальная церемония посвящения в Каморру в возрасте тринадцать лет, он перестал разговаривать и обращать на меня внимание, когда приходил к нам с отцом, а спустя годы, я практически перестала его видеть в особняке, не говоря уже о том, что мы не обмолвились и словом на тех мероприятиях, на которых нам удавалось быть обоим.
Поэтому да, я удивлена его появлению на моём празднике. А ещё я смущена и чувствую, как мои щёки начинают заполняться ярко-красным цветом, от того, что сам Данте здесь, на моём празднике, и прикасается ко мне. Прямо к моей коже.
О, Боже!
Я была влюблена в не очень разговорчивого мальчика в свои семь, а потом в десять – в хмурого парнишку. Он был центром моего внимания, моей детской влюблённостью, поэтому сейчас, когда он стоит передо мной весь такой красивый и повзрослевший, мои ноги начинают подкашиваться, а легкие перестают работать.
– Привет, – только и всего я могу произнести с дрожащим голосом, выдавая свою нервозность и смущение.
Он ухмыляется отчего его губа дёргается. Данте Кастелано улыбнулся!
Такого давненько не было, и я даже забыла каким может быть его лицо, когда он расслаблен.
Данте красив и обаятелен, я много раз слышала, как о нём говорили девушки на различных светских мероприятиях, на которые меня брали родители. Он был популярен среди наших девушек, но, конечно же, ни о каких романах с ними не могло быть и речи, однако его можно было заметить в журналах и жёлтой прессе с девушкой или несколькими в клубах, ресторанах и на футбольных матчах. Среди них не было одной и той же, они менялись на каждой фотографии.
А сейчас он здесь, на моём празднике, стоит и не отпускает мою руку. Он слегка поглаживает кожу на запястье, словно не замечая и не контролируя этого, а после притягивает к себе чуть ближе. Не так близко, чтобы нарушить границы приличия, но достаточно, чтобы люди могли заметить и начать шептаться.
Его серые глаза устремлены на меня, но он молчит и не произносит ни звука, возможно, даже не дышит, не уверена. Данте достаёт из кармана брюк какой-то предмет, который блестит под светом ламп, в такой самоуверенной манере, что это раздражает, но и восхищает.
Краем глаза я вижу, как гости смотрят, нет, пялятся на нас. Даже отец стоит с мамой и не предпринимает никаких действий, но я могу увидеть его сощуренные, как у ястреба, глаза, которые следят за каждым движением.
Что-то холодное, что приложили к моей коже, возвращает мой взгляд к Данте, который всё также молчит и смотрит пристально на меня с ухмылкой на лице.
Я опускаю глаза на запястье и вижу браслет. Он полностью выполнен из белого золота с изумрудами. Он прекрасен и тесно прилегает к запястью, когда Данте застёгивает его.
Его подарок прекрасно сочетается и смотрится на моей смуглой коже, он блестит и переливается всеми оттенками зелёного. У меня перехватывает дыхание от красоты и ощущений.
– С днём рождения, зеленоглазка.
Это прозвище. Он не забыл.
Данте всегда называл меня так в детстве и мне это нравилось. Сейчас же это вызывает трепет в моей груди, а ещё то, что он поднимает мою руку к своим губам и нежно целует костяшки, задержавшись на них дольше, чем это было необходимо. Этот жест абсолютно невинный, но он впервые прикасается ко мне таким образом. Мне же это кажется таким интимным, что я перестаю чувствовать почву под ногами и вот-вот упаду.
Но этого не происходит, потому что Данте ведёт меня в центр зала, приглашая на танец. Звучит медленная классическая музыка и он притягивает меня к себе и кладёт мою свободную руку к себе на плечо, а вторую сжимает в своей.
Мы начинаем медленно покачиваться из стороны в сторону. Одни в центре зала, среди десятков гостей.
Его рука лежит на моей спине. Казалось бы – естественный жест, но он вызывает трепет в груди у влюблённого подростка.
– Ты стала очень красивой, что невозможно не заметить, – шепчет Данте.
Ох…
Я прикусываю язык, чтобы убедиться, что это не сон. Металлический вкус говорит об этом, когда тёплая жидкость наполняет мой рот.
Я не замечаю, как песня заканчивается, и мы перестаём танцевать.
Данте вновь притягивает мою руку к себе, но на этот раз он целует не костяшки на пальцах, а то место на запястье, где его большой палец обводил круги и где учащённо бьётся мой пульс.
– До скорой встречи, моя будущая жена.
Данте делает шаг назад, бросив бомбу, кланяется и уходит к нашим отцам, которые уже что-то обсуждают в углу шатра. Я же стою в центре зала и не смею двигаться, не веря своим ушам и не полностью осознавая услышанное.
***
Я пыталась открыть глаза, очнувшись от сна, а точнее от воспоминаний из прошлого, когда почувствовала дикую боль в голове и во всем теле.
Простонав, я попыталась нащупать на кровати свой телефон или книгу, как обычно, забыв убрать перед сном, но ничего не нашла. Открыв медленно глаза, я осмотрелась вокруг.
Я попыталась сесть, но почувствовала головокружение и тошноту, как только слегка приподнялась с места. Запах чего-то свинцового не улучшал моё состояние.
Я не в своей комнате.
Паника медленно начала нарастать, потому что я не понимала, что это за место. Всё вокруг казалось совершенно незнакомым.
Стены, окрашенные в чёрный цвет, высокие потолки того же оттенка, деревянный тёмно-серый пол, идеально сочетающийся с цветом самой комнаты. С правой стороны открывался панорамный вид на город. В комнате было мало света, в основном он поступал от больших, высоких от пола до потолка панорамных окон, но по обеим сторонам кровати были расположены две тумбочки, на которых стояли лампы, сочетающиеся с минимализмом комнаты. В ней было немного мебели – только кровать, тумбочки, деревянный стол в углу и мягкое кресло напротив него. Три двери, предположительно вели в гардеробную, ванную и на выход. Все закрыты.
Раньше я никогда не была здесь.
Дикая боль в затылке заставила отвлечься от осмотра комнаты. Я подняла руку и приложила её к, пульсирующему от боли, месту. Пальцы нащупала шишку на затылке, что и являлось причиной вызванной боли. Помимо этого, что-то липкое было в моих волосах в этой области, поэтому я проверила пальцы. Когда я увидела причину странных тактильных ощущений, тошнота вновь усилилась. На них была кровь. Как и на моём белом платье, которое было скрыто под черной шёлковой простынёй.
Я сбросила ткань с себя и от увиденного меня чуть не вырвало на чужую кровать. Моё свадебное платье полностью в крови, но помимо головы я не ранена, по крайне мере я не чувствовала видимых ран. Но высохшая кровь была повсюду. Я посмотрела на себя, на беспорядок, что я устроила в чужой кровати и на свои ноги, покрытие алым цветом – всё это вызывало смутные воспоминания о случившемся. Словно цунами картинки прокручивались в моей голове.
Свадьба. Церковь. Выстрелы. Крики. Плачь. Кровь. Данте. Шум толпы. Мама…
О Боже…
Их больше нет.
Моей мамы больше нет.
– Нет. Нет. Нет.
Я закричала от осознания всего произошедшего. Эта кровь была не моей, а Данте. Моего покойного жениха.
Я попыталась стереть с кожи кровь, но она засохла на моих ногах, руках и даже под ногтями. У меня ничего не получалось.
Я ощущала, как по лицу скатываются слёзы каскадом, но не могла стереть их своими окровавленными руками. Они не прекращались, наоборот, паника превратилась в истерику. Всё моё тело болело, в особенности моя грудь. Мне стало нечем дышать. Она сжималась так сильно, что мне хотелось вырвать легкие из груди, лишь бы глубоко вздохнуть.
– Нет! Это всё кошмар!
Я сбросила с себя чёрную простыню и скатилась с кровати на пол. Подушки летели по комнате, сопровождая мои крики и плачь. Я не могла поверить в происходящее. Звуки выстрелов и криков о помощи звенели в голове, отчего она болела сильнее.
– Нет. Этого не может быть. Мамочка…
Мои рыдания заполняли всю комнату, я тряслась, дыхание стало тяжёлым. Мне не хватало воздуха, и я стала задыхаться, но слёзы не переставали стекать по моему лицу, а крик не заглушал. Когда чья-то рука коснулась моего плеча, я вздрогнула и попыталась оттолкнуть её, но крепкие, судя по всему, мужские руки сжимали меня.
Я отбивалась в его объятиях, пытаясь выбраться, но он не отпускал. Мне не хватало воздуха.
– Адриана, эй, успокойся, – сказал незнакомый мужской голос у меня за спиной, пока я пыталась вырваться из его рук. – Прекрати, ты сделаешь себе больно.
Я не поняла как, но мои ноги и руки начали так сильно дёргаться, что я локтем попала ему в трахею, поэтому мужчине пришлось меня отпустить. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из его рук, уползая к дальнему углу возле кровати.
Сквозь темноту я видела лишь силуэт высокого мужчины, который стоял в нескольких метрах от меня. Он звал меня по имени, призывая успокоиться, но я не узнавала его. Он не приближался ко мне, словно боялся причинить мне боль.
Пелена слёз и полумрак в комнате не давали возможности рассмотреть его, а боль в груди и нехватка воздуха отвлекала от этого, но я видела очертания силуэта. Он был высоким и большим, поэтому, когда мужчина приблизился ко мне и сел на корточки, мне стало комфортнее.
– Хорошо, Адриана, просто успокойся. Я не причиню тебе вреда.
Он медленно приближался, ползя на коленях, чтобы быть со мной на одном уровне.
Я старалась делать глубокие вдохи и выдохи, но этого было мало.
– Успокойся. Дыши, просто дыши, – он протянул руку ко мне, но не тронул. – Позволь мне помочь тебе. У тебя паническая атака.
Что? Паническая атака?
От этого я еще больше запаниковала.
– Я не м-могу ды-дышать, – прошептала я в ужасе, заикаясь.
– Сделай глубокий вдох, потом медленный выход. Повторяй за мной, – мужчина положил руку на грудь, которая поднималась и опускалась в такт его равномерному дыханию, и я повторила за ним, – вот так, молодец. Ещё раз. Вдох, и медленный выдох.
Глубокий и спокойный голос звучал словно мелодия для ушей, заставившая исчезнуть выстрелы и плачь. Я пыталась сосредоточиться на дыхании, но не могла успокоиться, паническая атака не прекращалась, моя грудь так сильно сжалась.
Я повторяла за ним, пока дыхание не выровнялось, и мне стало легче дышать. Я всё ещё чувствовала боль в груди, но это уже была другая боль. Мои слёзы не прекращали падать на моё грязное платье. Мне хотелось порвать его, снять с себя и просто сжечь.
– Их убили, – всхлипнула я, задыхаясь. – Моей мамы больше нет. Они убили её.
Я затряслась от рыданий, и тогда большие руки притянули меня к себе за плечи. Он крепко прижал меня к себе и стал гладить по голове, опускаясь на спину, и повторяя это успокаивающее движение раз за разом, при этом шепча тихие слова. Я же не стала ему мешать.
– Шшш. Всё прошло. Ты в безопасности.
Так ли это?
Я не знаю, в чьих объятиях сижу на тёплом полу в этой безликой комнате с потрясающим видом. Не знаю, чьи руки обнимают меня, и чьи слова так действуют на меня, но не хотела прекращать это. Я верила этому незнакомцу, потому что в его объятиях чувствовала себя спокойно, в безопасности, и боль медленно стихала. Я ощущала, как мои слёзы всё ещё текут по щекам, делая его футболку мокрой, но моя грудь больше не сжималась так сильно от боли, все звуки в голове исчезли, затылок перестал болеть.
Не знаю сколько мы так просидели ещё, но глаза медленно закрывались, и сон приближался. Последнее, что я услышала прежде, чем окончательно провалиться в сон, это шепот незнакомца, который не отпускал меня ни на секунду из своих объятий.
– Я не дам тебя в обиду, обещаю.
***
Когда я проснулась спустя пару часов, на улице было всё ещё темно, но я уже не была такой же дезориентированной и более спокойной. Руки не тряслись, тело было измотанным и бессильным, словно оно сдалось.
В комнате всё еще стояла темнота, но огни ночного города слегка её освещали, и дверь была приоткрыта.
Мы не в Чикаго?
Я встала с постели всё ещё в дурацком свадебном платье. Решив снять его с себя, я направилась в сторону закрытой двери. За ней оказалась небольшая, но просторная гардеробная. Вся одежда в ней была темных оттенков. Множество футболок и рубашек висели на уровне моих глаз, поэтому я схватила одну из чёрных футболок и пошла в ванную.
О проекте
О подписке