2. Вадим: до и после

Я вернулась в свой кабинет. Ну, мой – это, конечно, громко сказано. Помимо меня тут сидело и корпело над делами еще человек десять. Я знала всех по именам, но наше общение с собратьями по террариуму ограничивалось приветствиями с утра, прощаниями вечером и исключительно рабочими вопросами. А когда на днях выяснилось, как красиво я развела свою коллегу, и что это прямиком направляет меня на повышение, со мной перестали даже здороваться. Сложно в это поверить, но мне было на наплевать на этот факт. И всегда было плевать. У меня была цель, и я к ней шла. Я никого не убивала на своем пути, я ничего не воровала, я ни с кем не спала. Я просто работала. Поэтому меня не мучили угрызения совести. На девяносто девять процентов я была уверена, что скоро перееду выше теперь уже точно в свой собственный отдельный кабинет, и у меня в приемной будет сидеть секретарша. Так не все ли равно, здороваются со мной эти неудачники или нет?

Да, я знаю, что я могу быть очень жесткой. И, может быть, девчонки и правы, когда называют меня Железной кнопкой. Нет, не «может быть», они правы. Я все поставила на карту ради карьеры. Я знала, что взлетаю очень быстро. И еще я знала, что моя настоящая жизнь – как у Ники и Альки каждый день после 18:00 – начнется уже через пару лет, когда я буду все еще молодая, но очень независимая и обеспеченная. И никакое пренебрежение со стороны людей, которые мне не близки и не дороги, не внесет смятения в мои мысли и планы. Мне наплевать.

Пока я распечатывала отчет к сегодняшнему вечеру, который должен был мне послужить мостиком к повышению, Алька прислала мне смс-ку с извинениями. Я улыбнулась и ответила, что не сержусь. Я любила этих дурех.

Закончив с отчетом, я написала служебную записку, навела порядок на рабочем столе, выключила компьютер, убрала ноутбук в свою сумку и, не прощаясь, молча вышла. Это был редкий день, когда я уходила с работы раньше, чем положено. Просто мне нужно было подготовиться к корпоративу.

Я шла пешком вдоль проспекта, навстречу потоку машин и щурилась от солнца. До метро было минут пятнадцать, и я любила проходить их пешком. В эти моменты я думала не о работе. Я думала о Вадиме… Я снова мысленно была с ним.

Я познакомилась с ним по-киношному банально. Это было два года назад, когда я закончила грызть гранит науки и упорно искала работу. Было начало лета, вечер и на улице бушевала гроза. Ливень лил стеной. А у меня была назначена встреча и собеседование в центре города в каком-то ресторане: такой был работодатель, но я ничего не боялась. Я вызвала такси. Оператор назвал мне марку машины и ее номер, и я выскочила на улицу. В те времена, увы, не все такси были желтыми и с шашечками, «таксовали» на всем подряд. Несмотря на то, что мне было сказано, что машина будет всего лишь через семь минут, она уже стояла у подъезда. Я запрыгнула на сидение рядом с водителем и назвала адрес. Он тогда заулыбался и спросил:

– Что: прямо вот так сразу в ресторан и поедем?

Это был Вадим на своей машине, а не таксист. Я перепутала марки машин. Он просто случайно оказался напротив моего подъезда: заблудился и заехал во двор, чтобы посмотреть дорогу по навигатору. И мы поехали в ресторан, но в другой. И на встречу я не попала. И следствием этого было то, что я не устроилась тогда на работу, а через неделю нанялась курьером к Пузану. Что, в окончательном итоге, поставило точку полгода назад в моих отношениях с Вадимом. Я любила его. И сейчас люблю. И мне было больно, когда он ушел. И мне было больно от того, как он это сделал.

У меня была своя собственная квартира уже тогда. Я и сейчас в ней живу. И Вадим очень быстро переехал ко мне. Нет, не потому, что он был альфонсом, он хорошо зарабатывал. Просто мне было удобнее жить у себя. Я привыкла выстраивать свою жизнь в соответствии с четкими логистическими принципами и всегда продумывала все на шаг вперед. Устраивать ремонт в его квартире мне совсем тогда не хотелось, и мне там было некомфортно. Он перевез свои вещи, и мы просто стали жить вдвоем у меня.

Это было как в сказке. Я чувствовала себя сумасшедше-самостоятельной. У меня была настоящая взрослая жизнь. У меня был любимый. У меня была работа. Тоже любимая. Но чем лучше продвигались мои карьерные дела, тем меньше времени я проводила дома. В какой-то момент вернуться домой после полуночи для меня стало нормой. Спокойно выслушав несколько раз его претензии по этому поводу, я постаралась ласково (как мне тогда показалось) объяснить ему, что у меня нет другого выхода, если я хочу стать владелицей собственного дела. И мне показалось, что он меня услышал и понял. В конце концов, я не гуляла, не резвилась в клубах и не напивалась в барах. Я просто приходила очень поздно и очень уставшая. И сил заниматься с ним любовью у меня не было. Да и не понимала я почему он десять минут кувырканий среди простыней считает большим доказательством любви, чем несколько мгновений с утра, когда в окно заглядывает первый, деликатный, пугливый, боящийся нас разбудить, лучик солнца, а мы лежим рядом. И он меня обнимает и крепко прижимает к себе. Я сладко потягиваюсь, чуть приподнимаюсь над ним и смотрю как он борется со сном. Целую его легко-легко, точно бабочка крыльями машет.

Мне казалось, что он понимал меня. Может быть и так, но его понимания надолго не хватило. Претензий было все больше. Времени, которое я могла ему уделять, все меньше. И однажды утром раздался телефонный звонок. Звонил его мобильный телефон, пока он принимал душ. Я подбежала и ответила не глядя. Я всегда так делаю, когда он не может ответить сам, потому что думаю, что ему звонят по делам и звонок важен. Я просто голосом влюбленной женщины сообщала тому, кто звонит, что прямо сейчас Вадим занят, но я все ему передам. Но в этот раз ему звонила точно такая же влюбленная женщина. Она не дождалась моего «алло». Она сразу начала пересказывать подробности того, что они вчера пережили с моим Вадимом, делясь своими впечатлениями и повествуя, как ей с ним было хорошо. Называла его «котиком». Фу, противно! Ненавижу, когда мужчин называют зайками, котами, тиграми и тому подобными прозвищами. Я не дослушала и прервала ее монолог. Она испугалась, услышав мой голос, и бросила трубку. А я стояла как вкопанная и не знала, что делать.

Алька к тому времени пережила уже тысячу разрывов и сто тысяч измен. И я миллион раз слушала ее рассказы об этом. И рассуждала. И что-то советовала. Но, оказавшись сама в такой ситуации, абсолютно потерялась. По натуре я очень спокойный человек, меня сложно вывести из себя. До последнего времени это удается только моей маме. И я не стала скандалить. Я просто оделась и ушла на работу. И не думала о Вадиме вообще. Телефон я не отключала и весь день занималась изучением судебных решений по делам моих клиентов. Вадим позвонил один раз и спросил, все ли у меня хорошо. Я ответила, что все в порядке и сообщила, что сегодня у меня работы немного, и домой я вернусь к восьми. Но когда в 18:00 террариум опустел, я вдруг поняла, что не хочу возвращаться домой.

Он спал с другой. Мысль просто убийственная. Разрушающая. Ломающая все прошлое. «Смогла бы ты простить измену?» – спрашивали меня не раз до того, как в моей жизни появился Вадим. И я не помнила, что я отвечала. Потому сейчас это было неважно. Я не смогу его простить никогда. Он не знал, но он был у меня первым. Он просто этого не заметил (не плачу я, когда мне больно, да и крови тогда он не мог разглядеть на бордовых простынях), а я ему не говорила. Мне почему-то девственность в 22 года казалась чем-то неправильным. Что это означало бы, что я не сексуальная, не привлекательная и т.д. Он был первым. Я была для него. Я хотела быть его единственной.

И вот теперь это. Нет, я не прощу. Не смогу. Может быть, когда пройдет много лет, когда я стану старше и мудрее, когда эта боль утихнет, когда краски чувств выцветут, я смогу улыбнуться и забыть об этом. Но не сейчас.

Я вернулась домой. Вадим ждал меня там. У него был удрученный и виноватый вид. Он был готов к скандалу, к истерике, к крикам и слезам. Но я так не умею.

– Вика, – он попытался меня обнять, – прости меня…

– Не смогу. Я не смогу тебе этого простить.

Он смотрел мне в глаза. А я смотрела в его.

– Это был просто секс. Я не знаю, как она мой номер раздобыла. Она ничего для меня не значит. Я тебя люблю, понимаешь? Тебя. Она мне не нужна.

– Да, я тебя понимаю, – шепотом ответила я.

Вадим молчал еще некоторое время и просто смотрел на меня. Ждал. Но я так и не начала скандалить, орать и рыдать. Я пошла в гардеробную, открыла большой чемодан и стала складывать его вещи туда. И вот тогда взорвался он. Он орал, он выдирал у меня из рук чемодан, он ругался, он почти плакал.

Он сказал, что я холодная. Снежная Королева – гордая, недоступная и чужая. Сухая карьеристка, офисная крыса неспособная любить. Он сказал, что устал от этого. Что не может больше делить меня с моей работой. Что ему нужен секс, женское тепло и котлеты с борщом. И много-много еще всего мне наговорил. Накипело, видимо. И все время тряс меня за плечи, требуя, чтобы я наорала на него, надавала ему пощечин, заплакала – хоть как-то доказала бы ему, что он неправ.

После того, как за ним закрылась дверь, я долго стояла в прихожей перед зеркалом и ждала слез. Все плачут. Когда так больно, плачут даже мужчины. Но внутри было одновременно пусто и тяжело. Никогда не думала, что воздух может быть таким тяжелым. Глаза наполнились слезами и мокрые горошины покатились по щекам.

В мужчинах в общей массе я не разочаровалась. Но начинать новые отношения точно не планировала. Я все время проводила на работе, где мужчины воспринимали меня, видимо, так же, как и Вадим. Но со стороны других мужчин были и комплименты, и знаки внимания, и подарки, и приглашения на свидания. Я улыбалась, благодарила и отказывала. Я все еще люблю Вадима. Но он постепенно стирается из моей памяти, чувства блекнут и боль отступает. Я живу дальше. Одна. Но я не считаю себя одинокой, я считаю себя свободной.

Пятнадцать минут закончились, и я нырнула в метро. Дома я быстро приняла душ, высушила волосы и одела платье, которое мне посоветовала купить Ника. Да, оно подходило: с одной стороны очень строгое с четким силуэтом, подчеркивающим талию, с другой – соблазнительное, открывающее декольте и ноги в разрезе при ходьбе. Я знала, что на Пузана не произвести впечатления голым отчетом. Ему нужны голые ноги. Ему нужно было понравиться. И мне несложно нацепить шпильки и намалевать себе глаза, хотя я все это терпеть не могла. Мама всегда говорила, что мне не нужна косметика. Да я и без нее это знала. У меня очень яркие черты лица и макияж превращает меня вообще в женщину легкого поведения. А если еще добавить красную помаду, получается вариант «Привет с трассы». Но такие фифы нравятся нашему Пузану. Учитывая, что он ни разу в жизни меня не видел и не общался со мной, мне нужно внешне привлечь его внимание. Поэтому красная помада пошла в ход.

За всеми этими сборами я перестала следить за временем, а было уже без десяти шесть. И я чертовски опаздывала на первое вводное занятие в автошколу.

«Может быть, не ходить туда вообще?» – пронеслось в голове. – «Корпоратив важнее».

Но эту мысль я отмела. Я уже заплатила деньги и идти нужно. А точнее – бежать. И я побежала. В обтягивающем черном платье, на шпильках, с ярко-красными губами, с отчетом подмышкой и ноутбуком в руках. На меня смотрели прохожие, мне улыбались мужчины, и я была счастлива. Я была довольна собой и понимала, что я настоящая женщина – красивая и соблазнительная, просто очень сильная, независимая и свободная. Алька с Никой гордились бы мной сейчас.

У дверей автошколы я остановилась и дала себе минутку, чтобы отдышаться. Затем уверенно толкнула дверь, вошла внутрь и стала блуждать по коридорам, отыскивая аудиторию номер четырнадцать. Когда нужная дверь попалась мне на глаза, я с досадой констатировала, что она закрыта, а приятный мужской голос уже что-то там вещает. Я ненавижу опаздывать и заходить последней, когда все на меня смотрят. Это просто позор какой-то. Но я в жизни делаю так много неприятных вещей, что позором больше, позором меньше – какая разница. Я, пару раз постучав, открыла дверь со словами «Можно войти?» и скользнула в аудиторию.