Глава 5

Не только в Водницах да Ставгороде невест княжичу собирали – каждый городок старался красавицу подобрать, да такую, чтобы не стыдно было показать. Если же красавица была не так уж красива – справляли ей наряды, каменьями да жемчугом шитые, чтобы не красоту, так богатство явить.

Между тем к свадебным поездам княжьих невест и другие караваны присоединялись – где с данью, как в Ставгороде, где купеческие возки, как в Водницах. Окомир свой возок пристроил и другие купцы – кто пушнину, кто дичь везти собрались. Под воеводской-то рукой спокойнее. Посему задержался караван Радомиры в городке, и от скуки невеста княжья с Усладой задружилась.

Первые-то дни одна девица с дороги была – больше спала или в бане парилась, да еще нянька вокруг ходила – снадобья для красоты готовила, дорожные меха сушила, да бельишко стирать отдавала. Обычные хлопоты дорожные. Потом дела все переделали, сундуки собрали, а караван с места не сдвигается – то Усладе забыли полотна в дорогу отмерить, то купчишки позадержались со своими возками, то соболей на шубу не хватило.

Радомира в тереме истомилась совсем. Она у батюшки и седьмицы дома не сиживала просто так. День-два – и в поле умчится, али в лес, али на реку – мяса, рыбы или мехов раздобыть. Тело потешить, коня погонять… А тут ее пухом обложили и чихнуть лишний раз не дают! Еще и нянька Услады укоризненно глядит да усаживает боярышень за рукоделие!

Нет, руки у Радомиры из нужного места росли, но расшивать она любила колчаны да чехлы для луков, али уж ножны для клинков, али пояса кожаные. А больше того любила тетивы плесть, уздечки да поводья или сумки охотничьи. Не цветами расшивала – птицами хищными, конями бьющимися или волками серыми. А нянька все им ширинки притаскивала шелковые – чтобы ме-е-еленькими стежками цветы да травы выводить. Над этакой работой Радомира зевать начинала с первой минуты, а Услада часами сидеть могла!

Измучившись, послала Радомира свою няньку Златана Военежича отыскать и пристала к нему:

– Пусти, дядька Златан, коня погонять! Сил моих нет уже в терему сидеть, да за вышиваньем глаза портить, и бабские разговоры про летники да душегреи слушать! Из терема только в церковь выпускают, да и там за решеткой стоим, сверху на всех глядючи!

Присмотрелся гонец – и впрямь девица с лица спала. Эдак не румяное яблочко в столицу привезешь, а грушу сушеную! Пришлось идти к Светомиру, договариваться.

Не понравилось воеводе девичье своеволие – где это видано, чтобы боярская дочь верхом по лесам гоняла?! А с другой стороны – голову пробьет или руку сломает, и вот уже не княжья невеста, а калека хромоногая, кою могут сыну опального боярина не глядя отдать. Вместе с воеводством! А если и уцелеет девица – так слух о ее дурости все равно поползет. Княжичу жена нужна нраву твердого да спокойного, а не это шило в седле!

«Размять коней» пожелали многие. Кое-кто из свиты Радомиры, кое-кто с воеводского двора. Златан тоже поехал, но в возке, и Ладу Волеговну с собой прихватил, велев ей с собой бинтов набрать, и мазей, и разного такого нужного. Нянька перепугалась, но гонец ей на ухо кое-что поведал. Успокоил, подготовил и указал взглядом на Зареслава.

Тот был одет всем на зависть – белый короткий полушубок с красными вошвами, белые же валеные сапоги с алой строчкой, и конь под ним красовался такой, что и княжичу сесть не стыдно. Два других брата одеты были в привычную обмятую по телу охотничью одежду. Как и Радомира. Воеводская дочь нервно косилась на веселого и нарядного Светомировича, отворачивалась, вздыхала.

Ей хотелось погонять коня по полю, может, пару зайцев плетью сбить или куропаток стрелой достать. А тут – нарядная толпа, Услада в расписном возке, няньки, парни, охрана, холопы… В такой компании на ярмарку ездить, а не в поле!

Однако денек выдался славным – легкий морозец, солнце, скрипящий под копытами коня снег – постепенно, отдаваясь скачке, Радомира расслабилась, заулыбалась и наконец, гикнув, понеслась вперед.

Ее конь был невысок, но легконог и весьма вынослив. Разумный отец подбирал дочери такого друга, чтобы мог унести от опасности, а уж внешние данные интересовали его в последнюю очередь. Поэтому понимающие люди на лошадку боярышни смотрели одобрительно, а непонимающие морщили нос – мелкий, невидный конек, неужто Бус Доброгорович лучше для дочери не нашел?

Между тем воеводская дочь с радостью неслась вперед, аккуратно обходя препятствия и овраги. Охрана стелилась следом. Возки совсем отстали – но Златан встал за спиной возницы и отслеживал перемещения подопечной. Вот Радомира свесилась с седла, вот стегнула плетью, свесилась сильнее, подбирая тушку, закинула ее на круп своего конька и понеслась дальше.

Гонялись охотники и просто прихлебалы часа два. Наконец, когда уже и кони, и люди начали уставать, Радомира Бусовна устроила лихую забаву – снятие с ветки дерева узорного платочка, да не ее, а Услады Светомировны. Сначала боярышня хохотала над попытками бояричей и простых витязей, потом поскакала к трофею сама, сдернула его и… свалилась с лошади! Очень аккуратно свалилась в снег, так, чтобы не попасть под копыта чужих коней.

Тут же все сбилось, всадники остановились, возки рванули вперед, и Зареслав первым спрыгнул с жеребца, чтобы вынуть плачущую девицу из снега и на руках донести до возка, в котором нянька принялась хлопотать над боярышней, громко причитая.

Возница немедля развернул в детинец, следом потянулись остальные. Испуганная боярыня, упрежденная гонцом, сама встретила гостью на крыльце. Мамки-няньки с криком утащили девиц в терем, и до самого заката по двору слышался шум, плач и гром тазов. К ужину Радомира не вышла. Спустилась бледная Услада и сообщила, что гостья подвернула ногу и теперь лежит с компрессами, но готова ехать в Тулею хоть завтра – просто в возке, а не верхом.

Весть быстро разнеслась по столу, и Златан спрятал усмешку в ковше с темным летним медом. Он все рассчитал правильно.

Видел он темную мысль, мелькнувшую к глазах Светомира Драгановича. Да и Лада Волеговна жаловалась, что нарочно ее подопечную усаживают за рукоделие или чтение псалтыри. Так то девки сенные ей проболтались, что Услада Светомировна и в саду гуляла прежде каждый день, и в игры играла с ними – бегала и веселилась. Засидевшуюся птичку выпустили погулять, да и… Седло Златан сам поменял. Коня доверил ближнику. И с Радомирой поговорил. Боярышня девка неглупая – все поняла. Кивнула серьезно и выполнила уговор. Теперь она лежит, а Зареслав рядом кружит. То изюма мешочек зашлет, то о здоровье осведомится. Но уж сказать, что невеста княжья покалечилась, никто не сможет. Цела, ушиблась слегка и поедет в Тулею, как назначено. Теперь только следить, чтобы не опоили чем, но тут уж нянька присмотрит.

Помянув про себя и Ладу, и Лелю, и Макошь – заступниц женских, гонец взялся за ложку – когда еще каши с дичиной поест доброй такой? Да с кореньями и орешками. Боярышне юшку жиденькую в покои отнесли – да знал гонец, что юшку нянка собакам вылила, а воеводиной дочери миску каши из котла общего принесла – для безопасности.

Пока за столами обсуждали прогулку и неудачное ее окончание, боярыня Красимира наполнила миску лакомыми кусочками и тихо вышла из горницы. Миновала челядинную, пересекла двор, свернула за угол и вышла к реке. Там стояла старая банька, которой перестали пользоваться, когда на берегу выстроили сразу две новых – одну нарядную, как игрушка, «боярскую», вторую попроще – для остальных обитателей терема.

Боярыня неспешно подошла к ушедшему в землю строению и носком вырезного сапожка ткнула в ставень окна. Мелькнул огонек, и низенькая дверь отворилась. Склоняться пришлось низко – давно просевшие ступени вели вниз, но Красимира не гнушалась – склонилась и, чтобы не уронить подношение, взяла миску двумя руками.

Ее встретил на удивление чистый морозный воздух, пахнущий травами. После вселения в старую баньку утекшей с пожарища ведьмы печь ей переложили «по-белому» и подмазывать да белить не забывали.

Старуха Волмянка сидела у стола, разбирала мешочки с травами. Своего занятия она не прервала, только кивнула приветственно припозднившейся гостье. Боярыня молча поставила миску с едой на шесток и села. Знала уже, что ведьма не любит спешки и многое поймет сама, если просто помолчать рядом с ней.

Запах трав окутывал, приносил успокоение, и понемногу тревоги Красимиры улеглись. Она смотрела на морщинистые руки ведьмы и удивлялась их ловкости и проворству. А та что-то смешивала, пересыпала, отмеряла в маленький горшочек. Наконец залила травы и ягоды кипятком из котла и убрала горшочек в печь. Потом собрала все со стола, протерла его пучком соломы, которую кинула в огонь, и накрыла выскобленную столешницу полотняной скатерью:

– Говори, боярыня, что за кручина тебя точит?

Красимира вздохнула. Для всего городка она была красивой, властной, надменной боярыней, железной рукой держащей хозяйство. Да, возраст оставил следы на ее лице, но правильно подобранные платы и украшения позволяли сохранять иллюзию и безупречность облика. Бабка же Волмянка видела боярыню рыдающей от боли, извивающейся на вот этом самом полке и воющей от ощущения уходящей жизни. Последние роды едва не унесли жизнь Красимиры. Только ведьма из деревушки погорельцев осмелилась растолкать воющих баб и прийти боярыне на помощь. Сделала что надо, спасла и мать, и дитя, а потом еще три месяца почти выхаживала лежащую пластом боярыню, не отдавая дитя кормилице. Да еще и боярина каждый день притаскивала, совала дочь в руки, вещая что-то про необходимость не только материнского, но и отцовского тепла.

В итоге болезнь жены Светомира не оттолкнула, а дочь он полюбил больше, чем сыновей. Даже имя ей дал нежное, ласковое. Ждал от жены еще дочку, но боярыня, напуганная близостью смертной тени, брала у той же ведьмы зелье, не дающее зачать, так что стала единственная дочка для Светомира Драгановича золотинкой в сердце, порошинкой в глазу – вечной заботой и радостью.

Теперь же боярыня пришла не за тем, чтобы Усладе красоты прибавить или удачи – сама все одежды дочери расшивала с добрыми словами, сама наузы плела да обереги нашивала. Пришла, чтобы о сыне позаботиться.

Милорад при княжьем дворе, сказывают, не заложником живет, а княжичу побратимом. Окомир в купцы податься решил – коли уж наследство ему не светит. Красибор – воин справный, в дружину княжью рвется, а вот Зареслав… Обойти старшего брата в наследстве не сможет – все равно Милораду все достанется. Воин он неплохой, но нет той настойчивости в битве, что у Красибора. И думает востро, да не так, как Окомир. Добрый бы стал воевода – отцу помогает в делах и Правду знает, да где ему городок взять? Вот если невесту у князя отбить, да потом к ее отцу в Ставгород утечь…

Старуха покивала, прищурилась и сказала:

– Зелье дам приворотное. У Зареслава два пути будет, а потом еще два. Коли верно выберет – не пожалеет. А коли неверно – не о чем жалеть будет!

Боярыня замерла, сердце так и ворохнулось – помочь, подсказать, направить… Да только сдержалась. Знала уже – судьбу об колено не сломаешь. Приходит час, и человек сам выбирать должен среди дорог, проложенных богами. Сам!

Между тем Волмянка подошла к печи, вынула тот самый маленький горшочек, перелила из него отвар в кривоватую бутыль и плотно заткнула деревянной пробкой:

– Вот, сыну отдай. Пусть меду добавит да в любое питье нальет. На вкус только вяжет слегка… Пить пополам надо с той, что привораживать будет!

Боярыня поклонилась – и спрятала бутылек в широком рукаве.

– И не бойся, лебедь белая, – улыбнулась, сверкнув неожиданно крепкими зубами, старуха, – княжич сам выбор делать будет. Никто ему не указ! На род княжецкий давний науз наложен – должны они по любви жениться, и никак иначе. Кнез то знает и неволить сына не будет. А дочь твоя пташка весенняя, не княжич, так боярин добрый найдется!

Вроде и простые слова Волмянка сказала, а легче стало у боярыни на душе. Поклонилась она еще раз и вышла. Побежала скорее в комнату сына Зареслава – зелье передать да упредить, что выбор за ним!