Три

Сегодня впервые на моей памяти в горне не горит огонь.

Обычно по утрам мама встает первой, спускается вниз и греет чайник, чтобы заварить чай, а после отправляется в кузницу и ворошит вчерашние угли. Они разгораются в сильное пламя, яростно бросая на все вокруг оранжевые отблески – как будто сам горн негодует, что ему приходится просыпаться раньше, чем небу. К тому времени, как спускаюсь я, жар ощущается даже возле кухонного окна, а мама уже раздувает мехи. И еще до восхода солнца мы принимаемся работать с серебром и сталью, готовя особый сплав, создать который под силу только нам.

Однако сегодня в доме тихо.

Да и во всей Охотничьей деревне царит зловещая, оглушающая тишина.

Я встаю раньше мамы. В целом не такое уж неслыханное дело, но в свете необычности грядущего дня – просто лишнее напоминание о том, что с привычной жизнью пока покончено. Я смотрю в окно на тихие улицы. Из трубы пекарни не идет дым. На поля, отделяющие деревню от Приграничных болот, не спешат рабочие. Люди выходят из домов только для того, чтобы повесить на карнизы изящные серебряные колокольчики, на ковку которых у нас ушло несколько месяцев.

Мы с мамой без лишних разговоров присоединяемся к соседям.

Благодаря охотникам нам известно, что нужно делать, как и в любое другое полнолуние. Впрочем, подготовиться к встрече с вампами практически невозможно, тем более если нашествие возглавит сам повелитель, их коллективный разум. В старых историях почти не упоминается о том, чего ждать от их правителя. Одни легенды рисуют его крылатым монстром, другие утверждают, будто он способен одной лишь силой мысли высасывать кровь из находящихся поблизости живых существ. Я в это не слишком верю. Однако трудно спорить, что все трудности и потери Охотничьей деревни связаны с главой вампов.

Слова Дрю с каждым часом давят на меня все больше, а его обманные обещания ранят сильнее, чем выкованные мной серпы. Даже острое оружие, спрятанное у нас в доме, вряд ли способно причинить больше боли. Я бросаю взгляд на крепость, словно бы сквозь толстые каменные стены смогу хоть на миг различить силуэт брата. Уже не в первый раз я задаюсь вопросом, что происходит там, внутри.

Но, конечно же, никто не станет посвящать меня в дела охотников. Я не давала соответствующих клятв, не мне сегодня вечером предстоит надеть маску. Я всего лишь кузнец, и мое место здесь, а брату суждено отправиться на Приграничные болота. И, несмотря на все попытки, нам не удастся изменить свои роли.

Тишину разбивает звон колокола.

Деревенская колокольня возвышается в центре главной площади. Говорят, ее построили тысячи лет назад, одновременно с крепостью и стенами, окружающими всю территорию Охотничьей деревни. Звонарем служит один из охотников. Хотя я всегда считала это бессмысленным занятием. Все жители прекрасно знают, когда наступает полнолуние, и никому не нужно, чтобы звон колокола в сумерках напоминал, что не стоит ночью выходить из дома. Этот звук с каждым разом нагнетает все больше страха.

Закончив развешивать над дверью серебряные колокольчики, я бросаю взгляд на маму, которая глаз не сводит с трехэтажной колокольни. Выше нее только сама крепость, в которой четыре этажа. Сомневаюсь, что где-нибудь найдутся более высокие здания, построенные человеческими руками. Сегодня нам не до нежностей, и на лице мамы застывает лишенное эмоций выражение, твердое, как само железо. И на моем тоже.

– Посмотрим на процессию? – предлагаю я.

– Конечно. – Она трясет головой, словно пытаясь прогнать тревожные мысли. Но от них не избавиться. По крайней мере, сегодня вечером.

Вместе с остальными жителями мы шагаем к тянущейся через деревню главной дороге. Никогда еще не видела, чтобы толпившиеся в одном месте люди вели себя так тихо. Слышится лишь шорох подошв по булыжной мостовой, да из какого-то окна доносится неутихающий плач.

Главная дорога ведет от самой крепости к центральной площади с колокольней, а после, минуя стену в задней части деревни, тянется через фермерские поля на север по полосе просоленной земли прямо к Приграничным болотам и теряется в неизвестных землях. Никто не знает, где она заканчивается, поскольку те, кто рискнул забраться так далеко в земли вампов, не выжили, чтобы об этом рассказать.

Дрю утверждал, будто по древней дороге можно дойти до самой крепости вампов, которая раскинулась на дальнем краю Приграничных болот. Во всяком случае, так говорилось в секретном древнем фолианте, который Давос разрешал читать только ему одному. Теперь-то, к сожалению, понятно, почему мой брат обладал особыми привилегиями. Главный охотник задался целью превратить его в идеального убийцу вампов и отправить сегодня ночью сразиться с их повелителем.

Мы с мамой останавливаемся на обочине дороги, и у меня сжимается все внутри. Мне совсем не хочется видеть брата в охотничьем наряде. Хотя бы не в это полнолуние. Стоит ему только появиться из ворот крепости, все происходящее станет слишком реальным. И хуже всего, что напоследок я увижу вовсе не знакомого мне Дрю, с которым разговаривала еще вчера вечером, а охотника в кожаных доспехах.

Но теперь уже слишком поздно поворачивать назад.

С глухим лязгом мощная решетка крепости начинает медленно подниматься, и перед взглядами собравшихся появляются лучшие представители гильдии охотников. Все в одинаковых доспехах из толстой кожи с тонкими серебряными вставками, созданными специально, чтобы не сковывать движения – ведь сами-то вампы двигаются с неестественной скоростью. Все в глухих масках с узкими прорезями для глаз и специальными воротниками, закрывающими шею.

Дрю как-то показал мне, что внутри спрятаны тонкие шипы, пропитанные смертельным ядом. Кончики игл закрыты кожаными клапанами, но стоит охотнику в нужном месте ударить по горлу, иглы выскочат, подарив ему чистую смерть, а яд проникнет в кровь, и вамп побрезгует ее пить. Рискованное устройство, но, несмотря на несколько несчастных случаев, польза от него высока. Конечно, как вариант, можно было бы обрядить охотников в серебро, однако ценного металла хватает только на оружие.

Прочная кожа, высокие воротники, маски и яд – все служит одной цели: помешать вампам творить редкую, очень темную магию, ведь, выпив кровь, они способны украсть лица людей, а потом под видом наших близких проникнуть в деревню.

Именно так случилось с отцом.

Я загоняю эту мысль в пустоту, оставшуюся в душе после его смерти и увеличившуюся, когда Дрю переселился в крепость. Не нужно думать о плохом. Лучше верить, что брат вернется домой. Иначе можно раньше времени впасть в отчаяние.

Во главе процессии выступает Давос. Справа от него, возглавляя авангард, шагает Дрю. Я узнаю его по доспехам. Конечно, внешне они такие же, как у всех прочих, однако я лично ковала все застежки, скрепляющие части кожаного одеяния брата. Как и серебряное кольцо, ничем не отличимое от моего, которое он носит на правом мизинце.

Дрю поворачивает голову, и я даже сквозь маску ощущаю на себе его пристальный взгляд.

Мне безумно хочется броситься к нему, схватить за плечи, встряхнуть, накричать за то, что он задумал, и попробовать удержать. Я бесконечно восхищаюсь братом за все жертвы, что ему пришлось и еще предстоит принести, и за надежду, которую ему, несмотря на все трудности, как-то удается сохранять.

«Не забывай о своем обещании», – произношу я одними губами.

Большим пальцем брат начинает крутить кольцо на мизинце. Вряд ли кто-то, кроме меня, замечает это движение. В нем нет особого смысла, просто некое напоминание о соединяющих нас узах.

Я опускаю подбородок. Брат отводит глаза и проходит мимо. Следом тянутся прочие охотники, и за их спинами я больше не вижу Дрю.

Вскоре вся процессия, включающая почти всех местных охотников, скрывается вдали, но мы с мамой, как и прочие жители, еще долго топчемся на месте. Несколько оставшихся человек из крепости занимают посты возле окружающей деревню стены.

По возвращении домой мама берет стоящее возле двери ведро с солью и аккуратно насыпает ее толстым слоем на каждый подоконник и порог. Затем мы запираемся изнутри. Нас ждет долгая ночь.

– Пойдем. – Мама жестом приглашает меня следовать за ней наверх, и я молча подчиняюсь. Внутри до сих пор царит смятение. Боюсь, если я попытаюсь заговорить, могу просто разрыдаться.

Мы с мамой входим в ее спальню. Открыв сундук в изножье кровати, она вытаскивает одеяла, под которыми мы спим зимой, и постельное белье – подарок модистки на их с отцом свадьбу. На дне сундука покоятся кожаные доспехи, точно такие же, в каких ушли охотники.

– Надевай.

– Откуда это? – Я перевожу взгляд с нее на доспехи и обратно. – Ведь жителям запрещено держать в домах принадлежности охотников.

У каждого в деревне свое место, и никому не позволяется претендовать на чужое. Взамен нас обеспечивают всем необходимым. Достойное вознаграждение за равноценные жертвы – еще одна из догм, на которых строится наша жизнь.

– Вообще-то брат тоже не имел права между полнолуниями обучать тебя владению оружием.

Под взглядом темных глаз, которые напоминают угли в кузнице и сочетаются по цвету с ее волосами, я застываю.

– Ты знала.

– С самой первой ночи, – раздраженно хмыкает она. – Вы всерьез надеялись, что я ничего не замечу?

– Мы не… не… Почему ты не сказала? – В голове роятся сотни вопросов, но даже один мне удается сформулировать с трудом.

– Почему я должна мешать детям учиться защищать себя? – Она упирает руки в бока. – Во имя старых богов… уж если на тебя нападет вамп, лучше, чтобы ты умела с ним справиться. Спору нет, в деревне нужен кузнец. Однако глупо, что, создавая оружие, мы в случае необходимости даже не умеем им пользоваться.

– Но это не входит в обязанности кузнеца.

– Порой роли должны меняться. – Эти слова полностью противоречат всему нашему жизненному укладу.

– Даже если… – Нет, нельзя с ней соглашаться, как бы мне ни хотелось. Ведь старейшины, Давос и даже сама мама часто твердят, что каждый должен знать уготованное ему место. И я проглатываю ненадлежащие слова, вместо этого неуверенно рассматривая доспехи. Сомневаюсь, что они мне подойдут, и не только из-за женских форм. Просто я не создана для подобной жизни. – Но Дрю сражается намного лучше меня.