Сейчас

Бергамо, Италия

В Бергамо проживает сто двадцать тысяч человек. Мимолётные туристы, от которых распухают стены отелей в летний сезон, не в счёт, ведь к осени их паломничества становятся всё реже. Я с лёгкостью заказала номер в «Сан Лоренцо» за несколько часов до вылета – отель скучал полупустой в забытье, ведь все любители итальянского антуража мчатся в города посолиднее, вроде Милана, Рима и Венеции. Или спешат на пляжи Капри, Эльбы и Сардинии, чтобы напоследок бархатного сезона чуть подкоптить белоснежную кожу перед возвращением в душный офис. Там же они могут заработать скорее инфаркт, чем ровный загар.

И в этой толчее незнакомых лиц, среди ста двадцати тысяч человек мне предстояло отыскать одного единственного. Поиски иголки в стоге сена, только стог побольше, а иголка не отблескивает на солнце.

В современном мире найти кого-то – дело пяти минут. В сеть сливается столько личной информации, как в чан с отходами с какого-нибудь вредоносного промышленного предприятия. Достаточно лишь имени или фотографии, чтобы в бесконечной пустыне отыскать нужную песчинку. Но у меня не было имени. Только фантом, что исчез из Нью-Хейвена, тщательно продумав каждую мелочь своего побега. Я была так слепа. Мы оба. Но у меня получилось прозреть, а Рик просто приспособился к жизни в потёмках.

Вико удивила моя просьба. Вся его прирождённая уверенность куда-то пропала. Тёмные глаза в кольце длинный чёрных ресниц шустро забегали, а руки вдруг перестали понимать, куда им деваться, и стали почёсывать тонкие усики над верхней губой. Он смутился, но спрятал смущение за привычной услужливостью клиенту. Вико предложил мне поискать в соцсетях – там ведь все сидят, даже его семидесятилетняя бабуля Паола, которая любит выкладывать фотографии своей престарелой кошки. Но та, за кем я охотилась, чей след случайно унюхала в Нью-Хейвене буквально неделю назад, удалился из всех соцсетей. Продуманный ход, чтобы спрятаться от преследователей. От меня. Я шла на еле уловимый запах, и он привёл меня сюда, к острогу Альп, в уснувшую провинцию Ломбардии. Но очутившись в Бергамо, я потеряла нюх.

Когда я объяснила, что слежка в социальных сетях не подойдёт, Вико нахмурился и всерьёз озаботился поставленной задачей. Он почесал затылок и предложил воспользоваться жёлтыми страницами или специальными сайтами, созданными для поисков пропавших без вести на территории Италии. Но для того и другого нужно было имя, телефон, адрес или хоть какой-то маленький крючок, за который можно было бы зацепиться, вроде родственников, бывшего места работы или номера школы, в которой человек учился. Если бы я знала хоть что-то из этого, я бы не сидела в номере и не расспрашивала официанта.

– А кого вы искать, раз даже не знать имени? – спросил Вико осторожно, чтобы не пересечь какую-то незримую грань между сервисным работником и клиентом. – Ничего не знаете…

– Это старая знакомая моей бабушки, – соврала я. Лгать малознакомым людям куда как проще, чем близким. Потому мой голос и не дрогнул, а язык не загорелся горячим пламенем. – Они потеряли связь какое-то время назад, а недавно бабушка умерла. Я знаю, она бы очень хотела, если бы я отыскала её знакомую и сообщила эту новость.

Такое объяснение пришлось Вико по душе и даже слегка успокоило. После упоминания о бабушке я уже не выглядела подозрительной сумасшедшей, а скорее вызывала у него симпатию и сочувствие. Когда полотно лжи соткано из полуправды, она уже не звучит так неестественно. Моя бабушка и правда умерла. Ещё восемь лет назад, но думаю, она была бы не против, что стала соучастницей маленького заговора. Бабушка пошла бы на что угодно, чтобы помочь мне в поисках.

– Я соболезновать вашей утрате, – чуть опустил подбородок Вико. – Но без имени или хотя бы каких-то деталей биографии, я бояться, что вы не сможете её находить. Вы точно ничего о ней не знать?

– Вообще-то, у меня есть письмо, – я сбросила мокрое полотенце с волос прямо на застеленную кровать, чтобы оно не мешало, и покопалась в сумочке. Письмо, украденное прямо из-под носа любезной миссис Кольер, зажало с двух сторон косметичкой и паспортом. Освободив вскрытый и чуть помятый на уголке конверт из плена, я протянула его Вико.

– Но здесь нет обратного адреса, – отметил он, повертев улику в руках.

Как будто я не знала. На конверте только адрес получателя, а в графе адресанта ни имени, ни инициалов, ни названия улицы. Только подпись: «От старой подруги». Внутри – ни одного намёка на то, где её искать, как её теперь зовут, как с ней связаться. Только одно единственное упоминание о базилике Кьеза ди Сан Бартоломео и вложенная фотография, которая всё расставила по местам.

– От старой подруги, – прочёл Вико. – Это и есть знакомая вашей бабушки?

– Да.

– А в письме нет ничего, за что можно было бы ухватиться?

– Ничего существенного.

– Извините, но тогда я не представлять, чем могу вам помочь.

Изящная тонкая рука протянула конверт обратно. Вико с сочувствием поджал губы и уже собирался уходить, как в самых дверях опомнился.

– Вы можете обратиться в отделение почты, откуда письмо отправлять, – подсказал он, кивая на конверт. – Может, адреса отправителя у вас и нет, но адрес почты указан в самом уголке. Маленький штамп, видеть?

С бешеным сердцебиением я стала разглядывать все уголки конверта. И правда, в левом вверху виднелась еле отпечатанная круглая печать. Всего треть: синий ободок и несколько букв внутри. Заглавная «А» и что-то вроде «телли» на конце. Я столько раз обсматривала и перечитывала каждую букву, но мне и в голову не приходило, что эта печать может оказаться весомой подсказкой.

– Скорее всего, это отделение на Виа Антонио Локателли. Попробовать поспрашивать там.

– Спасибо вам! – воспрянула я, готовая расцеловать этого мальчишку в форме официанта.

Он сам не представлял, как мне помог. Указал на следующий шаг, иначе я бы просто топталась на месте. Я сорвалась в Италию, не имея чёткого плана за спиной. Только название города, письмо и фотографию, которые даже в сумме не давали никаких ответов. Но некоторые ответы можно найти лишь при помощи подсказок. И одну такую Вико мне безвозмездно подарил.

– Рад, что суметь вам хоть чем-то помочь, – вежливо отозвался Вико и даже изобразил что-то вроде лёгкого поклона. – И не забывать о Маритоццо. Они намного более вкусный, когда тёплый.

Он подмигнул и скрылся в коридоре, оставляя меня наедине с остывающим завтраком и своими мыслями. Надежда дарит нам крылья, и я готова была прямо сейчас вылететь в распахнутые створки балкона и приземлиться у входа в почтовое отделение на Виа Антонио Локателли. Даже аппетит прорезался где-то в глубине желудка, связав его в тугой узел – такой даже моряки не сумеют связать своими сильными руками. Как же сильно можно проголодаться за целый год тревоги и горя, и не только по вкусным булочкам, что официант лично приносит в номер. Гораздо страшнее голод по надежде. В отличие от еды, по ней я изголодалась до спазмов.

Кофе в компании с лимонными Маритоццо исчезли с тарелки быстрее, чем след исчезает с влажного зеркала. Вико позаботился и о моём досуге, положив на поднос рядом с блюдцем брошюрку со списком достопримечательностей и экскурсиями, которые можно было заказать прямо из отеля. Но мой маршрут по Бергамо пролегал не по историческим площадям и музеям.

Я выбросила брошюрку в мусорку, высушила волосы до светлого блеска и сменила мягкий халат на платье по погоде. Любимое платье Рика. Нежно-розовое в оливковые цветы. Сколько раз он поедал меня в нём глазами, сколько раз целовал в обнажённое плечо и медленно стягивал лямку всё ниже. Я взяла его без задней мысли, бросив в чемодан с другими летними вещами, что уже не наденешь в Нью-Хейвене в самый разгар сентября, но что заслужили вторую жизнь здесь, в изнеженной теплой глубинке Италии. Но теперь, увидев саму себя в зеркале, я чуть не расплакалась от грусти, что сдавила грудь потуже убийственного корсета.

Как же я скучала по этому платью, по Рику, по тому, как он чувственно снимал его и как помогал застегнуть молнию на спине, когда уже насытился мной вдоволь. Как бы мне хотелось, чтобы Рик и сейчас был рядом. Так же смотрел на меня влюблёнными глазами, будто мы не женаты восемь лет, будто не знаем друг о друге всё на свете, будто впереди у нас целая жизнь, чтобы это узнать. Но больше всего мне хотелось, чтобы Рик поверил мне, стоял рядом и шептал, что всё будет хорошо. Что мы найдём её. Но Рик был далеко. И душой дальше, чем телом. Он будет слоняться в своей тесной квартирке, в которую сбежал от меня и нашего горя, выпьет чёрный кофе без сахара, прочтёт пару полос свежей газеты и снимет с вешалки ещё с вечера отглаженный костюм. Его день расписан по минутам, и ни в одной из этих минут больше не было меня.

Случившееся сломало нас пополам. И из одного целого мы стали двумя половинками, чьи оборванные края идеально подошли бы друг к другу, только бы склеить. Но мы оба притворялись, что нигде не можем найти клей. Потому что нашим клеем была она.

Год назад

Нью-Хейвен, Коннектикут

Страх – ядовитый змей, чья отрава растекается по венам и разогревает кровь до высшей точки кипения. Когда я обежала весь дом по третьему кругу, эта отрава уже стояла поперёк горла и не давала мне дышать.

Говорят, у страха глаза велики. Но в тот момент, когда я поняла, что во всём доме не осталось ни уголка, куда бы я не заглянула, именно страх заставил меня попробовать реальность на вкус и продолжить что-то делать, а не бестолково замереть в дверях детской. Я кинулась на четвёртый по счёту рейд по дому: всего два этажа, три спальни, а в них могла потеряться маленькая девочка!

Я заглянула за шторку в ванной, почти выдрала крышку корзины для грязного белья, вытрясла шкафы в каждой комнате и даже покусилась на ящик с залежами игрушек. Все места, куда Айви любила прятаться от нас с Риком, оказались пусты. Тёплый пол согревал голые ступни, но меня била колючая дрожь. Резало лезвиями испуга и дикого ужаса. Колени подгибались от слабости, но я взяла себя в руки и чудом не осела на ворсистый розовый ковёр, не подобрала брошенные тапочки Айви, прижимая к груди, не уткнулась носом в скомканные простыни.

Сентябрь в Нью-Хейвене – как слишком щепетильный гость, что не любит опаздывать. Всегда заявляется заранее, чтобы ничего не пропустить. В тихом доме помимо моего безумного дыхания слышались завывания холодного ветра, что дул с Атлантики, но я выбежала на улицу прямо так, босая и еле прикрытая лёгким халатом, под которым мелькала шёлковая ночнушка. Потеха всем соседям, что уже проснулись и готовились к рабочей рутине.

Я вырвалась на свежий воздух, как птица, полжизни просидевшая в клетке и впервые ощутившая ветер в своих крыльях. Но я не метнулась ввысь, не закружила на порывах холодного воздуха в неизвестности, я ринулась вокруг дома, выкрикивая имя Айви, пока мой голос ещё окончательно не пропитался ядом страха и пока ещё мог выдавливать хоть какие-то звуки.

Первым делом я проверила калитку, врезавшись в неё всем телом и подёргав на себя. Заперто на ключ. Мы с Риком слишком аккуратны по части безопасности и всегда запираем её, когда уходим по делам или возвращаемся домой. Айви тысячу раз видела, как я поворачиваю серебристый ключик в замочной скважине и кладу его в карман куртки, а потом выкладываю на столик в прихожей. Айви могла путаться в последовательности букв алфавита, но законы самозащиты знала наизусть. Она ни за что бы не додумалась выкрасть ключ со столика, который на две головы выше её, самостоятельно отпереть калитку и сбежать под шумок, пока я нежилась в постели после изнурительной праздничной суеты. Перелезть через высокий забор Айви тоже бы не сумела, даже если бы очень захотела.

Я помчалась по газону, царапая нежную кожу пяток, что и без того легко грубела и трескалась, о маленькие прутики и иголки, опавшие с высаженных туй. Осколки камешков появлялись под ногами словно из ниоткуда. Один такой слишком глубоко впился между пальцами, отчего я болезненно каркнула на пол-улицы, но не остановилась. Я оббежала всю территорию, распугав присевших позевать дроздов и раззадорив соседского сеттера, что любил следить за нами через щели между штакетинами. Бруно решил, что я с утра пораньше затеяла игры на заднем дворе, и залаял, прося взять его в команду.

Но мне было не до игр, хоть я и с радостью бы перерыла весь двор на пару с этим шумным псом, вскопала как бульдозером, если бы знала, что Айви может быть под одной из этих травинок. Ничто не ускользнуло от моего обыска. Ни пустующий без «Мерседеса» Рика гараж, ни отстроенный наполовину домик на дереве, ни тенистый уголок под двумя дубами, где летом висел гамак, а зимой появлялся мангал для импровизированных семейных барбекю.

Я вся горела изнутри, точно меня прожгла молния. От страха ощущения почти те же: все внутренности тлеют и превращаются в пепел. Айви нигде не было. Моей дочери нигде не было. Ей всего четыре! Она должна видеть радужные сны про розовых единорогов и принцесс, обнимать своего плюшевого мистера Зефирку и тянуть ко мне кулачки, когда я приду будить её для сладкого завтрака из всего, что осталось несъеденным на вчерашнем празднике. Но они исчезли оба. Айви и мистер Зефирка.

– Айви! – заорала я так неистово, что голос надорвался. – Айви!

Связно получилось лишь со второго раза. Эхо прокатилось по подмороженному воздуху и врезалось в стены соседних домов. Пёс залаял ещё громче, подключаясь к моей непонятной, но любопытной игре. Я не знала, что делать. Схватилась за голову, кружила на месте, вглядывалась в панораму улицы, но всё слилось в одно сплошное белое пятно.

– Оливия, у вас всё в порядке?

Я обернулась на голос соседки, что высунула любопытный нос из дома, услышав мой отчаянный вопль. Она, как и я, даже не подумала накинуть что-нибудь на плечи, и стояла на заднем крыльце в одном домашнем джемпере, обняв себя руками за плечи. Если кто и мог знать, куда подевалась моя четырёхлетняя дочь, так это миссис Буш – её нос побывал во всех местных сплетнях и унюхал все припрятанные в шкафах скелетоы.

– Я слышала крик…

Я метнулась к забору, что разделял наши участки. Бруно тут же напрыгнул передними лапами на изгородь и завилял хвостом с таким азартом, что мог бы запросто оторваться от земли и улететь. Но не получив от меня ни капли внимания и уж тем более привычных почёсываний за длинными ушами, Бруно заметно поостыл и даже повесил нос от обиды. Мне же было плевать на чувства соседской собаки. Мне нужна была Айви. Или хотя бы тот, кто мог бы сказать мне, где она.

– Миссис Буш! – крикнула я через забор. – Вы не видели Айви?

– Видела.

Сердце и так гарцевало, врезаясь в рёбра, а тут помчалось с удвоенной скоростью. Надежда пришпорила его не хуже хлыста.

– Слава богу! Когда это было?

– Вчера, – важно ответила соседка. – Она гладила Бруно и убежала, когда её позвали из дома. У вас вчера было шумно.

Я чуть не нарычала на эту хищную женщину, что не упустит шанса кольнуть меня тем, что я слишком гремлю баками, когда выкидываю мусор. Что моя парочка дубов отбрасывает слишком большую тень на её азалии. Что мы позволили себе пошуметь на полчаса дольше приличного, празднуя день рождения дочери.

– А сегодня? – выдохнула я. Злостью делу не поможешь.

– Нет, сегодня видела только Рика. Он уходил на работу.

– Он был один? Миссис Буш, он был один?

– А с кем же ему быть? – недоумённо скривилась она, явно принимая меня за сумасшедшую. – А что, что-то случилось?

Миссис Буш интересовалась не из добрых побуждений, а скорее из любопытства. Я стояла перед ней почти в неглиже, с кровавой струйкой между пальцев, диковатая и безумная и не могла найти собственную четырёхлетнюю дочь. Чем не тема для сплетен с подругами из книжного клуба, которым они прикрывались, а на самом деле перемывали косточки всей округе? Да я сейчас – самый сладкий «Чупа-чупс», который она захочет обсосать в мельчайших подробностях, пока я не растаю на их злых языках.

Но я не ответила. Силы оставались лишь на то, чтобы качать кровь по венам и дышать. И бегать со спринтерской скоростью. И я побежала. Из калитки вон, прочь от дома, где моей дочери точно не было. К соседям напротив, всегда вежливым и улыбчивым. Миссис МакАртур частенько угощала Айви горячим печеньем с цукатами и приглашала нас обеих на чай, смущённо заманивая выпечкой и милыми безделушками, что могли бы понравиться ребёнку. И я всегда принимали предложение милой старушки, ведь понимала, как одиноко миссис МакАртур без детей и внуков, которых она видит всего дважды в год, если те соизволят приехать в Нью-Хейвен на Рождество и её день рождения из Канады.

Мистер МакАртур присоединялся к нам нечасто, но зато именно он помог мне оживить семейный «Шевроле», когда тот завозмущался и отказался везти нас с Айви к стоматологу. Именно он предупредил меня о подозрительном типе, что ходит по домам и предлагает подключить скоростной интернет, хоть тот и правда оказался обычным кабельщиком из «Чартера», а не маньяком. Именно он перевесил тросы прошлым летом, когда те истёрлись и почти порвались, когда Айви с мистером Зефиркой качались в гамаке. Рик слишком много работал, и мистер МакАртур порой заменял его сильное мужское плечо своим.

А ещё он идеально подходил своей жене – два пазла одной мозаики, что сошлись краями и составили прекрасную картину. За ними всегда было приятно наблюдать, как за спектаклем, в котором всё настолько чудесно, что кажется нереальным. Он открывал перед миссис МакАртур двери, протягивал руку, чтобы помочь выбраться из старенького автомобиля, порой приносил цветы и помогал ей возиться в саду с клумбами. Такими я себе и представляла нас с Риком лет через сорок. Всё так же, душа в душу, рука в руке, сердцем к сердцу. И если Айви упорхнёт из родительского дома так далеко, что будет редко прилетать обратно, то я тоже стану докучать соседским ребятишкам и подкупать их пирогами, слоёными пирожками и игрушками.

Как я сразу не догадалась! Если Айви и ушла куда-нибудь самостоятельно, то к ним. Мои ноги закоченели, кожа под шёлковым халатом покрылась армией мурашек, а к ранке между пальцев прибавилось ещё несколько. Стопы так болели от царапающихся камушков на асфальте, что казалось, они сплошь изрезаны, как арбуз на куски. Даже если бы мне пришлось бежать голой или даже ползти через улицу, я бы это сделала.

Перебежав через дорогу, к счастью, пустую в это время дня – кто-то ещё спал, кто-то уже давно уехал на работу – я перебралась через низкий заборчик МакАртуров, что стоял скорее для красоты, чем устрашения, и влетела на крыльцо. Забарабанила в дверь так, словно всё кругом обуял огонь. Страх напоминает свечу – если вовремя её не потушить, она разгорится слишком сильно и спалит всё вокруг. И я уже вовсю пылала изнутри.

Тишина дома сбила меня с толку. Такое ощущение, что он всё ещё спал вместе со своими хозяевами. Я постучала снова, приложила ладони к стеклу, чтобы вглядеться внутрь, найти хоть малейшие намёки на то, что Айви там. Её крошечные кроссовки с ромашками на липучках. Её толстовку на молнии с ушками. Её рюкзачок, из которого торчали бы лапы мистера Зефирки. Но тусклый утренний свет засвечивал всю панораму дома, и я видела лишь очертания штор и уголок ковра, расстеленного у дверей.

Но вот послышались шорохи, звуки шагов, свидетельства того, что дом оживает. Я почти ворвалась в прихожую МакАртуров, когда дверь открылась.