Я счастье получила в дар

Открывает сборник увлекательное предисловие, особенно интересное ещё и потому что его написала переводчица Вера Николаевна Маркова. Вот цитаты из него о творческом процессе:

Наследие Дикинсон — словно поэтическая лаборатория, остановленная в ходе непрерывного эксперимента.

Даже в беловых рукописях к тому или иному эпитету нередко добавлен столбиком внизу страницы ряд вариантов – свидетельство неутомимых поисков: «Я не знаю, какое слово выбрать – потому что могу взять лишь немногие – и каждое должно быть главным».

Иногда стихи существуют в нескольких версиях. Процесс работы обнажен, открыт для анализа, но конечный результат остается тайной. Что Эмили Дикинсон отбросила бы, что оставила? Мы этого не знаем.

В переводе Марковой стихи Дикинсон звучат шершавыми, как трава или шишки, чистыми и правдивыми. Многие из них — загадка, нужно вчитываться, чтобы понять. Благодаря замечательнейшему мастерству Веры Николаевны можно увидеть необычную силу, чистоту сиюмитной мысли и обнажённую искренность поэзии Эмили.

Ближе к концу сборника дан второй вариант перевода от обычно мною любимого Григория Михайловича Кружкова. Получилось проще для восприятия, причёсано. На мой взгляд, от этого некоторые стихи несколько утратили свою взлохмаченую правдивость.

Завершают сборник познавательные статьи Кружкова об Эмили. В них он размышляет об окружности, таинственности её стихов и творчестве.

Читая о жизни Эмили, я случайно нашла англоязычную статью, где Томас Уэнтворт Хиггинсон, писал о посланных ему стихах:

«Nothing in literature, I am sure, so condenses into a few words that gorgeous atom of life and fire of which she here attempts the description. It is, however, needless to conceal that many of her brilliant fragments were less satisfying. She almost always grasped whatever she sought, but with some fracture of grammar and dictionary on the way. Often, too, she was obscure and sometimes inscrutable;»

«Я уверен, что ничто в литературе не может так лаконично передать тот великолепный сгусток жизни и огня, который она пытается описать. Однако нет нужды скрывать, что многие из её блестящих отрывков были менее удачными. Она почти всегда находила то, что искала, но на пути к этому ей приходилось нарушать правила грамматики и орфографии. Часто она была загадочной, а иногда и непостижимой.»

Из поэзии Эмили Дикинсон заметно, что она особенно любила упоение жизнью летних дней. Её описания природы прозрачны, они приоткрывают вуаль, за которой в моменте дня скрыт свет и вечность. Очень хочется добавить сюда стихи из сборника, которые мне понравились, но их слишком много, поэтому вставлю лишь кусочки:

Я ограбила Лес —
Простодушный Лес.
С доверчивых ветвей
Сокровища их срывала
По прихоти своей.
Там высмотрю мох —
Здесь колючий каштан —
Схвачу — унесу домой.
Что скажут мне строгие Сосны?
Что скажет Дуб вековой?

Труд Пчелы — это Песня —
Мелодией льется лень.
О, так бы и мне по капельке пить
Клевер и летний день!

Ведь я просила хоть грош —
А в смущенную руку мою
Незнакомец бросил целое царство —
И — как столб — я стою.
Ведь я молила Восток:
«Чуть-чуть Рассвет приоткрой!» —
А он взорвал пурпурные дамбы
И меня затопил Зарей.

Я пью из жемчужных кружек
Летнего дня огонь.
Так не пьянит – не кружит
Всех рейнских вин алкоголь!

Колодец полон тайны!
Вода — в его глуши —
Соседка из других миров —
Запрятана в кувшин.

Не видим мы ее границ —
Лишь крышку из стекла.
Ты хочешь в Бездну заглянуть?
Здесь — рядом — залегла.

Стоило мне прочитать выдержки из писем Эмили Дикинсон, которые изложены в предисловии, узнать ее мысли, как я поняла — мне понравятся ее стихи. Человек, который так думает, не может писать плохих стихов. И я очень рада, что не разочаровалась.

Переводчица очень бережно подошла к оригиналу, я могу представить, как она взвешивала каждое стихотворение, перебирала слова как бусины, чтобы найти нужное — истинное. Да, иногда мне не хватало... где-то — точной рифмы, где-то — более ровного ритма, но в целом, Марковой получилось передать характер поэтессы, пусть и нечеткий, размытый, но узнаваемый.

И несмотря на то, что мне понравилось, в глубине души мне казалось, что если слегка пожертвовать смыслом ради формы, то будет лучше. Казалось мне так, пока я не приступила к чтению стихов в переводе Кружкова — вот уж кто любит рифмы и ритм больше содержания. И пусть он в послесловии клялся и божился, что обожает Дикинсон, я ему не верю — нельзя так издеваться над тем, что ты любишь. Он слишком упрощает, превращает Эмили Дикинсон в Агнию Барто. Обезличивает ее. В его переводе пропадает трагизм, надломленность, стихи теряют свою идентичность. Ты посмотришь на них и в жизни не угадаешь, кто их написал, потому что так может писать любой. Но в то же время, я не могу сказать, что зря ознакомилась со вторым переводом — его надо было прочитать, хотя бы для того, чтобы понять, как хорош первый.

Надеюсь, когда-нибудь моего уровня английского хватит, чтобы оценить Дикинсон в оригинале, но даже по тому, что я вижу в переводе Марковой — это действительно великая самобытная американская поэтесса.