Цитаты из книг автора «Эмилия Грин»

Измайлов головкой раздвинул влажные складочки, врываясь без всякой прелюдии. К своему ужасу и стыду, я намокла от одного лишь прикосновения его грубых ладоней. И не просто намокла, а бесстыдно текла… – …Отпусти-и! – захныкала, ощутив горячие пальцы на ягодицах: они гладили, елозили, сминали… – Сопротивление бесполезно, Катюша… – толкнулся. – Я буду трахать тебя, когда захочу. – Рвано выдохнул, сильнее меня растягивая. – Ты моя, котенок. Только моя… – прервал бессвязную речь еще одним резким толчком. – Убью за тебя любого… – протолкнул кончик языка мне в рот, плавно раскачивая на своем члене. – Ненавижу тебя, Алихан… – задышала ему в рот чаще, смакуя вкус любимых губ, запрокидывая голову, медленно скользя вверх и вниз. – Значит, я буду любить за двоих.

Я взвизгнула, когда он, словно свирепый хищник, отвел мою левую ногу в сторону, а затем, удерживая её на весу, одним мощным толчком наполнил меня собой. – Ох… – вскрикнула, цепляясь за его плечи ногтями. Горячий и совершенный – он резал меня без ножа: обхватив одну мою грудь, накрыл губами затвердевший сосок, слегка пососал, после чего с новой силой стал долбить чувствительные складочки. Я даже не могла пошевелиться, загипнотизированная каждым мгновением этой чувственной пытки. – Ты меня с ума сводишь, котенок… – Алик сжимал мои ягодицы, снова и снова притягивая к себе. – Пожалуйста, не сдерживайся. Я хочу тебя слышать… – наклонился, слегка прикусив мочку, так что изо рта вырвался судорожный всхлип.

Он скатился ниже, требовательно разводя мои колени. Наши взгляды встретились, пропуская через себя разряд в двестидвадцать вольт. Алик чуть приподнял меня за попку, стягивая промокшие трусики. Зачем-то попыталась свести ноги, однако парень лишь усмехнулся, сильнее их раздвигая… Тихо всхлипнула, стоило Алику прикоснуться к набухшему клитору кончиком языка. Он скользил по лону губами, запуская вереницы мурашек по коже. Соски бесстыдно торчали, я сжимала грудь, тихо поскуливая от наслаждения, пока Алик продолжал свою эротическую пытку. – Разведи их сильнее… – вкрадчиво прошептал, и я повиновалась его командирскому тону. Развела ноги настолько, насколько позволяла растяжка. Уже через секунду хозяин дома коснулся пальцами моего центра, не прекращая стимулировать клитор губами и языком. – Я так соскучился, Катюша, что готов тебя сожрать… – надавил языком на болезненно пульсирующий бугорок, прижимаясь каменной эрекцией к моему бедру. Боже правый, я уже и забыла, насколько он большой… В полуобморочном состоянии растянула губы в безумной улыбке, чувствуя, что долго не продержусь. Язык Алика скользнул в меня: он всосал припухшие складки, заставляя тело забиться в умопомрачительной сладкой судороге…

– Алик… – с трудом отрываясь от его губ. – Мы же договорились… – немного оттягивая его нижнюю. – Ты же сам просил… – облизывая верхнюю, утопая пальцами в жестких темных волосах, – это ненормально… – Что именно ненормально? – скользнул мне в рот кончиком языка, на несколько секунд перекрывая доступ кислорода и мыслей. Их вышибло все разом еще в университете, когда он зачитывал мое любимое стихотворение Есенина, глядя прямо в самое сердце.

Обхватил ее лицо ладонями. Я так соскучился…Су-у-к-а. Прости меня, Катюша. За всё прости. Я уже возненавидел себя за то, что произошло неделю назад. И, судя по всему, это не единственный пункт в списке моих грехов перед тобой. Я животное, скотина, слабак… Но я не мог остановиться… Сжал ее щеки большими пальцами, ударяясь губами о теплые мягкие губы. Бля-я… Это блаженство! Не обращая внимание на отчаянное сопротивление, на ее ноготки в моей шее… Забывая обо всем… В моем случае эта фраза имела особое значение. Поддаваясь инстинктам… И голоду. Одержимому блядскому голоду… Целовал неистово и глубоко. До разрыва сердца. До кислородного голодания. До онемения в деснах. – Моя… – раскрыл пухлые губки, сплетая её язык с моим языком… – Катюша… – посасывая… облизывая… дрожа от нетерпения и жажды… – Только моя… – старался крепче удержать в руках, боясь, что это видение, и оно вот-вот рассеется. – Измайлов?! Ты… – внезапно, ощутил на языке соленые слезы. – Я прямо сейчас напишу заявление об уходе! С меня хватит! Слышишь?! Перестань портить мне жизнь…

Красивая, что пиз*ец. Аж дыхание перехватило. Стиснул зубы до крошева. Ну, здравствуй, милая. Я тебя нашел… Теперь ты моя. Девчонка приоткрыла рот, однако из ее аккуратного розового ротика не вырвалось ни звука. Узнала. Ну еще бы… И судя по тому, как задрожала её полная нижняя губка, мы были знакомы более чем близко. Она шумно сглотнула, лихорадочно перебирая длинными тонкими пальчиками собранные листы. – Я помогу, – почти беззвучно сказал, так хрипло, что самому стало неловко, ведь мы находились посреди переполненного корпуса. Вокруг люди, а меня переклинило. Не видел ничего, кроме неё. Протянул ей то, что удалось собрать, и, не удержавшись, зацепил маленькую девичью ладошку: обвел подушечкой большого кончики её пальцев, охуевая от переизбытка чувств. Меня будто подожги изнутри, и я полыхал, горел… содрогаясь под взволнованным чарующим взглядом. – Прощу прощения… – девчонка попыталась вырвать руку, но я лишь еле слышно рассмеялся.

Ой, вот только этого не надо… Впервые видел друга таким сентиментальным. Я не мог не воспользоваться ситуацией. Внезапно запрокинул голову, закатил глаза и, приоткрыв рот, замычал нечто нечленораздельное. Макс побледнел. Заметив выражение отчаяния на его лице, «эпилептический припадок» сменился моим оглушительным хохотом. – Ну и душнила же ты, Измайлов! – Гордеев обескураженно покачал головой. – Но ты неплохо выглядишь, чувак… – И чувствую себя, не поверишь, довольно сносно. Умирать не планирую, если ты об этом, – хмыкнул, протягивая ему руку.

Закрывал глаза и рисовал, рисовал… ориентируясь исключительно на свои ощущения… Карандаши сами скользили по бумаге, образ шел откуда-то из сердца. Иногда меня накрывало волной остаточных реакций: как будто это не мое сознание, а реальность… Поцелуи, прикосновения, близость… Последствия травмы головы не заставили себя долго ждать – я полюбил вымышленную девушку, с каждым днем все сильнее загнивая без нее в разлуке. Больной. Натурально психбольной.

…Нарушил пару-тройку правил, выдохнув только, влетая на парковку клуба. Хлопнул дверцей авто, поспешив в темный проулок, чтобы попасть в здание через черный вход. Сам не понял, что произошло: прикусил язык от резкого удара в спину и тут же получил по ребрам, не удержавшись на ногах. Дыхание сбилось. В ушах шумела кровь. Попытался повернуть голову, оглохнув от собственного беззвучного крика – удар по голове был такой силы, что звезды из глаз посыпались… – Что, думал, только ты умеешь решать проблемы кулаками, уёбок? Самый умный?! – тихий смех. – А вот и нет… – и приказ. – Живее, обшарь его… Пусть выглядит, как ограбление… В мозгах переклинило. Котенок.

– Это мой блятик! – Мой! – Неть! Мой! Устами младенца, как говорится… – Кира, Мира, не ссорьтесь, пожалуйста! – мама с напускной строгостью свела брови. – Ну, м-а-а-а-м… – одновременно захныкали, крепко вцепившись в рукава моей водолазки.