Через некоторое время она уступила, с облегчением забывшись в его объятиях. Кель прислушивался к мерному шелесту волн и шептал ей на ухо все те слова, которые не успел сказать лично – и никогда уже не скажет. – Я полюбил не твое лицо. Не печальные глаза, не мягкие губы, не золотые веснушки, не изгибы тела. – Сердце Келя дрогнуло, а желудок сжался, напомнив, как много значили для него и эти вещи. – Я влюблялся в тебя по кусочкам. День за днем, шаг за шагом, разговор за разговором. Я полюбил ту твою суть, которая была милосердна, хотя сама не видела милосердия. Ту твою часть, которая держала меня за руку и помогала исцелять. Ту, что утешала других, даже когда боялась. И ту, которая оплакивала Максимуса Джеруанского и любившего его мальчика. Я полюбил тебя целиком. Женщину, которая была потеряна, но никогда не теряла достоинства. Которая не могла вспомнить, но ничего в самом деле не забывала. Которая была рабыней, но вела себя как королева.