КОГДА ПОСЕТИТЕЛЬ ухватил Мер за руку третий раз, она прикинула, не утопить ли его.
Прикинула мельком: так садовник думает, не подстричь ли траву, или художник – не нанести ли новый мазок. Дело нехитрое – шевельнуть пальцами, и эль у гада потечет изо рта в легкие. А все потом скажут: позор, Рис своим языком подавился.
Хотя кто-нибудь все равно сообразит, что тут дело не чисто.
Только это и остановило Мер.
К тому же убивать Риса было бы неправильно. Неправильно, и все тут.
Мер высвободилась.
– Рис, – ледяным голосом сказала она, – я же просила подождать. Сейчас принесу тебе эля.
Рис остекленело поглядел на нее из-за стойки. Он сидел, сгорбившись над кружкой. Красный нос, на щеках темнеют веснушки, а в глазах читается хитрость и подлость. Мер и прежде знавала мужчин вроде него: недовольные собственной участью, они срывали злобу на тех, за кого заступиться некому.
– Не прошло и года, – буркнул он.
– Ты еще это не допил. – Мер кивнула на его кружку. Рис проследил за ее взглядом и прищурился.
Под вечер в «Серпе и сапоге» набиралась толпа. В таверну заглядывало много косарей и странников – пропустить кружечку эля и посплетничать. Мер проворно, пряча взгляд, отнесла несколько кружек за столик солдатам, сменившимся с караула.
– Простите, что заставила ждать, – тихо извинилась она.
– Не бери в голову, девица. – Это отозвалась женщина-стражник. Руки у нее были загрубелые, привычные к мечу. – Смотрю, тебе самой не помешало бы махнуть кружечку.
Мер вытерла пот со лба и тут же поправила волосы, убедившись, что они прикрывают уголок левого глаза.
В воздухе висел густой пар, пахло супом с ягненком. Еду подавали в щербатых плошках, которые натаскали из заброшенных домов. Все больше и больше бежало народу из окрестностей Гвелода, бросая пожитки. «Нам же больше достанется», – сказала как-то Карис. Коренастая, с сильными руками, коротко стриженная. Никто толком не знал, как ей удалось стать хозяйкой таверны, но спрашивать не решались.
Мер появилась в «Серпе и сапоге» три месяца назад и при себе имела пригоршню монет да мозоли на пятках. В таверну зашла, чтобы снять комнату на ночь, а когда через три дня не съехала, Карис спросила, есть ли ей вообще куда идти. Мер не ответила, и хозяйка сунула ей в руки две полные кружки эля, указав: «Столик в дальнем правом углу».
Так Мер и осталась. Разносила выпивку, подметала полы. Платили немного, зато отвели комнату наверху. В прежние времена в «Серпе и сапоге» располагался хлев, и на месте стойл в крепких деревянных стенах все еще торчали крюки и железные скобы. Внутри пахло мокрым сеном, а в щелях причудливо свистел западный ветер. Впрочем, Мер тут нравилось. За последние годы ей где только не довелось побывать, но таверна больше всего напоминала дом.
И была бы еще больше похожа на дом, если бы не пьянчуги.
Когда Рис в четвертый раз потянулся к Мер, она едва справилась с собой, чтобы не вывернуть ему руку.
– Ладно, ладно. – Девушка забрала его кружку. Налила еще и вернулась.
Рис сердито посмотрел на нее слезящимися глазенками:
– Давно пора. Тебе же платят, чтобы ты подавала это пойло.
– Смотри, как бы Карис не услышала, – ответила Мер.
Схватила старую тряпку и принялась натирать стойку, одновременно скользя взглядом по залу. В таверне сидели солдаты, несколько торговцев, в углу двое резались в кости. У всех было и питье, и еда, все выглядели довольными. Мер могла позволить себе короткую передышку.
Она прошла в кухню. Живот свело от голода, стоило услышать запах жира на жаровне. В небольшой комнате, закатав рукава, работал юноша, от пара его темные волосы завивались. Элгар был тихоней и держался замкнуто, зато умел состряпать ужин из пригоршни муки да вчерашних овощей.
– Что делаешь? – Мер опустила поднос на стол.
– Овсяные лепешки с пореем. – Элгар взял плошку с липким месивом и стал комочками выкладывать его на горячую каменную жаровню. – Как думаешь, людям понравится?
– За твои лепешки народ передерется, – заверила Мер, и Элгар застенчиво улыбнулся.
– Уже можно выносить? – спросила она.
Элгар кивнул:
– Лучше подавать теплыми. О, я и тебе кое-что оставил, вон там. Парочка лепешек и бараньи кости, из которых я суп варил. Думал, не откажешься.
– По-твоему, мне нравится кости глодать? – Мер облокотилась о стол.
– Я видел, как ты кормила собаку у фермы Хета, – зардевшись, сказал Элгар.
И то правда: Мер таскала объедки для старой пастушьей собаки из амбара неподалеку. Кормить ее стало некому – хозяев фермы забрала хворь. Мер увидела, как бедная псина бродит по полям, и в следующий раз, отправившись на прогулку, прихватила с собой куски хрящеватого, непригодного для рагу мяса. Поначалу собака принимала угощение, только если его положить на землю и отойти подальше, но с каждым разом вела себя дружелюбнее. Мер надеялась, что однажды она подпустит к себе.
Животные Мер нравились. В них была простота и невинность, не то что в людях.
– Почему не возьмешь собаку себе? – спросил Элгар. – Никто против не будет. Даже Карис согласится, разве что недельки две сперва поворчит.
Мер рассмеялась:
– Мне только собаку заводить…
– Ты же о ней заботишься. – Элгар ткнул в ее сторону деревянной ложкой.
– Это не навсегда. Только пока…
«…Пока снова не придется бежать», – подумала Мер. А вслух закончила:
– Пока ее не приютит кто-то другой
Элгар пожал плечами. Это Мер в нем и нравилось: лишних вопросов он не задавал. Может, потому что сам не любил, когда к нему с расспросами лезли?
Мер вынесла в зал поднос с лепешками, и несколько завсегдатаев сразу же обернулись на запах горячего съестного. Направившись к одному из столиков, она приготовилась отвечать, почем кушанье, и заверять, что это сущее объедение…
Но тут дверь таверны открылась. Из-за гомона в зале Мер не услышала скрипа старых петель, но почувствовала порыв холодного воздуха, принесшего запахи тумана и дождя. Отставив поднос в сторону, она подняла взгляд.
Сердце болезненно сжалось.
На пороге стоял мужчина. Русые волосы с проседью. Большие оттопыренные уши, рот, казалось, состоящий из одной только нижней губы. Зато в остром взгляде чувствовалась уверенность, которая притягивает людей. Красавцем новый гость не был, однако явно не горевал по этому поводу.
Его лица Мер не видела вот уже четыре года.
Ренфру.
Пряча от него глаза, Мер пробормотала сидящим за столиком: «Угощайтесь, лепешки за счет "Серпа и сапога"». Развернулась к двери спиной и поспешила к лестнице. Сенницу наверху разделили на гостевые комнаты, и висевшим на запястье ключом Мер отомкнула дверь в свою.
Никого внутри: солдаты ее не поджидали. Облегченно расправив плечи, Мер вошла и заперлась.
Комната была простенькая: старая, подвешенная к потолку деревянная рама с соломенным матрасом, свечка да котомка с пожитками. Вещи Мер так и не разобрала. Роскошь обосноваться тут она позволить себе не могла и вот сейчас закинула котомку за плечо.
Вниз не вернулась, решив уходить через окно.
Глубоко вдохнула, успокаиваясь; снаружи ее ждала мокрая от дождя крыша и обремененное тучами небо. Прыгать было высоко, но Мер знала, что справится.
Незастекленные окна загораживали ставни, которые открывали в солнечную погоду. Мер отодвинула щеколду и уже хотела распахнуть их… но ничего не вышло.
Мер ударила в ставни плечом. Было больно, однако они все равно не открылись.
Видно, снаружи их чем-то подперли, а значит…
В двери что-то щелкнуло, и Мер вихрем обернулась. Сердце заколотилось о ребра. Ренфру все предусмотрел: залез на крышу и, понимая, что Мер попытается сбежать через окно, подпер все ставни, а потом уже показался в таверне. Старый шпион был хорош в своем деле и не упускал ни единой детали.
А Мер сыграла ему на руку.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Ренфру, держа отмычки.
– Я же учил тебя, – ласково упрекнул он девушку, – всегда оставляй хотя бы два пути для побега.
Не успел шпион договорить, как Мер выхватила из-за спины нож и со всей силы метнула его. К этому ножу, к балансу между клинком и рукоятью, к тому, как он лежит в ладони, она приноравливалась месяцами.
Лезвие вонзилось в дверной косяк. Еще чуть-чуть, и Ренфру рассекло бы ухо, но шпион даже не вздрогнул.
– Мимо. – Он выдернул нож из дерева.
Мер не ответила. Она не целилась в него, лишь отвлекала внимание.
Тяжелые сапоги Ренфру блестели от дождя. Мер вытянула руку, закрыла глаза и обратилась к своей силе.
В старой книге из княжеской библиотеки она вычитала наставление: чтобы управлять чем-то, нужно отыскать это в себе. Слова оказались не пустыми. Заклиная воду, маг черпал из океана внутри себя. Если Мер использовала слишком много волшебной силы, то сама же себя иссушала, расплачиваясь потом стучащей в голове болью. Свою цену за магию платили все: заклинатели металлов слабели, потому что иссякало железо у них в крови; повелители огня мерзли; маги ветра попросту задыхались.
Запас воды хотя бы восполнить легко. Попил – и готово дело.
Примороженный к полу, Ренфру не смог даже ноги поднять.
– Я же учила тебя, – холодно произнесла Мер, – хочешь драться со мной – высуши сперва обувь.
С этими словами она подобрала котомку. Пожитков было немного: огниво, нож, смена одежды, фляга с водой и деньги. Только самое необходимое; остальное всегда можно купить или украсть. А ставни она сейчас выбьет.
– Мер, – произнес Ренфру и… рассмеялся. Тепло, от души, искренне. – Мне тебя не хватало.
Мер застыла. Глядя ему в лицо, она вновь ощутила себя ребенком: разрывалась между жгучим негодованием и жаждой похвалы, ведь с восьми лет он был для нее почти отцом. В груди защемило, нахлынули воспоминания, и Мер чуть не позволила себе смягчиться. Нет, так нельзя. Иначе не видать ей свободы.
– Я не вернусь, – сказала она, чувствуя, как грохочет сердце. Нельзя было разговаривать, как бы ни хотелось верить, будто Ренфру от нее нужно не то, о чем она думала. – Лучше сдохну, но к князю не вернусь.
– Убьешь меня? – равнодушно спросил Ренфру.
Мер колебалась всего мгновение:
– Нет. Но ты будешь торчать здесь, пока я не убегу.
Ренфру расслабился.
– Не пори горячку. Прежде чем решать, посмотри-ка на меня хорошенько.
Это походило на какую-то уловку, но все же Мер присмотрелась. Одежда заношенная, но тут как раз ничего странного: с чего бы щеголять в придворном наряде, если хочешь остаться неузнанным.
И внезапно она заметила: у Ренфру недостает пальца. Указательного – на левой руке. Именно на этом пальце у Ренфру всегда был крупный перстень-печатка, знак подчинения Гаранхиру. Отец князя заплатил круглую сумму заклинателю металлов, чтобы тот припаял перстни к пальцам главных приближенных. И снять такое кольцо можно было единственным способом.
Вместе с пальцем.
О проекте
О подписке