Действительно заблудилась!

Развернулась назад, но там вместо лестницы виднелась глухая стена! Ее не должно было там быть, но… Испуганно прижимая руки к груди, я прошла по узкой комнате, открыла дверь и едва не закричала, обнаружив за дверью обрыв! Отступила обратно, пока спиной не уперлась в еще одну дверь, обернулась и поняла, что я уже не в комнате, а в коридоре! Огромном, длинном, с высокими сводчатыми потолками, мрачном и едва освещенном факелами коридоре!

Хотелось закричать от страха, хотелось броситься бежать в надежде встретить хоть кого-то, но это было бы слишком неразумно: а вдруг за очередной дверью снова будет пропасть?! А здесь факелы, значит, военные ходят, как минимум постовые. И я осторожно прошла к стене, села, обняла руками колени и решила дождаться хоть кого-то. Ждать пришлось долго, я продрогла на холодном полу, но идти куда-либо все равно было бы глупо.

Непонятно как, но я уснула. Сначала старалась сопротивляться, часто моргала, всматриваясь в тусклые пространства коридора, а после сон сморил окончательно.

И мне приснился дом, наш загородный, огромный и несуразный, построенный еще пять веков назад и неизменно достраиваемый нашими предками. Мне снилось, что я бегаю по нему в поисках бездомной собачки, подобранной мной в деревне и укрываемой от всех домашних, потому что я точно знала – выгонят. Мне снилось, что я заблудилась, плакала и заснула в левом крыле, обветшалом и заброшенном, а потом меня нашел папа. Укоризненно произнес «Ариэлла», поднял на руки и понес в детскую, к сестрам. И я обняла его за шею, правда почему-то неудобно было, во сне у него шея какая-то высокая оказалась и жесткая, но я все равно прижалась крепко-крепко и попросила:

– Папочка, не выгоняй Бусика.

– Бусика?! – и голос у папы был непривычным, низким, хриплым и странным.

– Он хороший, – прошептала я, уткнувшись носом в его плечо. – А на улице холодно и дождь, и Бусик там будет совсем один, а от одиночества умирают.

– Глубокомысленное замечание. – Папа говорил странно.

Чудной сон, очень. Но мерное покачивание уверенных шагов убаюкивало, а вскоре меня положили на постель в детской, и папа привычно снял с меня очередное испачканное платье, а потом укрыл и осторожно погладил по щеке.

– Я тебя очень-очень люблю, – прошептала я.

Папина ладонь, сильная и чуть шершавая, замерла. А мне уже снились морские просторы и Локар, играющий с моими волосами.

* * *

В эту ночь окно было закрыто, поэтому горн меня не будил – я проснулась сама, с ужасом вспомнив вечер, странные смещения комнат и то, что я должна находиться в коридоре, тускло освещенном факелами. Резко сев на постели, увидела собственное платье, заботливо наброшенное на спинку стула, и широкий атласный пояс, уложенный поверх него. Под стулом аккуратно разместились туфельки, на столике горкой лежали все мои разбросанные накануне заколочки. А рядом, на подушке, я обнаружила сложенный вдвое листок бумаги и, дрожащими пальцами развернув его, прочла: «Леди Ариэлла, пожалуйста, с наступлением ночи не перемещайтесь по замку без сопровождения, это может быть опасным».

И я вспомнила странный сон! И стало более чем очевидно, кого я в состоянии полусна называла папой! И кто меня раздел!

С глухим стоном вновь упав на подушки, я закрыла лицо руками, и мне очень хотелось умереть от стыда! И больше никогда не видеть герцога! И, о Пресвятой, как же стыдно!

Стук в двери, затем женский голос:

– Леди Уоторби, лорд оттон Грэйд ожидает вас к завтраку.

У меня просто не было сил ответить. Но дверь открылась, судя по шелесту ткани, женщина миновала гостиную, подошла к двери в спальню, осторожно приоткрыла, и я услышала ее встревоженное:

– Леди Уоторби, вам плохо?

Мне было очень плохо, мне еще так плохо никогда не было.

– Леди, – женщина торопливо подошла, осторожно прикоснулась ко лбу, – нет, жара нет, или вас знобить начало?

– Нет, – простонала я, все так же закрывая лицо ладонями.

– Леди Уоторби, мне стоит позвать врача? – Я молчала. – Я… я сейчас позову герцога…

– Нет!!! – От моего крика я и сама вздрогнула.

Но тут же убрала ладони, постаралась взять себя в руки и, выдавив жалкую улыбку, произнесла:

– Доброе утро.

Женщина, едва ли сорока с небольшим лет, улыбнулась в ответ, присела в реверансе и представилась:

– Госпожа Оливия Камиера, указом герцога Грэйда ваша личная камеристка с сегодняшнего дня.

– Леди Ариэлла Уоторби, – в свою очередь представилась я.

Госпожа Камиера улыбнулась. Да, глупо представляться, учитывая, что дама уже несколько раз назвала меня, но вежливость и воспитание… О Пресвятой, я не хочу выходить из комнаты!

– Его светлость просил вас поторопиться, – произнесла камеристка.

Я же только сейчас поняла, что женщина назвала себя камеристкой. Значит, это не гувернантка, и не компаньонка, и уж совсем не дуэнья, это прислуга! То есть личность, чьи слова не примет в расчет ни один представитель знати, следовательно, я все еще сплю под одной крышей с мужчиной, оставаясь совершенно без приличествующей моему происхождению защиты. С некоторым сомнением оглядела платье плотной коричневой ткани, белоснежные манжеты, оттеняющие смуглую кожу, аристократичную посадку головы, идеальную осанку, тонкие длинные пальцы изящных рук… Камеристка!

– Мм-м, – поднялась с постели, но почти сразу вновь села на край и осторожно осведомилась: – Госпожа Камиера, могу я узнать о причинах, побудивших вас… согласиться на данную должность?! И… уверены ли вы, что именно должность камеристки…

– Леди Уоторби, – перебила меня женщина, – вы должны обращаться ко мне по имени. Что касается должности, именно она прописана в договоре о найме, подписанном мной сегодня.

Значит, существует даже договор о найме камеристки. Что примечательно – для личных горничных договоры обычно не составляются, мы проходили домоводство, и я это точно знала. Что еще примечательнее – эта дама могла быть кем угодно, но только не служанкой, пусть даже и личной.

– Что вас расстроило? – вежливо спросила госпожа… нет, вернее будет – просто Оливия.

Отрицательно качнула головой, встала, подошла к окну и вгляделась в синие просторы бесконечного моря.

– Я подберу для вас платье, – произнесла Оливия.

Даже не оглянулась, продолжая смотреть куда-то туда, за облака, куда умчался подаренный мне огненный феникс… куда хотелось улететь и мне.

– Белое утреннее платье, – прозвучал голос Оливии из гардеробной, – вы будете в нем очаровательны. И да, герцог просил сообщить, что после полудня вас посетит портниха, вам потребуется новый гардероб, соответствующий вашему статусу и… возрасту.

Среди моих платьев белых утренних было всего два, но помимо них имелось еще четыре сшитых в лицее для воскресных походов в храм. Четыре практически монашеских одеяния! Они даже являлись длинными…

– Оливия, – окликнула я камеристку, – вы не могли бы принести мне стакан воды?

– Простите? – Она вышла из дверей, держа белоснежное украшенное вельскими кружевами платье.

– Воды, – повторила я. – Пожалуйста.

К ее возвращению с никому не нужным стаканом, я уже доплетала тугую косу. Белое строгое платье с длинными рукавами и завышенной талией, серая строгая пелерина с воротничком-стоечкой, серые матерчатые туфельки – матушка Иоланта была бы в восторге от моего образа благочестивой послушницы.

– Но… – начала Оливия, и ее черные глаза заметно округлились.

– Я готова, – сообщила самым вежливым тоном и закрепила конец косы. – Идемте.

– Но, леди Уоторби…

– Вы ведь камеристка, да? – невинно осведомилась я.

Оливия шла впереди – напряженная спина, каменное выражение лица, с трудом сдерживаемая злость. А я все пыталась угадать, кем же на самом деле являлась эта женщина. Быть горничной ей явно ранее не доводилось, в этом нет даже сомнений, а вот аристократические черты лица, жесты, свидетельствующие о достойном воспитании… Странно.

Не менее странным мне показался и наш путь – мы шли наверх. Выше, выше и выше, три лестничных пролета прежде, чем вышли… в саду на крыше. И я остановилась на пороге, с нарастающим удивлением разглядывая цветочные клумбы, великолепнейшие южные орхидеи, обвивающие карликовые деревья, и стол в дальнем конце этого роскошнейшего из садиков, у стены из горного хрусталя. И вот за этой полупрозрачной стеной открывался вид на материк! На горы и холмы, покрытые тропическими лесами, на реки, сверкающими змеями пересекающие пространство, на города и деревеньки, кажущиеся отсюда лишь скоплением крохотных цветных пятен, на…

Высокая фигура поднявшегося герцога отвлекла мое внимание лишь на мгновение, и я хотела было уже подбежать к хрустальной преграде в стремлении рассмотреть пейзаж, как услышала:

– Доброе утро, Ариэлла.

И мои щеки медленно залились краской. Мне было стыдно за прошлую ночь настолько, что я не сразу обратила внимание на его обращение ко мне.

– Доброе утро, – смущение и стыд медленно отступали, – лорд оттон Грэйд.

Я посмотрела на стол, не оставив без внимания тот факт, что накрыт он был всего на две персоны. Взгляд герцога оказался направлен на кого-то за мной, и, обернувшись, я увидела виноватое лицо Оливии. В следующее мгновение камеристка, поклонившись, нас покинула. Мне же протянули руку со словами:

– Прошу вас.

Даже если опустить тот факт, что я была очень голодна, уйти не решилась бы по очень простой причине – ходить по этому замку в одиночестве я уже боялась.

– Смелее, – приободрил меня оттон Грэйд.

Молча прошла по дорожке, приблизившись, поприветствовала лорда реверансом и направилась к столу. Едва присела, герцог пододвинул мой стул, а в следующее мгновение…

– Всегда ненавидел две вещи – вздорных капризных детей и набожных монашек, – зло произнес он и ловко расстегнул все три пуговки пелерины.

Сдернул серую ткань с моих плеч, смял и выбросил через стену.

– Так гораздо лучше, – с этим словами герцог расположился напротив меня и добавил: – Приятного аппетита.

И принялся за завтрак, даже не глядя в мою сторону. Не пытаясь заговорить, не делая никаких попыток извиниться за свой в высшей степени безнравственный и вопиющий поступок. Он просто ел.

– Ариэлла, – усталый голос и злой взгляд на меня, – искренне сомневаюсь, что вы сейчас менее голодны, нежели ночью. Ведь вы не из праздного любопытства отправились покорять мою крепость?!

Щеки опалило огнем.

– Как мило – юная смущенная монашка, – съязвил оттон Грэйд.

Взяв салфетку, разложила ее на коленях, затем разгладила, затем… увидела кулон, внезапно оказавшийся на моей шее! Капелька бриллианта на длинной цепочке.

– Ваш второй свадебный дар, – невозмутимо сообщил герцог.

У меня задрожали руки и даже подбородок, и пришлось опустить голову, чтобы только лорд не заметил. Заметил.

– Ариэлла, – он с заметным удовольствием произносил мое имя, видимо, наслаждаясь даже малейшим нарушением этикета, – что вас не устраивает в получении второго свадебного дара? Не любите бриллианты?

Мне хотелось бы промолчать, но:

– Вы же… вы же собирались вернуть меня ро… вы…

Герцог перебил меня удивленным:

– Правда? Когда это я был столь… неосторожен в высказываниях?

Я опустила голову еще ниже. Некоторое время слышался лишь свист ветра да отдаленные пушечные выстрелы, затем я услышала тихие слова лорда Грэйда:

– Не могу сказать, что я хороший человек, скорее наоборот, но вот подонком никогда не был. Завтрак, леди, мы не при дворе, чтобы уделять столь незначительной трапезе несколько часов.

Молча положила себе овсянки, также молча начала есть. Рядом со мной, к моему удивлению, находилось блюдо с теми самыми морскими гадами, которых я вчера отказалась пробовать из рук герцога. Но сейчас приобщаться к деликатесам приморской кухни не хотелось совершенно. Я все так же молча пыталась есть кашу, даже не ощущая ее вкуса.

– Кстати, что стало с Бусиком? – вопрос прозвучал неожиданно.

– Умер, – тихо ответила я.

– Сочувствую, – судя по тону, ни капли сочувствия оттон Грэйд не испытывал. – От одиночества?

О Пресвятой, сколько же всего я успела вчера наговорить?!

– От старости, – сухо ответила я. – В прошлом году.

– Мм-м, речь ведь о собаке, как я понимаю? – никак не унимался лорд оттон Грэйд.

– Да. – Я смотрела исключительно в свою тарелку.

– Мм-м, и какой породы был пес?

Как же мне хотелось бы отправить остатки каши в последнего представителя древней военной династии!

– Бусик был дворнягой. – Я не узнавала свой словно лишенный эмоций голос. – Он был маленьким лохматым рыжим псом.

– Полагаю, подарок одной из ваших многочисленных тетушек? – иронично осведомился герцог.

Говорить не хотелось совершенно. Но и промолчать не представлялось возможным.

– Мне было пять, когда я увидела его на деревенской помойке. Предвосхищая ваш очередной ехидный вопрос по поводу помойки – я помогала подруге выносить мусор. Там был Бусик, отощавший и больной. Я его забрала. У него не было левого уха, но было очень доброе сердце. Когда я уехала в лицей Девы Эсмеры, Бусик тосковал, а потом убежал из дома. Он отыскал меня через несколько недель, вбежал сквозь приоткрытые для почтальона ворота, бросился в учебный корпус и нашел меня… Матушка-настоятельница была столь добра, что оставила Бусика при лицее. Его все очень любили… Когда Бусик умер, мы похоронили его в монастырском саду… На его могилке в память о нем мы посадили ромашки. Они такие же яркие, добрые и удивительно солнечные цветы, каким был он. – Я вскинула голову, посмотрела на оторопевшего герцога и вежливо-холодным тоном осведомилась: – Что-то еще?

Мне казалось, после такого оттон Грэйд как минимум повременит с вопросами, но я ошиблась.

– Да, меня все же заинтересовала история с помойкой. Просветите меня, будьте столь любезны.

Я отвернулась, сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и промолчала.

– Очень по-взрослому, – насмешливо поддел герцог, а затем жестко добавил: – В любом случае к концу недели я буду знать о вас все, Ариэлла.

Соизволила вопросительно посмотреть на него, оттон Грэйд пояснил:

– Абсолютно все, уделив внимание в первую очередь личному делу и характеристике, составленной на вас в лицее Девы Эсмеры. Уже сейчас опрашиваются ваши соседи, родственники, друзья, если таковые имелись, а что-то мне подсказывает, что друзей у вас немало.

Я побледнела.

– Мм-м, все любопытнее и любопытнее, – протянул герцог. – Полагаю, вы преподнесете мне еще немало сюрпризов, не так ли, Ариэлла?

Мне казалось, что земля стремительно уходит из-под ног.

– Если не сложно, передайте мне графин, – с вежливой улыбкой произнес лорд Грэйд.

Чувствуя себя оглушенной, растерянной и просто растоптанной, я протянула руку к серебряному кувшину и услышала спокойное:

– Хэгра, рейш.

Одернула руку прежде, чем поняла, что он сказал. «Хэгра, рейш» – в переводе с ассара «осторожно, горячее». Я так и замерла, потрясенно глядя на улыбающегося герцога, и его улыбка ширилась по мере того, как до меня доходило осознание ситуации.

– Итак, вы владеете наречием степных племен, – заключил оттон Грэйд. – Невероятно, но вот он, весьма удивительный факт.

– Вы! – Я вскочила, позабыв обо всем, кроме негодования.

Черные глаза герцога откровенно смеялись надо мной, в то время как тон был вполне вежлив, разве что с нотками превосходства:

– А чего вы ожидали, Ариэлла? – Он жестоко усмехнулся. – Я не мальчик, я взрослый опытный мужчина и в силу должности и многих лет работы в области дипломатических переговоров всегда четко реагирую на несоответствия. В случае с вами несоответствий оказалось слишком много, и я только начал последовательно проверять их. Сядьте!

Я опустилась на стул.

Герцог с улыбкой смотрел на меня. Рассматривал. Внимательно, изучающе, пристально. Взгляд его черных глаз скользил по овалу моего лица, замер на губах, и на какой-то миг мне показалось, что лорд затаил дыхание. В следующее мгновение он посмотрел прямо мне в глаза, спокойно, уверенно, властно.

– Через несколько лет вы станете удивительно красивой женщиной, Ариэлла.

Очень нехорошее чувство медленно растекалось в груди.

– Красивой, уверенной в себе, несколько наивной, искренней. Сейчас утверждать еще рано, но что-то мне подсказывает – собранная информация о вас только подтвердит уже сделанные мной выводы.

У меня возникло ощущение, что я сейчас потеряю сознание, впервые в жизни.

– Возможно, – усмешка, – через несколько лет, просыпаясь с вами в одной постели, я буду сам себе завидовать.

«Просыпаясь с вами в одной постели»?! Я вцепилась пальцами в ткань платья и теперь, едва дыша, в ужасе смотрела на наслаждающегося ситуацией лорда оттон Грэйда. Герцог не сводил с меня насмешливого взгляда. После и вовсе расхохотался и поинтересовался:

– Вас настолько пугает эта мысль, Ариэлла? – Я промолчала, он добавил: – Понимаю, монастырское воспитание накладывает отпечаток на неискушенный ум послушниц.

– Воспитанниц! – неожиданно резко возразила я. – Послушницы находятся в монастыре, воспитанницы обучаются в лицее, мне кажется, разница очевидна.

Герцог улыбаться перестал.

Затем подался вперед, провокационно-насмешливо задал вопрос:

– Собираетесь объявить мне войну?

Господин Ирек! Вот откуда у герцога столь заметные изменения в отношении ко мне! Видимо, господин поверенный является и весьма доверенным лицом. Очень странно для традиционного аристократического отношения к подчиненным.

– У вас… весьма неординарный… поверенный, – медленно произнесла я.

Герцог откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по столу и несколько задумчиво ответил:

– Ирек родом из Ассара, он полукровка.

– Что ж, – я грустно улыбнулась, – мне следовало обратить внимание на два момента – чрезмерная склонность к курению табака и неуважительное отношение к женщинам.

– Да, – оттон Грэйд рассмеялся, – у жителей степей своеобразные ценности, вероятно, вы знаете, что лошадь там стоит значительно дороже жены.

– А овца дороже невесты, – добавила я.

Герцог рассмеялся и укоризненно покачал головой.

– Ариэлла, вы просто очаровательное дитя. Надеюсь, когда-нибудь я смогу посмотреть на вас как на женщину, но даже сейчас, в образе скромной монастырской воспитанницы, вы мне уже нравитесь.

Я вздрогнула, вежливую улыбку удержала, и даже выражение лица не изменилось, но герцог мою реакцию заметил.

– Кстати, удовлетворите мое любопытство, леди Уоторби, – тихим проникновенным голосом начал он, – вам известно, откуда берутся дети, или столь незначительная мелочь как продолжение рода не входит в программу обучения монастырской воспитанницы?

Он так старательно заменял слово «монашка» определением «монастырская воспитанница», что это казалось особо изощренным издевательством. Не менее издевательски прозвучал и мой вопрос:

– Планируете заняться моим образованием лично? Впрочем, судя по всему, вы уже к этому приступили, – не могла же я промолчать о предоставленной мне коллекции дамских романов.

Однако герцог воспринял мой намек по-своему и холодно отрезал:

– Я не извращенец.

Лорд Грэйд отвернулся, некоторое время смотрел на расстилающийся под замком пейзаж, затем добавил:

– Я предпочитаю зрелых женщин, Ариэлла, тех, кому уже за тридцать. Леди же вашего возраста не способны вызвать в мужчине ничего, кроме снисходительной улыбки.

И мне впервые с момента нашего в высшей степени странного разговора стало интересно. Я просто не могла не спросить:

– Что же вас так привлекает в… женщинах указанного возраста?

Насмешливый взгляд и снисходительное пояснение:

– Истинные леди с возрастом обретают то невероятное, что сводит с ума каждого мужчину – женственность. В каждом движении, в каждом взгляде, в изящном повороте головы, в пленительной округлости тела. Такая женщина умеет брать и отдавать, у нее нет сомнений, нет ограничений, она раскованна в постели, знает, чего желает, и уверенно берет желаемое.