Отзывы на книги автора «Элисабет Осбринк»

Эмиграция предъявляет к человеку серьезные требования. Умение планировать, решительность, смелость.

Элисабет Осбринк известная шведская писательница, журналистка, драматург лауреат премии за лучший нон-фикшн. Тема отторжения, оторванности от семьи, корней, утраты связей и самой памяти о былой общности, ставшая нормой современного мира, для нее сквозная.

Ее дебютом был документальный роман "А в Венервальде деревья еще стоят", в основу которого легли пятьсот писем от родных из Вены мальчику, увезенному в Швецию как беженец от нацистов. А наибольшую известность принесла книга "1947", посвященная году, когда современный мир возник в сегодняшнем виде: распад колониальной системы, усиление борьбы за права женщин и меньшинств, холодная война.

"Отторжение" книга о четырех поколениях семьи белых европейцев, на всем протяжении истории переживающих опыт экономической и политической эмиграции.  Прабабушка Эмилия вслед за непутевым прадедом Георгом отправилась в Америку, да так и застряла до конца жизни в лондонских трущобах. Без кормильца-мужа, но с кучей детей.

Бабушка Рита встретила сефардского еврея Видаля, они полюбили друг друга, и всю жизнь были вместе. Но зарегистрировали брак только в ее 50, в Швеции. Яркая мама Салли, их распавшийся из-за ее неуравновешенности брак с отцом и девочка, которая боится неудобных слов: "папа", "доктор", "семья" - потому что от какого-то из них мама становится несчастной и злой, начинает кричать на нее или плакать, или вовсе замыкается в себе надолго.

Наконец , девочка Катрин (просо К., почти как у Кафки), которая хочет отыскать корни этой разобщенности, холодности, нелюбви. Начинает восстанавливать историю семьи, и в процессе не то, чтобы понимает, почему так - вернее сказать, не понимает, что могло бы быть иначе.

Эмигранты, беженцы, переселенцы, всюду вынужденные приспосабливаться, ужиматься, не чувствовать себя людьми одного сорта со здешними коренными жителями. Внешне благополучная Европа прошита историями отторжения, как трассирующими пулями.

Сегодняшняя разобщенность, неукорененность в действительности в немалой степени обусловлена исторически - говорит Осбринк.

«Разбитое сердце открыто для всего, готово впустить всё и вмещает всё»

Катрин – воительница за утраченную память. Её оружие – старые фотографии, архивные записи и подслушанные в детстве разговоры. Её топливо – идущее изнутри отторжение, подталкивающее к бегству и заставляющее чувствовать себя одинокой везде, где бы женщина ни оказалась. Когда-то впитанное через поры на коже, оно пробралось внутрь, заполнило собой всё пространство, передавалось из поколения в поколение и в конце концов стало связующей нитью между членами одной семьи. Лондон, Стокгольм, Фессалоники. Гётеборг, Франкфурт-на-Майне, Куэнка. География бегства, биография отторжения.

Роман Элизабет Осбринк умело маскируется под рассказ об одной семье, хотя на самом деле представляет собой историю даже не одного народа, а всей Европы. Бесконечные волны миграции, постоянные гонения и погромы – вот что на самом деле сформировало современное общество и сплотило семьи. Как бы страшно это ни звучало, но при таком взгляде на мир, Холокост выглядит просто как следующий виток нескончаемого геноцида. Да, масштабы поболе, чем при Гранадском эдикте, а последствия страшнее, чем в случае Вальядолидского статута, но ни убийства, ни гетто, ни даже жёлтые знаки на одежде не были изобретением XX века.

Хуже, чем получить в наследство вечный страх и готовность к бегству, может быть только генетическое заболевание. В случае последнего можно разве что развести руками и корить судьбу за несправедливость, но что делать в случае первого? В чём найти точку опоры, когда видишь, как память о предках становится оплёванным камнем под ногами прохожих? Как не утонуть в боли и обиде, осознавая, с какой лёгкостью можно превратить прошлое из вырезанного в камне в написанное на глиняной дощечке? Героиня «Отторжения» находит ответы на все эти вопросы, и они делают роман самым пронзительным произведением о «путешествии памяти».

Книга понравилась мне с первой страницы. Так бывает. Нечасто, но бывает. То, что она не разонравилась до самого конца, бывает еще реже. Несмотря на то, что ее тема мне не была близка, она оказалась хороша своими внутренними диалогами, переливами мыслей, формой их выражения, расстановкой акцентов. Но главное - в каждой из ее героинь чувствовалось что-то глубоко сущностное, а это всегда импонирует, ведь от сегодняшних персонажных штампов не просто устаешь, а уже осатаневаешь, настолько они похожи друг на друга, воплощая, как правило, плоскую и неинтересную социальную идею. Каждая из них по-своему осмысляет переживаемое отторжение и попытки если не преодолеть, то хотя бы объяснить себе его.

Почти у каждого в жизни случается событие, делящее ее на «до» и «после». У всех трех героинь – Риты, Салли и Катрин – есть такие триггеры отторжения, после которых жизнь не может оставаться прежней, и отношения не могут, и чувства… Через их судьбы и поступки Э. Осбринк пытается выстроить причинно-следственные связи, уходящие корнями не столько даже в индивидуальную историю каждой из них, сколько в историю сефардских/испанских евреев – гонений на них, погромов, их скитаний по всей Европе, сформировавших их капсулированное сознание, стремление держаться вместе, не впуская в свой мир никого, кто может вызвать недоверие, как бы дорог он не становился тебе с временем. Рассказанная во второй части история еврейской общины с ее прочными и разветвленными связями очень контрастирует с замкнутостью семьи Видаля.

Видаль и Рита живут вместе, но он не закрепляет их отношения до того момента, когда умирает его мать, а его социальный статус становится более прочным, - он боится, что мать осудит, а община отвергнет его. Что сделало его таким? Почему Рита соглашается с этим? Насколько его упорное нежелание оставаться близким к «своим», чем к ней и родившейся Салли, меняет ее? Рита срывается на Салли, их отношения – один из примеров конфликта матери и дочери, когда нет подлинной близости, внутреннего единства и родства. Катрин, как и Салли, жертва материнской нелюбви, пытается реконструировать историю предков Видаля, чувствуя бóльшую близость к отцовской семье, чем к своей собственной, и, видимо, испытывая потребность в поиске укорененности, родственности.

Отторжение, о котором пишет Э. Осбринк, - феномен намного более широкий, чем отсутствие внутрисемейной или супружеской близости. Речь идет о всеобщем, глобальном отчуждении между людьми, Холокост – лишь один из примеров того, как один человек перестает воспринимать Другого как человека. Выстроить когнитивную и эмоциональную перегородку, утвердить для себя иные нравственные принципы не требует особого внутреннего преодоления, гораздо труднее понять и принять Другого, оставив ему его степени свободы. Отторжение размывает границу человеческого в человеке. Не созидая подлинной близости, боясь смешивать свое «Я» с «Я» Другого, люди превращаются друг для друга лишь в средства удовлетворения определенных потребностей, за границами которых никто никому не нужен и не дорог. По сути, отторжение и одиночество, замкнутость, эмоциональное равнодушие – близнецы-братья, а последующее личностное саморазрушение – их сестра. Катрин первая в этой семье пытается отыграть у отторжения хотя бы частицу прошлого, чтобы суметь построить на ней будущее. Когда в Фессалониках она ходит по могильным плитам предков Видаля из разоренного еврейского кладбища, она испытывает сильную душевную боль не за себя, а за других брошенных и отвергнутых, осознавая близость к ним, она плачет, и ее слезы – катарсис, дающий надежду на то, что еще не все потеряно ни для ее семьи, ни для современного поколения, ни для человечества.

Одиночество давит и гложет.

Как я рада, что прочла этот замечательный роман о женщинах, который в итоге превратился в роман об утраченной памяти.

Дочь, мать, бабушка (а до этого ещё и немецкая прабабушка, не сумевшая пересечь океан и осевшая в Англии - а кто знает, как бы тогда сложилась судьба целых поколений!) ищут своё место в жизни, но получается не очень.
Рита в Лондоне 1947 года наконец получила то, чего хотела очень давно. Но слишком поздно, считает она, и чувства к мужу, ныне законному, всё как полагается, очень сложны.

Её старшая дочь Салли уехала от матери подальше, в Венгрию, но брак её распался, и вот уже дочка самой Салли растёт в атмосфере тревожности, хождения на цыпочках, любых запретов упоминания об отце.

Мама часто говорит, что не хочет жить. Я не хочу больше жить, говорит она. Иногда за завтраком, иногда за обедом. Только ты, говорит она. Проще всего выпить пачку снотворных, но у меня есть ты. Только из-за тебя я этого не делаю. Единственный смысл жить – это ты.

Её внучка К, называющая себя Воительницей утраченной памяти, меняет тон всего повествования. Это больше не книга о женщинах, а книга о судьбе целого обиженного народа. Каким образом изгнание отовсюду евреев привело к отторжению внутри одной семьи?

У воинов нет права на отдых – кто же тогда будет воевать с забвением, само-то забвение выходных не берёт.

Мне эта часть, пусть она и важная, показалась самой незахватывающей, увы, и сбила ритм чтения.
Но в целом история хорошая и достойна прочтения, а уж сколько цитат я выписала.
Темы семьи, женской доли, эмиграции, корнях, готовности к бегству звучат очень ярко и с надеждой на лучшее.

В тритыщи раз лучше, чем «1913. Лето целого века» Флориан Иллиес . Больше, чем в тритыщи. Никакой дебильной богемы и высосанных из пальца проблем, авторка широкими мазками рисует картину года: политика, личные истории, истории, до сих пор не нашедшие своего завершения, общая атмосфера. Иными словами, всё то, чего и ждёшь от книги про хронику событий года.
Из этой книги вы узнаете: как Британия отказалась решать проблемы Индии, что привело к разделению на три государства и кровопролитной войне; как ООН пыталась решить Палестинский вопрос, и как из этого ничего не вышло (кроме кровопролитной войны); как образовалось Исламское государство; как Симона де Бовуар трахалась, путешествовала и ныла; как проходил Нюрнбергский процесс; как Рафаэль Лемкин пытался заставить мир принять понятие геноцида и запретить его; как евреев мотало по миру, как говно в проруби (уж простите за сравнение) и многое другое. На самом деле, вся книга в целом о евреях - настолько это был больной вопрос в прошлом веке. Книга о том, как мировое сообщество говорило "Ну да, то, что сотворили с евреями нацисты - это ужасно, но мы не хотим принимать еврейских беженцев, отправьте их куда-нибудь в другое место". О том, как нацистские идеи жили и процветали, несмотря на крах нацистской Германии. Ну и о том, как Бовуар трахалась и грустила.
На самом деле то, как в книгу врезаны отрывки о Бовуар - тот ещё анекдот, потому что они почти всегда между двух безумно страшных сообщений. "Начало войны, погибло 3000 человек. БОВУАР ТРАХАЛАСЬ И ГРУСТИЛА. Нюрнбергский процесс об убийстве миллиона человек". То ли авторка не любит Бовуар, то ли она так пыталась разрядить атмосферу, но абсолютно провалилась. Даже заметки об Оруэлле, у которого курица снесла аж 3 (!) яйца за день, смотрелись органичнее. Я не понимаю, на кой чёрт вообще была история Бовуар, если о её действительно важной работе написано два предложения - летом начала работу над книгой, зимой пишет о работе своему хахалю. Всё. Чтобы показать, что пока мир горел и раскалывался на куски, некоторые жили припеваючи и ни о чём не волновались?
Ещё странно выглядит врезанный в середине рассказ о семье самой Осбринк. Именно он убедил меня в том, что книга именно про евреев, потому что авторка - сюрприз! - и сама из еврейской семьи. Дед пропал без вести, отец чудом выжил. Рассказ хороший, краткий и честный, но к году не привязан, привязан к теме книги. Что и ведёт нас к логичному выводу, о чём книга.

Вот и еще одна книжка про "год в истории". В последнее время это модный жанр, хотя до сих пор к "1927" Билла Брайсона ни у кого приблизиться не получилось.

С каждой новой попыткой становится все понятнее, почему. В книге Брайсона, как ни крути, есть несколько четких сюжетов, зачастую привязанных к 1927 году лишь формально. Скажем, да, 1927 — это год полета Линдберга, но Брайсон рассказывает не только про этот полет, но и про все развитие американской авиации, а попутно еще и про сам род Линдбергов. Это добавляет тексту логики, выпуклости, это примагничивает читателя.

У эпигонов Брайсона (я читал "1918", "1913" и вот теперь "1947") замах изначально пожиже. Они, по сути, не книгу пишут, а ленту Твиттера реконструируют — если бы, конечно, Твиттер тогда существовал. Никаких пояснений, никакого анализа, просто скучный перечень событий, которые иногда забавно перекликаются, но в основном представляют из себя какую-то мешанину. "1947" на этом фоне еще более-менее неплоха: тут все-таки можно наметить сквозные линии про Рафаэля Лемкина и Симону де Бовуар, но вот тема палестинского кризиса и автомата Калашникова, конечно, катастрофически не раскрыта.

Еще начинает напрягать тренд на введение в тексты своих семейных историй. Понятно, что дед автора страдал, понятно, что автор хочет хоть как-то сохранить память о нем, но надо же как-то понимать масштаб. Про деда можно было написать отдельную неплохую книжку, а вот перемежать рассказами о нем текст о глобальных событиях — ну, так себе идея.

Особых восторгов нет, но и сожалений, что потратил время, тоже. 4/5

Обычно книга, составленная из разрозненных эпизодов, бывает трудной для восприятия. Но здесь писательнице удалось найти превосходный баланс: истории отдельных людей, развитие нескольких глобальных конфликтов, личная история семьи Осбринк и все это наложенное на календарь 1947 года и повторяющиеся пассажи о движении часовых стрелок и восприятии времени. Книга напомнила мне о видео-коллаже "Часы" 2010 года.

Элисабет Осбринк происходит из семьи венгерских евреев. Ее бабушка Элли смогла спасти себя и сына, а десятилетний сын принял решение остаться в Венгрии в 1947, а не эмигрировать в Палестину, потому что мама угостила его венской колбаской, прежде чем задать вопрос. Разумеется, Элли не пыталась повлиять на выбор, просто так совпало.

Огромные новые направления также описываются с точки зрения участников. Резолюция по правам человека, образование еврейского государства и новый виток ислама с возращением к джихаду, раздел Индии и Пакистана, рождение бибопа, работа Симоны де Бовуар и Оруэлла... Как один человек лоббировал использование специального слова, чтобы обозначить преступления нацистов - сейчас даже странно, что юридический термин "геноцид" мог бы не существовать. Виньетка про Михаила Калашникова, который, оказывается, именно в 1947 спроектировал свой автомат...

На примере этой книги видны переплетения политики, истории, важности общественого мнения, разных частных инициатив и случайностей - это заставляет шестеренки в голове вращаться быстрее. Охватывать картину сложно (а сколько всего не вошло в книгу!), но очень интересно, чтение актуализирует что-то в памяти и будит очень много размышлений. Почему в школе редко преподают историю таким образом?

«1947. Год, в который всё началось» — это биография 1947 года, поэтическое повествование о том, что происходило в послевоенном мире. В книге параллельно ведутся несколько сюжетных линий, где сочетаются и переплетаются истории событий, истории личностей и истории идей, многие из которых формировались как раз в то время.

В 1947 году ООН решает регламентировать права человека на международном уровне. Рафаэль Лемкин борется за то, чтобы геноцид законодательно признали международным преступлением. Вследствие обострившегося арабо-еврейского конфликта начинается раздел Палестины. Британская Индия разделяется на независимые государства, что приводит к кровопролитным столкновениям и впоследствии к войнам. Продолжаются Нюрнбергские процессы над нацистскими преступниками и начинается восстановление послевоенной Европы, наводнённой беженцами, которых нигде не ждут и которые оказываются никому не нужны. Женщины лишаются рабочих мест, когда мужчины возвращаются с войны. Симона де Бовуар начинает работу над «Вторым полом», Джордж Оруэлл заканчивает черновой вариант «1984», Томас Манн дописывает и публикует роман «Доктор Фаустус», в котором метафорически формулирует итог нравственной катастрофы родной страны. И многое, многое другое.

Книга — многогранная и эмоционально тяжёлая, пробирающая до мурашек. В ней нет художественной приукрашенности, сухого перечисления исторических фактов или полного погружения в одну из многочисленных историй, потому что эта книга не про конкретную личность или событие. Авторка писала о том, чем примечателен и важен 1947 год как для мира, так и для неё самой. Она писала о том, что резонировало с её душой и откликалось горечью в сердце: о поэзии и о чувствах, о боли и о надежде, о своей семье, пострадавшей во время войны. О том, как в памяти возникали провалы и как мир отстраивался на трясине забвения.

Две с лишним сотни страниц сопровождались недоумением, ужасом, печалью, а также неприятным чувством, будто мир совершенно не учится на своих ошибках, будто люди не усваивают уроков прошлого, боль быстро забывается, а память благополучно стирается. Заключительная часть книги оставляет за собой гнетущую пустоту внутри. Всё это перекликается с происходящим с нами здесь и сейчас, и становится вдвойне паршиво. И втройне страшно.

Невероятно интересная и захватывающая, но к огромному моему сожалению очень маленькая книга.
1947 год еще очень тяжел для мира, последствия войны, еврейский вопрос, раздел Индии. Все проблемы ставшие перед странами не разрешить сходу, а те, что пытались решить таким образом заканчивались катастрофой.
Новый передел состоялся, холодная война началась и бывшие союзники снова становятся врагами. Автор выхватывает события из жизни людей и стран, сжато и без эмоциональной окраски, и мы, через более чем 80 лет, можем уже оценить те или иные последствия тех решений.
Как всегда очень жаль людей, чьи жизни просто не учитывались правительствами в угоду своим интересам. Как, впрочем, и сейчас.

Тонкая ниточка любви. Она вот-вот порвется от отторжения. Жена и муж, мать и дочь, дочь и отец. Изначально так крепко связанные люди в какой-то момент начинают отдаляться друг от друга. Запутанный мир человеческих отношений, где каждый в результате остаётся один на один с собой. А за плечами сотни поколений, но дай бог разобраться с ближайшими предками. Осбринк зовёт читателя в путешествие по своей семейной истории.

Рита и Видаль встретились в послевоенные годы в Лондоне. Она из «лишних» девушек под 30, кто остался без пары из-за проклятой Первой Мировой. Дочь немецких эмигрантов, уже не надеющаяся на такое желанное женское счастье. Видаль - сам эмигрант из Салоников, сефардский еврей, только начинающий становиться на ноги в чужой стране. Счастливое начало любви не предвещает радостного будущего, становясь в ряд с предыдущими поколениями отторженных людей.

Осбринк через свое альтер эго К рассказывает в автобиографичном романе о трех поколениях своих предков. Наверное, мало у кого семейная история ХХ века была скучной и небогатой на события. Есть ли вообще такие люди? Автор решила не слишком уходить в художественную литературу. Книга полна домыслов и повторов. По фотографиям и обрывочным сведениям К пытается восстановить события давно минувших дней.

Сильно подкачала заключительная часть. Из более-менее художественной фазы она перешла в почти дневниковые записи взрослой женщины, приехавшей в Салоники за архивными данными. И здесь меня бомбануло. Наступило время еврейского вопроса. Он всегда какой-то слишком острый, не так ли? Всегда есть мы и они. Не знаю, кто и когда прочертил жирную линию, отделяющую евреев от других. Возможно, сами евреи.

У Осбринк так хорошо всё начиналось с семейной саги, а потом скатилось в еврейскую историю гонений. И это тоже очень интересно. Но не когда обиженная на судьбу взрослая женщина начинает винить всех вокруг в бедах евреев, искусно меняя угол зрения и мастерски применяя двойные стандарты. Меня сильно задело. Наверное, еще и потому, что здесь много Греции, Салоников, бывшего еврейского города.

У меня осталось тяжелое впечатление от книги Осбринк. Мрачная атмосфера с навязчивым ощущением безнадеги. Весь роман - ода нелюбви. Всеобщей нелюбви к евреям, матерей к своим дочерям, дочерей к своим матерям. Зато меня «Отторжение» не оставило равнодушной. Я всю книгу испытывала сильные эмоции.