Читать книгу «Страсти по мощам» онлайн полностью📖 — Эллис Питерс — MyBook.
cover



– Отче, – начал пребывавший в радостном возбуждении брат Колумбанус, – я не искушен в рассказах и не берусь поведать обо всем, что приключилось со мной, тем паче что знаю меньше, чем эти добрые братья, заботившиеся обо мне во время недуга. Знаю лишь, что я впал в забытье и, когда меня привезли к Святому Колодцу, я не ведал, куда я еду и зачем, не знал, что со мной происходит, и был беспомощен, как дитя. Но сколь же чудесно было мое пробуждение! Неожиданно я воспрял и, придя в себя, узрел светлое, весеннее утро. Я стоял нагой в траве рядом с колодцем, а эти достойные братья поливали меня водой, каждая капля которой несла исцеление. Я тут же узнал их и вспомнил, кто я такой, но никак не мог понять, где я нахожусь и как там оказался. Однако братья поведали мне обо всем. А после этого мы, вместе со многими тамошними жителями, направились в маленькую церковь, которая стоит близ Святого Колодца, и отслужили там мессу. Теперь мне ведомо, что своим исцелением я обязан заступничеству святой Уинифред, которой я возношу хвалу и благодарность, равно как и Господу, подвигшему ее явить мне свою милость. Остальное же поведают эти братья.

Спутник Колумбануса и Жерома – рослый, неразговорчивый служка, на долю которого выпала вся тяжелая работа во время паломничества, – был по горло сыт всей этой историей, а потому предоставил рассказывать ее поднаторевшему в таких делах брату Жерому, а сам лишь кивал в знак согласия и поддакивал в нужных местах. Жером, воодушевленно жестикулируя, поведал, как они доставили своего подопечного в селение, именуемое Святой Колодец, и обратились к местным жителям с просьбой указать им дорогу к источнику, а те охотно показали им место, где некогда святая восстала живой после своей мученической кончины. И поныне там бьет серебристый ключ, но теперь чудотворную влагу оберегают стены каменного колодца. Туда-то и привели Колумбануса, сняли с него рясу и исподнее и нагого окатили святой водой. И – о чудо! – в тот же миг рассудок вернулся к нему, и он воздел руки и возгласил благодарственную молитву. Потом Колумбанус спросил у них, как и почему оказался здесь, ибо немало удивился, видя незнакомые места. Рассказ же обо всем случившемся исполнил его благодарности и благоговения перед святой покровительницей, милостию коей он был исцелен.

– А еще, отче, тамошние поселяне сказали нам, что святая действительно покоится в Гвитерине, где была погребена после многолетней службы в девичьей обители, и что на ее могиле долго творились чудеса. Однако по прошествии времени могила святой Уинифред была почти забыта и заброшена. Возможно, такое небрежение и побудило святую возжелать перебраться туда, где ее смогут почтить согласно ее заслугам, куда к ее алтарю смогут стекаться паломники и где она сможет являть свою милость многим и многим страждущим.

– Воистину слова твои вдохновлены свыше, – торжественно изрек приор Роберт, светившийся от сознания того, что вера его наконец вознаграждена. – Недаром именно тебе было ниспослано видение. Ты высказал то, о чем я и сам думал, слушая твою повесть. Безусловно, святая Уинифред призывает нас явиться и избавить ее от забвения, подобно тому как она избавила брата Колумбануса от недуга. Несть числа несчастным, нуждающимся в ее помощи и защите, которые, увы, не знают, где преклонить колени и обратиться к святой с молитвой. В нашей обители она будет окружена должным почтением, и всякому станет ведомо, куда надлежит идти, дабы снискать ее благорасположение. Я осмеливаюсь просить о разрешении снарядить паломничество, к которому, как я верю, призывает нас сама святая. Отец аббат, дозволь мне обратиться к церковным властям с прошением о перенесении мощей, дабы прах благословенной госпожи упокоился в стенах Шрусберийской обители, став предметом величайшей нашей гордости. Верю, что, поступив так, мы исполним ее волю.

– Во имя Господне, – вдохновенно провозгласил аббат, – быть по сему, и да пребудет с нами благословение небес.


– Да ведь он все заранее подстроил! – горячился сидевший на корточках возле грядки с мятой брат Джон. Ему и противно было, и завидно: – Одна показуха, с первого до последнего слова. Все эти охи да ахи, все эти вопросы, где да как отыскать святую Уинифред. Все он знал наперед – наверняка сам и нашел в Уэльсе ее заброшенную могилу и решил, что заполучить мощи будет нетрудно, а вся слава достанется ему. Ну так бы и сказал, так ведь нет – подавай ему чудо. И будь уверен, если потребуются другие чудеса, за этим дело не станет, лишь бы все прошло гладко. Он метит высоко, видал, как ловко он все обставил: видение, чудесное исцеление и Провидение, направляющее каждый его шаг. Тут все ясно как Божий день!

– Так уж и ясно, – добродушно ухмыльнулся брат Кадфаэль. – Неужто ты считаешь, что Колумбанус состоит в сговоре с приором и Жеромом и только прикидывался, изображая припадок? Я тебе так скажу – это ж как нужно верить в то, что на небесах тебя ожидает немалая награда, чтобы эдак колотиться головой об пол, рискуя вышибить мозги? Что ж, по-твоему, он это делал, чтобы угодить приору Роберту?

Брат Джон призадумался и нахмурился:

– Нет, этого бы я не сказал. Кто же не знает, что порой на нашего смиренного агнца что-то накатывает, особливо во время постов и бдений. И не спорю, чтобы привести беднягу в чувство, ледяная водица из святого колодца – вполне подходящее средство. Правда, сдается мне, его с тем же успехом можно было бы окунуть в наш мельничный пруд. Впрочем, сам он, похоже, готов поверить всему, что они ему наплели, и приписать свое исцеление святой. Уж такого случая он не упустит! Я хочу сказать, он не то чтобы сознательно в этом участвовал, но все-таки здорово сыграл им на руку. И заметь: кому велели присматривать за ним ночью? Жерому. Другому небось не доверили. Тут нужен был верный человек, который непременно узрит видение, причем такое, какое надо. – Джон растер между ладонями листочек мяты, и утренний воздух наполнился терпким ароматом. – И в Уэльс приор возьмет с собой нужного человека, – с уверенностью добавил молодой монах и усмехнулся. – Вот увидишь!

Да, с сочувствием подумал Кадфаэль, видать по всему, малому невтерпеж вновь поглядеть на мир да подышать вольным воздухом за стенами обители.

Впрочем, он и сам испытал приятное возбуждение при мысли о возможности внести разнообразие в размеренное течение монастырской жизни. Такой случай никак нельзя упускать, да и в дороге всякое может приключиться – не стоит пускать такое дело на самотек.

– Я так смекаю, парень, что не худо бы нам тоже принять участие в этом паломничестве. Не хотелось бы, чтобы в Уэльсе сложилось мнение, будто в Шрусберийском аббатстве не нашлось никого получше брата Жерома.

– Так-то оно так, но только никто тебя туда не возьмет, а обо мне уж и говорить нечего, – с обычной грубоватой прямотой отозвался Джон. – Вот без Жерома, ясное дело, не обойтись. И Колумбануса, надо думать, прихватят – этот дурачок им еще пригодится, как-никак это он сподобился чудесного исцеления. И наверное, брат субприор поедет – ему по сану положено… Да, пожалуй, ты прав – стоит поразмыслить над тем, как затесаться в эту компанию. Еще несколько дней они все равно не смогут тронуться в путь – придется ждать, пока плотники и резчики закончат отделывать эту великолепную раку для святых мощей, которую они собираются повезти с собой. Брат Кадфаэль, пораскинь-ка мозгами: если у человека голова варит, он своего добьется, пусть это приору и не по нраву.

«Да, парень, не зря я тебя называл безбожником», – подумал Кадфаэль, которому решительно нечего было возразить Джону, да и, по правде сказать, ему понравилась настырность молодого брата. Вслух он сказал:

– Ну для себя, положим, я отыщу какую-нибудь лазейку, но скажи на милость, как мне за тебя просить, плут ты эдакий? Что ты умеешь делать такое, что могло бы пригодиться в дороге?

– Я неплохо управляюсь с мулами, – с надеждой в голосе промолвил брат Джон, – ты ведь не думаешь, что приор Роберт потащится в Уэльс на своих двоих? Или что он сам будет седлать, чистить, кормить да поить мулов, а то и навоз убирать за ними? Им ведь наверняка понадобится кто-нибудь, чтобы прислуживать да выполнять всякую грязную работенку – так почему бы и не я?

И то правда, об этом, кажется, никто не подумал. И зачем брать с собой какого-нибудь служку-мирянина, если есть принявший обет брат, который и мессу отслужить может, и сам не прочь малость попотеть. А паренек заслужил прогулку, тем паче что он ее отработает своим горбом. И не исключено, что брат Джон сумеет принести немалую пользу – если не приору Роберту, то, скажем, брату Кадфаэлю.

– Ну ладно, может, что и сообразим, – промолвил Кадфаэль и умолк, так что его нетерпеливому помощнику волей-неволей пришлось вернуться к работе на грядке. Однако после обеда, в те полчаса, когда монахи постарше обычно спят, а юные послушники предаются играм и забавам, Кадфаэль отправился в келью аббата Хериберта.

– Отец аббат, – начал он без обиняков, – мне пришло в голову, что, готовясь к паломничеству в Гвитерин, мы не все приняли во внимание. Прежде всего нам следует обратиться к епископу Бангорскому – Гвитерин расположен в его епархии, и, не заручившись его поддержкой, ничего нельзя предпринять. Конечно, для беседы с епископом не обязательно нужен человек, хорошо говорящий по-валлийски, – его преосвященство наверняка знает латынь. Но если епископ поддержит нас, паломникам непременно придется иметь дело с приходским священником в Гвитерине, а в Уэльсе далеко не каждый клирик может изъясняться на латыни. А главное то, что вся Бангорская епархия находится на земле гуинеддского короля, и его согласие будет так же необходимо, как и одобрение церкви. Гуинеддские же государи говорят только по-валлийски, и, кроме разве писцов, там никто других языков не знает. Правда, отец приор кое-как по-валлийски объясниться может, но…

– Именно что кое-как, – согласился аббат Хериберт, которого все эти соображения несколько озадачили. – Ты прав, согласие короля для нас важнее всего. Брат Кадфаэль, ты ведь сам из Уэльса, и валлийский язык для тебя родной. Не мог бы ты?.. Вот только боюсь, что сад тебе не на кого оставить… Но твоя помощь очень бы нам пригодилась.

– Отче, – откликнулся брат Кадфаэль, – нынче в саду вся работа сделана дней на десять вперед, а то и больше, так что все это время можно спокойно обойтись и без меня. А я бы с удовольствием отправился в Гвитерин, чтобы своими знаниями послужить обители.

– Да будет так, – с облегчением молвил аббат Хериберт. – Езжай, брат, с приором Робертом, и пусть твоими устами наше аббатство говорит с валлийским народом. А я своей властью наделяю тебя необходимыми полномочиями.

Аббат был стар, мягок по натуре и при всем своем опыте не отличался решительностью, ему недоставало ни честолюбия, ни уверенности в себе. Существовало два способа подступиться к нему с вопросом, касающимся брата Джона, – напрямую и исподволь. Кадфаэль рассудил, что честность в данном случае – лучшая политика.

– И еще одно, отче. В нашей обители есть один молодой брат. Я с ним сдружился и знаю, что он славный парень, но сомневаюсь в том, что монашество – его истинное призвание. По моему разумению, нам стоило бы помочь ему определиться в жизни, ибо если он найдет свой путь, то уж никогда с него не свернет. Правда, это вовсе не обязательно будет монашеская стезя. Ему надо бы дать возможность все хорошенько обдумать, а потому я прошу разрешения взять его в Гвитерин – кстати, кто-то ведь должен воду таскать да дрова колоть.

Аббат озабоченно взглянул на Кадфаэля, но в его взоре не было осуждения. Возможно, он припомнил те давние дни, когда его самого одолевали сомнения в правильности сделанного выбора.

– Всяк из нас волен служить Господу так, как ему больше подходит, и я не вправе лишать кого бы то ни было возможности принять правильное решение. В конце концов, кто из нас мог бы сказать, что он ни разу в жизни не усомнился? А ты говорил об этом брате с приором Робертом? – осторожно поинтересовался аббат.

– Нет, отче, – откровенно признался Кадфаэль. – Я подумал, что не стоит беспокоить его по пустякам, ведь сейчас на него возложена такая огромная ответственность.

– Это верно! – от души согласился аббат. – Ему предстоит великое дело, и было бы неразумно отвлекать его на всякие мелочи. И я не скажу приору, почему решил включить этого брата в число паломников. Кто-кто, а Роберт непреклонно уверен в своем призвании и способен сурово осудить пахаря, который, уже взявшись за плуг, оглядывается назад.

– И все же, отче, не всем суждено быть пахарями на ниве Господней.

– Ты прав, – с усталой улыбкой признал аббат, размышляя о брате Кадфаэле, который сам был для него загадкой. Обычно он об этом забывал, но время от времени приходилось и вспоминать. – Признаться, я частенько задумываюсь… – начал было Хериберт, но осекся. – Ну да ладно! Скажи мне, кто этот юный брат, и он в твоем распоряжении.