– Мутация затрагивает костную ткань, пантеренок.

– Что? – удивленно переспросила я.

Кирата медленно подняла руку к ткани, закрывающей ее голову и лицо, затем осторожно, словно осужденный на казнь, начала разматывать. Слой за слоем… А затем медленно стянула экесе с головы…

Не знаю, как я удержала крик!

У нее не было волос. Голый, покрытый черной чешуей череп! И у нее не было лица! Всего человеческого – одни глаза и переносица… Только переносица, а дальше сеточка. Не наносное, нет, дышащая органика, подрагивающая, когда Кирата выдыхала. И рот, который ртом никто бы не назвал – пасть. С наростами как у насекомых, с черными жвалами. И тень! Тень, которая ехидно скалилась мне, демонстрируя себя! Потому что это была не бабушка, в чье тело вселилась тень, это была ТЕНЬ, которая перестроила тело бабушки под себя и милостиво позволяла Кирате существовать.

Я зажмурилась. По щекам потекли слезы. В горле ком, и рвется судорожный всхлип. Как же так?! Как же так можно?! Как?

– Это мутация, Киран, – тихо сказала бабушка. – Это то, кем станешь ты, если останешься на Иристане.

Протянув руку, коснулась ладони Кираты, сжала, стараясь прекратить истерику. Стараясь взять себя в руки, стараясь понять. Распахнула глаза, повернулась и взглянула на Эрана. Воин встретил мой взгляд спокойно. Он знал. Уже знал.

– И когда ты выяснил? – тихо спросила я.

– Вчера, – прозвучал ответ. – В подземельях хассара Айгора были установлены камеры слежения, я видел, что с тобой произошло после… нашего поцелуя.

Воин сглотнул. Глаза сузились, зубы сжались. Он был в ярости, но не я.

– Мы уже целовались, – напомнила срывающимся голосом. – В ночь, когда я тебя застукала в рейде по домам терпимости.

Бабушкина рука, которую я продолжала удерживать, дрогнула. Наверное, бабуля удивилась, и сильно, но сейчас меня интересовал Эран.

– Что произошло после? – мгновенно задал вопрос воин, чуть подавшись вперед.

Я вспомнила наш с Деймом бег на пределе возможностей и честно ответила:

– Мы бежали из города.

– Пешком? – уточнил тар-эн.

– Бегом, – улыбнулась я. – К утру просто падала.

Эран скрипнул зубами, но кивнул и задал следующий вопрос:

– А после поцелуя на мосту?

Бег за левым, смерть Наски… Как же мне было жаль его.

– Меня схватили в переулке, – прошептала я. – И усыпили.

Воин вновь кивнул, его глаза задумчиво прищурились.

Бабушка осторожно отняла ладонь и торопливо закрыла лицо и голову, вновь намотав ткань. А я смотрела на нее и с трудом сдерживала… ярость. Бабушка ведь была молодой и красивой женщиной, родившей от любимого мужчины и потерявшей все в момент родов. Потому что в нее вселилась тень! И в то же время я преотлично помнила, как выглядела эйтна-хассаш, когда стянула с себя ткань, и вполне даже симпатичная была женщина. Сволочь, но симпатичная, а тут целый монстр. Почему? В чем причина?

– Бабушка Кирата…

– Ты знаешь мое имя? – искренне удивилась эйтна.

– Слышала, как тебя назвала главнючка. – Бабушка удивленно распахнула глаза, и я пояснила: – Эйтна-хассаш.

– И запомнила? – В голосе Кираты слышалась улыбка, теплая улыбка.

А ведь у меня тоже могла быть бабушка, как у Мики. Бабушка, которая бы любила и баловала, и пекла плюшки с ягодами, и рассказывала бы сказки, когда мама улетала на испытания, а мне приходилось спать в квартире одной. Совсем одной.

– У меня хорошая память, я же кадет, – подтвердила, стараясь не думать о том, что могло бы быть. Не думать. – Так вот, бабушка Кирата, я же видела эйтну-хассаш без платка, и там такого не было.

Тяжелый вздох, и, сев чуть иначе, так что вообще на самом краю стула была, Кирата начала рассказывать:

– Видишь ли, пантеренок, существует генетическая память, позволяющая виду выжить в определенных условиях. И ДНК хранит ее, чтобы в случае определенных условий…

– Как альбиносы, – догадалась я.

Бабушка кивнула. И продолжила:

– Так случилось, что несколько родов на Иристане хранят в своем генетическом коде больше вариаций изменения, и потому наши ткани способны ускоренно мутировать. Таких родов немного, Киран.

Она запнулась и минуты две сидела молча, опустив голову и глядя в пол, а затем:

– Я из рода Аэрд, – прошептала едва слышно. – Мы традиционно становились эйтнами. Моя мать, бабушка, прабабушка… все. А еще… – теперь приходилось прислушиваться, чтобы расслышать, настолько тихим стал голос, – мы способны влиять на пол дитя, которого зачинаем.

Взглянула на Эрана, тар-эн тоже слушал с явным интересом, и я понимала, что эта история для него в новинку. Бабушка же продолжала:

– Для того чтобы запустить процесс мутации, эйтна проходит три болевых шока. Первый – при рождении, ведь процесс родов – это боль не только для матери, но и для дитя. Второй болевой шок идет под жестким контролем эйтн, в главном храме. А третий, – она судорожно всхлипнула, – при родах. И мы поднимаемся с алтаря другими, Кира, теми, кто уже не женщина и не человек.

Бабушка говорила, а я… я видела тень. Тень, которая скалилась мне, не явно, нет, но я почему-то чувствовала. Отчетливо. Как ночью. Это была не та тень, что пришла за мной, но ее я тоже ощущала, вплоть до эмоций этого существа. Наверное, именно поэтому мне было не страшно, не грустно – я просто злилась! Действительно злилась.

Потому что в свете присутствующей и ощущаемой мною тени все это представлялось иначе.

Тень выбирает ребенка заранее! Видимо, да, ориентируется на определенный набор генов, так что работать начинает с подходящим материалом. А почему нет? Тени здесь везде, у воинов одни, подчиненные, у эйтн другие – подчиняющие. Что любопытно – воины не терпят подземелий, Накар говорил, а вот эйтны живут именно под землей.

Совпадение? Может, да, а может, и… Думать нужно.

А пока продолжаем о тени и эйтнах. Процесс родов – что меняется? Ребенок проходит сквозь родовые пути, от чего смещаются даже черепные кости. То есть изменения, так? И что, если тень вторгается в этот момент и провоцирует мутацию? Тени, они же через все проходят. Так что вполне возможно.

Дальше. Ребенок растет и развивается… Как эйтна. Причем тень девочка не видит. Потом вторая мутация, сумасшедшая, раздирающая, сжигающая боль. Сейчас, вспоминая, что творилось со мной, я понимала, что ни на одном симуляторе боя такое не испытывала, хотя раза четыре сгорала заживо во время тренировочных боев. Было больно, да, но не так, как после моего первого и единственного раза с мужчиной. И вот после второго болевого шока я стала видеть… тени. Или нет? Тогда, с Нрого, я же заметила что-то странное, неясное и размытое. А вот отчетливо видеть я начала после и…

Но ведь больно мне было и раньше! Но ничего видеть не начинала, значит…

Тень.

Почувствовала сразу. Как вплывает через дверь, как останавливается там, на пороге, как смотрит на меня. Жадно. Нетерпеливо. Выжидающе. И, наплевав на присутствие бабушки и Эрана, я, не оборачиваясь, вытянула руку и показала тени жест. Неприличный. Крайне. У нас в университете за такое пять нарядов с ходу давали.

И почти мгновенно получила эмоции тени в ответ – злость, даже бешенство. Кто его знает, почему я улыбнулась. Приятно просто было досадить ему. Очень даже.

– Киран, – возмущенно выдохнула бабушка.

– Кто там? – сразу все понял Эран.

Я жест демонстрировать перестала, тар-эну одними губами прошептала: «Потом», – и вновь обратила все свое внимание на бабушку:

– А почему вы вообще рожаете, если в курсе, что с вами станет?

Прозвучало грубо, и мне даже перед Киратой стыдно стало, но бесила тень, которая продолжала стоять на входе. Бабушка поправила повязки и… не смогла ответить. Она попыталась, но не произнесла ни звука, словно кто-то перекрыл ей дыхание. Тень. Бабушкина, которая сейчас больше не скалилась и только зло смотрела на меня.

– А я и так поняла, – нагло ответила потусторонней сущности, – они рожают, потому что вы контроль захватываете!

Эран странно смотрел на меня, но не вмешивался, и мне очень понравилось, что он дает мне возможность разобраться в ситуации, а не заявляет что-то вроде «молчи, женщина» или «не лезь в это дело». Папочка бы заявил, сто процентов.

И тут в светлом, наполненном солнечными лучами и бликами хрусталя помещении прозвучал нечеловеческий, хриплый, доносящийся изо рта эйтны потусторонний злой голос:

– Управляем.

Эран плавно поднялся, обошел стол, взял меня за руку и вернулся на свое место, усадив к себе на колени. На мой недоуменный взгляд ответил:

– Мне так спокойнее.

Лица бабушки Кираты мы, конечно, не видели, как и морды управляющей ею тени, но во вновь зазвучавшем голосе отчетливо послышалась насмешка:

– Единственная.

Тар-эн не произнес ни слова, я же упрямо вставила:

– Контроль захватываете.

Тень зашипела и прохрипела:

– Управляем.

А меня понесло:

– Контроль захватываете. В три этапа. И это никакая не мутация, это вы – тени!

Шипение. Странное шипение, в котором едва ли улавливались звуки. А затем эйтна вскочила и стремительно покинула помещение, причем вторая, жаждущая моего тела тень умчалась вслед за ней. Я молча ручкой вслед помахала, хотя… впору заплакать было.

И вдруг Эран произнес:

– Я знаю этот язык.

Удивленно повернулась к воину и увидела выражение крайней задумчивости на его лице. Встретилась взглядом с синими глазами и прямо спросила:

– Это язык?

– Да, ругательства на древнетшейском, – последовал спокойный ответ.

Я призадумалась, а потом шепотом спросила:

– Эран, а у тебя есть тень?

И увидела совершенно невероятную улыбку на его смуглом лице. Но еще более невероятно прозвучал ответ:

– Нет, Кира, я Аэ, у правящего клана нет теней.

– А что есть? – тут же поинтересовалась я.

Тар-эн медленно протянул руку, повернул ладонью вверх – над кожей вдруг засияло пространство, затем появилась пирамидка, маленькая, сверкающая, как в голограмме, и эта пирамидка вдруг открылась, демонстрируя стоящего в ней мужчину, а после… символы параметров, столбцы показаний, датчики, маячки… и…

– У меня нет тени, Кира, – тихо произнес Эран, – у меня инопланетный для Иристана геном и технологии.

Удивленно смотрю в его синие глаза и вздрагиваю, когда тар-эн произносит:

– По сути, я пришелец, как и весь клан Аэ.

Продолжаю потрясенно смотреть на Эрана. Воин улыбнулся и пояснил:

– Правящий клан – выжившие поселенцы Иристана. Тени – не выжившие. То, что тар-эны подселяют в свое сознание, это отражение тех возможностей, что есть у воинов клана Аэ.

Хорошо, что я сидела на коленях у Эрана, иначе свалилась бы от удивления. А мой синеглазый воин продолжил:

– Ты странно реагировала на речь эйтны МакЭдл. Видела что-то недоступное мне?

– Тень, – задумчиво ответила я и, протянув руку, коснулась человечка, сверкающего над ладонью воина.

Человечек мгновенно трансформировался в цветочек, я улыбнулась и отдернула руку, затем в драгоценный камень, удивленно смотрю, после в сейр. Я потянулась, коснулась и ощутила поверхность пластика.

– Забирай, – предложил Эран.

Осторожно взяла – едва вытащила из сияния, маленькая голограмма трансформировалась в сейр. Мой. Который в комнате наверху остался.

– А все остальное не понравилось? – провокационно поинтересовался воин.

Искоса взглянув на него, я спросила:

– А почему ты утром такой был?

И что мне крайне понравилось – Эран не стал лгать, ответил прямо:

– Злился. Не видел выхода.

– Вот как? – Я отложила сейр, обняла воина за шею и спросила: – А сейчас?

И он снова не стал лгать, сказал прямо:

– После поцелуя возле квартала развлечений ты бежала, то есть нагрузка, движение и никаких последствий. Это наталкивает на размышления. Как и твой возглас теням: «Это не мутация, это все вы!» Улавливаешь мою мысль?

Не совсем, но, не желая в этом признаваться, я свернула разговор на тему Кираты:

– А почему не видел выхода? И что тебе сказала бабушка?

Повелитель Иристана скрипнул зубами. Явственно.

И все равно был честен:

– Рассказала историю своей жизни. О том, как ее воин пытался противостоять мутации. И о том, что если ты останешься на Иристане, мутация завершится в кратчайшие сроки и ты станешь эйтной. Без вариантов. Без надежды на какое-либо иное развитие событий. И даже, вероятно, до родов, так как третий этап мутации практически завершен и твоя тень уже отделилась от потока. То есть достаточно малейшего повреждения, боли или… нашего поцелуя, и твои глаза станут черными.

Он говорил кратко. Сухо. Сдержанно. Зло. И в то же время во взгляде Эрана было что-то такое, чего вот не было, когда я вошла сюда. Мысль, идея, уверенность. Я не стала ни о чем спрашивать, просто повторила про себя сказанное им: «После поцелуя возле квартала развлечений ты бежала, то есть нагрузка, движение и никаких последствий. Это наталкивает на размышления. Как и твой возглас теням: «Это не мутация, это все вы!» Улавливаешь мою мысль?» Все равно не улавливала. Но постаралась понять, хотя бы систематизировать:

– Ты с другой планеты, так? – начала издалека, ага.

Эран улыбнулся, отрицательно покачал головой.

– Твой род с другой планеты?

Теперь мне кивнули.

– А как вы вообще здесь очутились? – Ну не могла же я не спросить, даже если и была в курсе причин освоения космоса.

– Бегство, – ответил Эран.

А я не сдержалась и прошептала, восторженно глядя на него:

– Знаешь, когда я попала на Иристан, у меня было ощущение, что все вокруг лгут. И твоя честность меня восхищает, вот правда.

Повелитель Иристана нежно провел пальцами по щеке и сказал:

– Один раз почти солгал.

– Про последнего воина с конца? – догадалась я.

Улыбнулся.

Значит, да. С другой стороны, улыбнулся, а не ответил, значит – ну замалчивание фактов, это ведь не ложь, так?

– Эран, ты коварный! – возмутилась я.

Улыбка стала грустной.

И я прямо спросила:

– О чем ты не хочешь мне говорить, Эран?

Молчит.

Неужели мама была права? Вот если честно, даже верить не хочется. А еще… еще вот пару несостыковочек обсудить более чем хотелось. Например, одну очень любопытную:

– Эран, а где те женщины, что тут вчера были?

Ухмылка и спокойно-коварное:

– Во дворце повелителя Иристана.

Если сказал, значит, правда. Вот только что-то я никого здесь не заметила, а потому елейным голоском поинтересовалась:

– А вот это здание, где мы сейчас, это что?

Не захотел отвечать. Но и взгляда не отвел.

– Так, – прошипела я, – что-то мне подсказывает, что вот это здание, это не дворец повелителя, так?

Неопределенный кивок. Вот… навигатор бракованный! Сложив руки на груди, хмуро смотрю на воина, судорожно подбирая следующий вопрос. Подобрала.

– Эран, мы у кого-то в гостях?

Улыбнулся, отрицательно покачал головой.

– Это твой дом! – догадалась я.

Кивнул, глаза искрятся смехом.

– А дворец?!

Взглядом указал на окно. Я спрыгнула с его колен, пробежалась до окна, отдернула белые занавеси и задохнулась от восхищения. Там был дворец! Огромный! Сверкающий золотом! Невероятный! Высокий!

Ну, собственно, макушку его я и рассмотрела, потому что потом шла огораживающая сад и этот дом стена, высоченная, метров пятнадцать высотой, наверху какое-то энергетическое поле, и то я его заметила, потому что какая-то птичка попыталась вылететь, а ее обратно отшвырнуло. А я сразу слова тар-эна вспомнила: «Можешь поразвлечься попыткой очередного побега». Попыткой, значит! И почему я вчера стену не увидела? А ответ прост – пить меньше надо! Бракованный навигатор, не заметить такое! Больше ни капли, никогда, вообще!

– Эран, – резко развернулась к воину, – это вообще как понимать?

Тишина. Молча смотрит на стол и постукивает пальцем по поверхности.

Хотелось, конечно, в грубых выражениях поинтересоваться, какого нестабильного атома, но, учитывая, что кое-кто успешно играет в молчанку, прямой вопрос мне ничего не даст. И вот тогда я спросила иначе:

– Ты меня у отца просто взял или с какой-то дурацкой идиото-иристанской традицией?

Хмуро взглянул. Ну конечно, как же, как же, Иристан оскорблять нельзя, это я помню. И все же ответ прозвучал:

– Я забрал тебя по праву сильнейшего, Кира. Фактически бросил вызов. И так как его никто не принял, ты… моя.

Что?! Подойдя ближе, я наклонилась к Эрану, уперевшись руками в стол, и глухо, потому как голос внезапно отказал мне и вообще сел, переспросила:

– В каком смысле «моя»?!

Отвел взгляд и промолчал. То есть вообще! Внаглую! Точнее, в решимо-упрямую наглую, но сути не меняет, промолчал.

Медленно опустившись на стул, я глубоко вдохнула, задержала дыхание, посидела так немного, выдохнула и, стараясь говорить спокойно, спросила:

– А если опираться на традиции Иристана, я тебе сейчас кто?

Эран хмуро глянул на меня, но ответ дал:

– Наложница.

Отставим панику, у меня просто шок. И вообще я вот сейчас не поняла – получается, что Эран забрал меня, как в свое время папандр уволок мою маму? Только там вызов приняли Киран и Киара, а тут даже в битву никто не полез, так получается?

– Эран! – Я не кричала, это был потрясенный шепот.

– Ты спросила о традициях, – достаточно жестко ответил тар-эн. – Я честно обозначил твой статус в соответствии с традициями. По законам Иристана и в силу действия права сильнейшего на данный момент ты моя наложница. Но это с точки зрения традиций. Что касается меня – для меня ты была, есть и будешь единственной. Моим подарком богов. Моим сердцем. Той, за кого я не задумываясь отдам жизнь. И тебе достаточно принять дар моей жизни, чтобы для Иристана твой статус изменился. А для меня он был, есть и остается неизменным. Ты моя.

Я опустила голову, разглядывая поверхность стола несколько секунд. И я бы ответила, вот прямо сейчас ответила, но меня как-то очень напрягали слова мамочки: «Пантеренок, ну как же ты не понимаешь – это для них Иристан другой, а для тебя он всегда будет дерьмовый, Киреныш». И проблема в том, что я была уверена – мамуля мне не врет, но конкретно недоговаривает. Вот и Эран поступал так же – не врал, но недоговаривал.

И потому я спросила:

– А если я приму дар твоей жизни, для меня что-то изменится? Я имею в виду стену вокруг этого дома.

И тихое, до безумия честное:

– Нет.

Что-то сжимается в груди и болит. Сильно болит. Но я все равно тихо уточняю:

– Я смогу гулять по городу одна?

– Нет.

Больно.

– Вернуться на Гаэру? – Сердце болезненно сжимается.

– Нет.

Молча киваю, а кричать хочется. И ведь вчера, буквально вчера он другое сказал: «Киран, если ты чувствуешь ко мне только желание и ничего больше, я не буду тебя удерживать». А сейчас что получается? И не скрывая обиды, да и злости, я выпалила:

– Ты сказал, что не будешь меня удерживать!

Ответ… он прозвучал:

– Ты сказала, что испытываешь ко мне не только желание. И не солгала.

Удар на поражение!

Я встала и ушла. Вот просто ушла. Икас помчался за мной, две черные хейры, ожидавшие под дверью, отступили, а едва я начала подниматься по лестнице, последовали за нами. Воины у дверей старались на меня не смотреть, и только шерстюсик, забегая на пару ступенек вверх, встревоженно вглядывался в мое лицо, поскуливал, словно спрашивая, что случилось… А я обходила его и поднималась выше…

И других женщин здесь не имелось, только эти с темно-синей кожей, которые занимались исключительно уборкой. У меня было ощущение загнанности в ловушку. И чувство, что меня обманули. Просто обманули.

Поднявшись наверх, я не пошла в спальню – свернула в одну из комнат, закрыла двери, прошла в угол и села на пол, между креслом и стеной. Какое-то подсознательное желание спрятаться, затаиться, оглядеться…

И, устроившись так, чтобы вошедший в комнату меня не увидел, я вбила параметры связи с мамой. Она ответила сразу, и экран отразил мамочку, забравшуюся в кресло с ногами и обнимающую ладонями большую чашку с чаем. И мама ничего не спрашивала и даже не бросалась фразами типа: «Я права», просто улыбнулась и сказала:

– Чего ты ревешь, пантеренок?

Надо же, я и не заметила, что все лицо уже мокрое от слез.

Мама сделала глоток, улыбнулась и весело произнесла:

– Ну чего ты испугалась, Кирюсик? Это не Агарн, и нужна ты повелителю Аэ исключительно как любимая женщина.

– Я – наложница. – Судорожное рыдание с трудом удалось подавить.

– Ох, девочка моя, – мама отставила чашку, подалась чуть вперед, – разве с наложницами так ведут себя, Кира? Нет, пантеренок, ты для него единственная, и относятся к тебе как к единственной.