– Эй! – крикнула сзади Наэле. – Поймайте кто-нибудь Лоайре, а то его все время вправо сносит!

По правую руку простиралось величественное нагромождение галерей крытого Зернового рынка. Хорошо еще, что давешняя девица из Гусинки предупредила проезжих эльфов – иначе они, того и гляди, так бы и сунулись в неведомое столпотворение… и не сказано, что сумели бы выбраться из этого города в городе иначе, как к вечеру!

– Много ты понимаешь в зодчестве… – обмирающим голосом отозвался Лоайре.

Нет, но кого бы и в самом деле спросить, как проехать ко дворцу?

– Лучник! Эй, лучник!

Эннеари никогда прежде в Найлиссе не бывал и знать здесь никого не знает – да и мало ли лучников на свете? Не на нем ведь одном клином свет сошелся. Но говор – говор был не здешний, не найлисский. С таким чуть заметным придыханием перед гласными говорят только в Луговине.

За минувший год Эннеари побывал в Луговине не единожды. Конечно, он всякий раз давал изрядный круг, чтобы миновать те места, где год назад буянили его околдованные сородичи во главе с магом-вывертнем – вот уж куда эльфу лишний раз соваться не след. Но всю остальную Луговину он обошел из конца в конец. И чем чаще он там бывал, тем сильнее ощущал, как она ему полюбилась. Странная она, эта Луговина. Человеку со стороны, а тем более не человеку, понять ее трудно. Однако Эннеари не только понял Луговину, но и прижился там – дело совершенно неслыханное. Эльфийский принц всегда был у тамошних жителей желанным гостем. Кто их знает, отчего он пришелся им по сердцу. Да и чем они сами понравились заезжему эльфу, осталось тайной для всех его соплеменников. Сам-то Эннеари отлично знал, чем. Как ни странно, местные жители, невзирая на свой более чем изрядный рост, до невозможности напоминали ему гномов. Такие же дельные и деловитые без излишней суетливости в обычные дни – и такие же простодушно раскованные и шумливые в праздник. Прижимистые в обыденной жизни и расфранченные в пух и прах в дни праздничные, расчетливые и в то же время щедрые непоказной щедростью, невероятные трудяги, умеющие отдыхать, как никто другой, тщеславные до смешного и невероятно деликатные в одно и то же время… все, все в них напоминало гномов. Даже некоторое занудство сродни гномьему и нежелание болтать по пустякам. Гномов Эннеари всегда любил и уважал, и ему не составило труда полюбить уроженцев Луговины. Ничего удивительного – скорей уж было бы удивительно, сложись иначе. Эннеари нравилось в этих людях буквально все до малейшей мелочи – и их повседневные плетеные туфли на веревочной подошве, лишь осенью сменявшиеся кожаной обувкой, и обычай привешивать ленгру пасущимся лошадям, и даже их неизменный овсяный суп. По поводу пристрастия Эннеари к этому хлебову Лэккеан однажды позволил себе высказаться. С его точки зрения, эльф, поедающий овсяный суп – это нечто запредельное. Арьен в ответ вышутил его тогда немилосердно. Лэккеан не сказал ничего, но Аркье поведал потом под большим секретом, что Лэккеан наутро позавтракал как раз овсяным супом – полкотелка выхлебал без малого – а потом весь день ходил задумчивый-задумчивый. Это Эннеари очень даже понимал. Полкотелка овсяного супа, шутка ли сказать… от такого кто хочешь призадумается.

Эннеари любил Луговину и ее жителей – и, заслышав знакомое придыхание, обернулся без раздумий, словно бы кроме него, и окликать больше некого.

– Надо же, где встретились – в Найлиссе! Не узнаешь, лучник?

Как же, попробуй тут не узнать! Эту лысую, как колено, голову и захочешь, так не забудешь. А если учесть, при каких жутких обстоятельствах Арьену впервые повстречался обладатель этой во всех отношениях почтенной лысины… да помирать станешь, и то вспомнится! Навсегда в память врезано, на всю жизнь. Мельник это. Мельник из Луговины. Тот самый, у которого Лерметт кобылку серую сторговал, Мышку. Арьен еще тогда в ней сомневался – и зря. Очень славненькая Мышка оказалась. Не солгал хозяин, вручая четвероногое сокровище покупателям. Лошадку звали Мышкой… а вот как звали хозяина? Лерметт бы наверняка не затруднился припомнить… так то Лерметт! У него не память, а скала гранитная. Ни годы, ни непогоды ей не страшны. Он бы мигом вспомнил, как звать этого папашу… точно! Именно так его и звали. Папаша Госс. Какой был бы стыд, забудь Арьен его имя. Казалось бы, что тут такого? Небольшая невежливость, и только. Но Эннеари не мог себе позволить невежливости по отношению к этому человеку, ни большой, ни малой. Хотя бы имена тех, кто был у холма в тот страшный день – пусть даже названные мимоходом, впроброс – он помнить должен. Хотя бы этим он обязан людям, перед которыми без вины виноват.

И что бы ему догадаться, откуда родом уроженец Луговины, окликнувший его! Кто, ну кто же еще мог назвать Арьена лучником?

– Узнаю, – спокойно ответил Эннеари, хотя сердце и колотилось, как бешеное. – Папаша Госс – верно ведь?

– Верно, – с достоинством кивнул мельник. – А вот тебя как звали, я запамятовал, ты уж прости.

Оттого, что мельник забыл его имя, Эннеари почему-то внезапно сделалось удивительно легко и весело. Он даже губу незаметно прикусил, чтобы не рассмеяться ненароком.

– Эннеари, – ответил он, стараясь, чтобы голос его звучал так же степенно и неторопливо, как у мельника, и это усилие развеселило его еще больше.

– Верно, – сам себе подтвердил обстоятельный мельник, утирая лысину большим платком, явно для этой цели предназначенным. – Так тебя и звали, лучник. Я и позабыл за давностью. Почитай, год миновал, как не виделись. Отчего не наезжал в наши края? Твоих сородичей у нас за этот год столько перебывало, что всех и не упомнишь, а тебя нет как нет. Или брезгуешь?

Вот когда Эннеари в полной мере понял прошлогодние метания Лерметта – а ведь тот был опытным послом… куда Арьену до него! Лерметт наверняка нашел бы, что ответить, а не сидел в седле, как чучело бессловесное, не в силах проронить хотя бы словечко. Так ведь не любое словечко тут сгодится… где же оно, то самое, единственное? И чем только Эннеари думал, когда посольство затевал? Еще оно, по существу говоря, и начаться-то не успело – а ему уже до жути ясно, что никакой он не посол, и даже не похож нисколечко. Растерялся, как есть растерялся – а ведь ему всего-то и нужно, что ответ достойный найти. Сделать то, что обязан уметь всякий посол: правильно ответить. Так, чтобы не обидеть. И чтобы не выдать вот этой своей нелепой растерянности. И не выказать дикого ликования, охватившего его, когда он понял, что все, чем он мучился весь минувший год – призрак, тень, прах… что он прощен за то, в чем не был виноват. Ответить просто, дружелюбно и спокойно.

Арьену казалось, что он барахтается в тенетах своей растерянности несчетные века. И лишь когда мельник отнял платок от головы и принялся неторопливо и обстоятельно его складывать, Эннеари понял, что на самом деле промелькнуло всего несколько мгновений.

– Как можно? – улыбнулся Эннеари. – Разве бы я мог побрезговать селом, где мы обзавелись такой славной Мышкой?

Папаша Госс так и просиял ответной улыбкой… уф-ф – значит, слово найдено верное.

– Мышка, и верно, хороша была, – с бесхитростной гордостью заявил он. – Как она, кстати, поживает?

– Думаю, неплохо. – Теперь Эннеари улыбался уже без всякого принуждения, от души.

– Так она у приятеля твоего осталась? – сообразил папаша Госс.

Эннеари кивнул.

– Тогда и вправду неплохо, – умозаключил мельник. – Приятель твой – парень надежный. Уж он-то за лошадкой присмотрит, как должно.

Эннеари снова кивнул, изо всех сил стараясь не кусать губы. И того уже довольно, что он это сделал минуту назад. Посол он или нет, в конце концов? Если всякий раз, когда нужно скрыть неуместный смешок или улыбку, он станет кусать губы, то еще его посольство завершиться не успеет, а губы он себе отъест напрочь – да к тому же, пожалуй, с языком впридачу. Нет уж, Арьен, хватит. Назвался послом – так и начинай привыкать.

– Очень даже надежный. – Мельник продолжал меж тем развивать полюбившуюся ему мысль. – Не какой-нибудь там свистоплюй. Как есть обстоятельный. И слову своему полный хозяин. Это я сразу приметил, уж будьте спокойны.

Эннеари мысленно благословил мимоходом все силы мироздания за то, что рядом с ним едет Лоайре, а не кто-то другой – скажем, Лэккеан. Тот бы нипочем не удержался. Но и Лоайре бок о бок с Арьеном давился смехом – незаметно для папаши Госса, но совершенно внятно для Эннеари.

– Вот он как посулил нам вспоможение королевское, – неторопливо излагал мельник, – я сразу понял, что так тому и быть – а кто другой бы и усомнился. А парень для нас и вправду расстарался. Вот не поверишь, лучник – неделя всего и прошла, как оно прибыло. И как он так быстро скрутился? Такой далеко пойдет, вот попомни мои слова.

Лоайре тихо пискнул – почти на грани слышимости. Эннеари держался невозмутимо, словно каменный, совершенно не представляя себе, хватит ли у него сил на эту невозмутимость еще хоть на полмгновения.

– Дельный парень, – удовлетворенно подытожил папаша Госс, – и умница притом. С таким дружить никому не зазорно. Ты с ним водись, лучник – уж кто-кто, а он тебя дурному не научит.

– Да я, собственно, к нему и еду, – сдавленно отозвался Эннеари.

– Проведать решил? – одобрил папаша Госс. – И то дело. Друзей забывать негоже. Проведай, а заодно и Найлиссом полюбуйся… в первый ведь раз сюда приехал?

– В первый, – ответил Эннеари гораздо более твердым голосом, чем ожидал от себя.

– Вот оно как… – Папаша Госс на мгновение призадумался. – Знаешь что, лучник – давай-ка я тебя провожу малость. Так оно вернее будет. Не то заблудишься ты в здешних улицах с непривычки за милую душу.

– А ты Найлисс так хорошо знаешь? – искренне удивился Арьен.

– Я-то? – гордо переспросил мельник. – Да я сюда, почитай, лет с десяти дважды в год наведываюсь. Цены здешние на зерно, на муку посмотреть… опять же сорта какие и в каком спросе. Да наших сюда много ездит. Мастерицы тоже почем зря наведываются – новые рисунки кружев посмотреть. Ну, мне таскаться бесперечь не с руки, но уж два-то раза в год – всенепременно. Так что мне ли Найлисс не знать! Всем городам город!

Похоже, Найлисс не зря прозывается «сухопутной жемчужиной», подумал донельзя заинтересованный Эннеари. Иначе отчего бы заезжий мельник, и тот гордился его красотой – да настолько, что готов отложить собственные дела и сопроводить новоприбывших эльфов по улицам столицы?

– Вы ведь и не знаете, как надо ехать дальше, – непререкаемым тоном заявил папаша Госс. – А уж если вы в город прибыли через Посольские Ворота…

Надо же, подумал Эннеари, все одно к одному. Даже и ворота называются достодолжным образом. Будто весь мир сговорился со мной, и ворота тоже участвуют в сговоре – а я сам и знать ничего не знаю. Посольские Ворота… может, это предвестие удачи?

– … то и ехать вам надо через улицу Восьми Королей, и никак иначе. Она вас и к Рассветной Башне прямиком выведет – а кто если Рассветной Башни не видел, тот, почитай, в жизни и вовсе не видел ничего… да вам-то откуда знать! Вы ведь едва в город въехали. Кроме Зернового Рынка ничего и увидеть не успели.

– Ну, отчего же, – мечтательно протянул Лоайре. – Зерновой Рынок – это очень и очень даже… если знающим глазом посмотреть… да-а!

Эннеари так и обмер. Лоайре есть Лоайре – никогда не знаешь, чего от него ожидать. Хотя… если вдуматься, то от Лоайре, слегка (а может, и не слегка) помешанного на зодчестве во всех его проявлениях, как раз чего-то такого ожидать и следовало. И вообще, по здравом-то размышлении – ну чем Крытый Зерновой Рынок хуже овсяного супчика? Вовсе даже ничем.

Папаша Госс окинул Лоайре взглядом заинтересованным и уважительным. Вот чем Луговина и хороша, промелькнуло у Арьена в голове. Любой другой принялся бы вопить, что эльф, знающий толк в крытых рынках – это не иначе, как конец света. Эннеари и сам едва не поддался на миг этому заблуждению. А вот для уроженца Луговины подобные предрассудки ровным счетом ничего не значат. Разбирается – и хорошо. Значит, умница. Значит, парень дельный и… как там в Луговине говорить любят?.. ах да, основательный. А если он при этом еще и эльф, так оно ведь никому не мешает. Эльфам ведь тоже никем не запрещено быть основательными. Эннеари мысленно хмыкнул. Основательный эльф, скажите на милость. Особенно к Лоайре эти слова отнести можно… чуден, однако, этот мир! Каких только дивных дел в нем не насмотришься.

А папаша Госс тем временем уже зашагал по направлению к широкой просторной улице – Восьми Королей, надо полагать – даже не дав себе труда подхватить поводья коня Эннеари или как-либо еще, словом или делом, вынудить кавалькаду эльфов следовать за ним. Похоже, он и не думал, что им может прийти в голову что-либо иное, кроме как направиться за ним вослед. Эннеари, забавляясь в душе, тронул поводья, но нужды в том не было, ибо Черный Ветер уже следовал за энергичным мельником. Не иначе, ему тоже хотелось въехать в Найлисс по улице Восьми Королей.

А улица эта, нельзя же не сказать, название свое оправдывала полностью. Если бы нелегкая и впрямь занесла в Найлисс аж восемь королей одновременно и притом с подобающей их положению свитой, никому бы не пришлось потесниться. Просторная улица… по такой при малейшем признаке военной угрозы конная сотня к городской стене враз домчится. А вот вражеские конники, наоборот, на ней застрянут – по любой из боковых и примыкающих улиц выметнуться врагу наперерез проще простого. Хоть и широкая она, эта улица Восьми Королей, а ясно, что прокладывали ее во времена немирья. Вон как все с толком проделано!

Впрочем, ни о чем таком Эннеари сейчас не думал и вовсе. Да он бы и не сумел. С той минуты, как улица Восьми Королей открылась его взору, он и вообще не мог думать – и даже подумать о том, что можно думать, тоже.

Найлисс не только назывался, но и был истинной жемчужиной суши. Ни Лерметт, ни папаша Госс не преувеличивали нисколько – скорей уж недоговаривали. Эннеари и представить себе не мог, что город, рукотворное создание, может быть прекрасен, как лес… как рассвет… нет, как лунная ночь, сияющая росой… нет, все-таки как рассвет… или… нет, как он сам – как Найлисс! Эта красота хватала за сердце, словно крик о помощи, и радовала, словно долгожданное признание в любви. Она обрушилась на Эннеари, подобно водопаду, и он уже не мог различить в ее слиянности никаких отдельных деталей – как невозможно разобрать водопад на отдельные капли и сдернуть с него завесу радужного дыма. Нет, немного погодя Арьен, пожалуй, и сумел бы избрать взглядом из этой согласованной гармонии отдельные красоты… даже почти наверняка сумел – когда бы не Лоайре.

– С ума свернуть можно! – ошеломленно стонал Лоайре. – Я никогда… нет, ну кто бы мог подумать, что простой эркер может придать дому такую стройность! А эти горизонтальные перетяжки – Арьен, ты только посмотри! И вон тот балкончик… это ведь уму непостижимо, верно? Нет, ты гляди, гляди – чтобы арки могли иметь такую форму…

– Лоайре! – проникновенно молвил Эннеари. – Если ты и дальше будешь бормотать про пилястры, колонны, контрфорсы, эркеры или, упаси тебя Свет и Тьма, крестовые своды, я тебя удавлю. Вот этими руками.

– Нет, а почему… – завел было Лоайре и даже надул губы сковородником, собираясь обидеться, но не успел. – А это еще что такое? – удивленно перебил он сам себя.

Там, куда указывала взметнувшаяся рука Лоайре, на стене в маленькой нише, обведенной очень простой и необыкновенно изящной каменной рамкой, висело и вправду нечто очень странное – словно бы кто-то приколотил к стенке книгу за заднюю обложку.

– Объявления это, – пояснил, обернувшись к эльфам, папаша Госс. – Так здесь принято. Удобная придумка. Которого человека оно не касается, тот мимо пройдет, а которому нужно, тот листок оторвет и с собой возьмет.

– Даже и не взду… – возмущенно начал Арьен и, не договорив, махнул рукой: Лоайре, не слезая с седла, дотянулся и сорвал один из листков. Сзади кто-то фыркнул – не иначе, Лэккеан – а кто-то из девушек совершенно отчетливо хихикнул.

– Вот это да! – восторженно выдохнул Лоайре.

– Ну и что там такое? – сухо поинтересовался Эннеари, все еще недовольный его выходкой. Ну прямо как маленький, честное слово! Всюду свои руки любопытные тянет. Никакого удержу на него нет.

– А ты послушай, что тут написано. – заявил Лоайре. – «Арамейльский университет объявляет набор студентов на отделения общей и специальной медицины, правоведения и древней истории. Приезжим людям и эльфам предоставляется общежитие».

– Ну и что? – пожал плечами Арьен. – У нас в Долине, что ни год, такие объявления бывают. Нет, ну вот зачем ты его сорвал, если оно тебе совершенно не нужно?

– Это еще почему? – запротестовал Лоайре. – Может, я как раз в Арамейль поехать собирался?

– Никуда ты не собирался, – безмятежно возразил Эннеари.

– Это еще почему? – наседал Лоайре.

– Потому что зодчих в этом году не набирают, – отрезал Эннеари.

Следовавшие сразу за ними обоими Аркье, Лэккеан и Ниест оглушительно расхохотались. Вот и затевай с такими посольство!

– Послушай, – отсмеявшись, поинтересовался Аркье, – я вот сколько эти объявления у нас еще читал, все никак уразуметь не мог – почему общежитие только для людей и эльфов? Разве гномы из других мест не могут учиться в Арамейле? Так почему же приезжим гномам такая немилость?

– Потому что приезжих гномов не бывает, – пояснил Лоайре – все еще слегка уязвленный недавней подначкой, но донельзя довольный тем, что может проявить свои познания.

– Да? – заинтересовался Аркье. – А кто у них тогда бывает?

– Родственники, – изрек Лоайре с таким видом, словно бы это и впрямь все объясняло.

Аркье, невзирая на свою пресловутую воспитанность, все же слегка вытаращил глаза.

– Ну, как бы тебе сказать… – пустился в объяснения Лоайре. – Вот если ты, к примеру, гном…

Судя по выражению лица Аркье, представить себя гномом ему было очень и очень затруднительно.

– И приехал ты… ну, хотя бы в тот же Арамейль. Быть такого не может, чтобы там не оказалось так уж и совсем никого из твоего клана.