глава 2

Она прошла все поле насквозь, с трудом продираясь сквозь густые дебри пшеницы. Каблуки проваливались в землю, цеплялись за стебли, прокаленный воздух обжигал горло. Вышла на дорогу. Уже не было одиноких, стоящих у обочины машин. Все вернулись. Или стоят возле закрытых дорог. Очень хотелось пить. Плечи обгорели на солнце, и было больно от натирающего ремешка сумочки.

Инга набрала номер Егора, в волнении облизнула сухие губы. Тишина от него пугала. И сейчас он не ответил. Что-то здесь было не так. Если бы Егор не смог позвонить, то обязательно бы послал хоть какую-то смс-ку. Тем более, он должен был уже три раза успеть доехать до дома. Или он не понял, что она поехала за ним? Ведь она не оставила записки, ей и в голову не могло прийти, что они разминутся. А если и так – для чего нужен телефон? Чтоб таскать его в кармане?

Тревога сжала сердце. Господи, что с Егором? Только бы не серьезно заболел и не слег где-то без сознания в неизвестной больнице. А то как еще оправдать его молчание? Пусть лучше он потерял телефон. Кому бы позвонить, кого спросить? Возможно, кто-то его встретил в городе? Телефонная книжка была полна именами, а позвонить некому. Даже своим родителям, которые живут неподалеку. Что она им скажет? Мать ее саму же обвинит в случившемся, велит сидеть и не высовываться. Отец что-то равнодушно проворчит… Нет, не нужно им ничего знать. Дня через два-три карантин снимут, и все будет как прежде…

Так, где же все-таки, Егор?

Небо было все таким же ясным. Ни облачка. Солнце, правда, уже клонилось к западу. Скоро вечер. Инга все шла и шла. Сначала она попыталась идти босиком – босоножки только мешали, увязая в сухой, рассыпающейся земле. Но так стало больнее. Снова надела обувь. У обочины появился лес. Да, они проезжали его. Это тень, это успокоение.

Инга спустилась к наполовину пересохшему ручейку чистой ключевой воды. Он тонкой струйкой вытекал из-под валунов разной величины, тесно скученных на пригорке. Жажда перекрывала все другие желания. Она присела, зачерпнула пригоршней ледяной воды. Горло тут же обожгло, а зубы заломило. Вода отдавала каким-то неприятным привкусом, горьковатым и солоноватым одновременно. Но это все-таки, была так необходимая ей сейчас жидкость.

Инга напилась, вытерла рот рукой. Обошла валуны, разглядывая странный ключ. Он бил с другой стороны, прямо из-под камней. Подземный ручеек образовался здесь давно. Вон сколько крупного песка вокруг. Он скрипел и проваливался под тяжестью ее тела. Среди песка что-то блеснуло. Инга наклонилась, разглядывая предмет. Эта была небольшая линза в металлической оправе. Из какого-то прибора, то ли телескопа, то ли фотоаппарата. Инга в оптике плохо разбиралась. Ее профессией была архитектура и строительство. Это была ее работа, ее хлеб.

Стекло было черным от копоти и слегка оплавленное по ободку. Первое что пришло в голову – пацаны ставили опыты, пытаясь поджечь линзу. Хотя обычно все делается наоборот. Ингу взяла досада. Сегодня произошло столько серьезных событий, на ее глазах погиб человек, а она… думает о какой-то стекляшке. Какая разница от чего она оплавилась?

Инга огляделась – не пора ли выходить из леса? Сквозь деревья хорошо просматривался кусок дороги с указателем на поселок. И вдруг Инга замерла на месте. Она не понимала, что произошло, но ею овладела тревога. Неожиданно и безотчетно. Позади заскрипел песок, как будто кто-то осторожно продвигался за ее спиной. Инга резко обернулась, но только увидела промелькнувшую серую тень, затем раздался тихий свист. Чем-то похожий на шуршание плащевой ткани. Раздался над самым ухом и пропал.

– Эй, кто там? – спросила Инга внезапно охрипшим голосом, делая неуверенный шаг в направлении виденной ею тени. Но никто не ответил. И Инга отступила.

А если это какой-то маньяк? Или хищное животное? Или… мысли, одна другой страшнее, полезли в голову. Треснул сучок, и девушка, охваченная ужасом, рванула с места. Поначалу ей казалось, что она бежит в правильном направлении, ведь вот там был указатель на дороге, и она уже давно должна была выбраться на трассу, но она бежала, а конца лесу все не было видно. Мало того, стали попадаться какие-то елочки, которых раньше не было. Инга остановилась, оглядываясь в растерянности. Где она неправильно свернула и какое направление теперь выбрать? Справа показался просвет, возможно, там выход из леса, и она совсем не так уж сильно сбилась с курса. Инга приободрилась, побежала в ту сторону – скоро она выберется к деревне.

Впереди замаячило какое-то высокое здание, но очень скоро ее радость погасла – здание было давно заброшенное. Оба этажа зияли дырами пустых рам, а рядом, из-за разросшихся кустов торчала какая-то производственная вышка. Еще пара небольших строений… Инга остановилась. Сердце все еще гулко стучало в груди, но голова уже начала проясняться. Заброшенная шахта? Кажется, что-то подобное она видела на картинках. Из-за группки березок выглядывал проржавевший насквозь автобус. От всего веяло разрушением и смертью. Вот уж, веселенькое местечко.

Ингина ступня уткнулась во что-то твердое. Посмотрела и чуть не охнула. Эта была сильно проржавевшая железнодорожная рельса. Не брошенная как попало, а аккуратно вросшая в землю, как будто там и была с сотворения мира. Напротив обнаружилась и другая сестра-близнец. Стало понятно, что перед нею остатки разрушенной узкоколейки, скорее всего по ней из шахты возили вагончики с полезными ископаемыми. Мысли заработали с новой силой. А ведь это удача. Она может отправиться по этой дорожке. Наверняка, рельсы приведут ее к какому-нибудь населенному пункту.

Инга так и сделала. Очень скоро впереди мелькнул среди деревьев указатель. Вот он где! Оказывается, она была совсем рядом. Приободренная, Инга пошла в его направлении. Осталось всего ничего. Скоро она познакомится с матерью Егора, напьется холодного кваса, расслабится в прохладной ванне. Она успокаивала себя этими мыслями. Потому что надо же было себя чем-то успокоить. А солнце стремительно опускалось к линии горизонта.

Когда Инга вошла в поселок – совсем стемнело. Если днем здесь было оживленно, то сейчас все словно вымерло. Свет в домах едва пробивался сквозь плотно занавешенные окна, а улица освещалась от силы тремя фонарями. Спросить дорогу было не у кого. Да Инга и не рассчитывала. Если даже до объявления карантина это было почти нереально, то на что надеяться сейчас?

Жара потихоньку спадала, но духота все еще стояла в воздухе. Инга брела без эмоций, еле волоча ноющие от усталости ноги. Сегодня она прошла как минимум десять километров. Идти в абсолютной тишине было жутко. Ни машин, ни людей, ни животных. Хоть бы мать Егора никуда не уехала. Инга старалась думать только о хорошем. Потому что иначе ей совсем некуда будет податься. Разве что найдется какая захудалая гостиница… Но и в это не верилось – не место здесь для туристов, чужим здесь нечего делать.

Темнота свалилась неожиданно. Еще вроде пять минут назад была отчетливо видна дорога, камушки в асфальте, листья на деревьях, и вдруг все превратилось в единую бесформенную серую массу. Ночь вступала в свои права. Инга шла без ориентиров, без системы, полагаясь только на интуицию. Вдруг над ее головой раздался тонкий, нежно-пронзительный писк, затем еще. Инга подняла голову – сверху пролетели какие-то тени. Несколько небольших комочков. Она инстинктивно присела. Воробьи, что

ли? Напугали-то как… она поправила ремешок сумки на плече, заставила себя приободриться. Тут запросто можно сбрендить, но надо держать себя в руках.

«Воробьи» сделали крюк и вернулись, резкий писк повторился. И теперь уже Инга поняла: это были летучие мыши. Отчетливо разглядела их неровный полет, уловила еле слышное хлопанье кожаных крыльев. Она никогда раньше вживую не видела летучих мышей. Как завороженная, стояла под одиноким фонарем, задрав голову кверху. Рукокрылые (кажется, так назывался этот отряд млекопитающих) низко пролетели, издавая писк, как будто общались между собой, и скрылись за двухэтажкой. Они уже не пугали Ингу. Она проводила их взглядом и заметила кое-что, что вызвало куда больший интерес. На темно-сером небе выделялось дерево с пристроенным среди ветвей домиком. Свет падал из окон дома напротив, позволяя разглядеть очертания. Инга обрадовалась – ведь она видела этот домик днем, когда сидела на лавочке возле подъезда. Пришла. Неужели?

– Че зеваешь, дура?

Сердце оборвалось, из вмиг сжавшейся гортани вырвался визг. Она дернулась и отпрыгнула в сторону. Голос донесся откуда-то из-за спины и снизу. Это было так неожиданно, словно ее без предупреждения окунули в прорубь.

– Да что ж ты орешь-то? Услышат ведь.

Инга резко обернулась – сзади, прислонившись к забору, сидел мужчина. То, что мужчина, она догадалась по голосу и очертаниям фигуры. Он пошевелился, в темноте звякнули бутылки. Ясно, алкаш. Уснул по дороге домой, она его и не заметила в темноте. Пора отсюда валить. С такими вступать в полемику – последнее дело. Да и страшно. Хватило ей преступников, угнавших машину. Мысли сразу перенесли ее на протоптанную тропинку. Хоть бы они доехали до города и бросили ее машинку где-нибудь в хорошем месте. Хотя бы из чувства благодарности.

Инга, больше не оборачиваясь, направилась к дому с деревом. В нем живет семья Егора. Может, и сам Егор вернулся. Мало ли, вдруг автобус развернули?

– Хочешь остаться живой – сиди дома, – донеслось ей вслед.

Спасибо за совет, тебя, кстати, тоже касается. А мужик словно услышал ее, вздохнул:

– Они меня не трогают. У меня средство есть. – Он наклонился, раздалось характерное бульканье воды, льющейся в стеклянную посуду. Наливал себе новую дозу.

Инга только ускорила шаг. Спрашивать о том, кого он предлагает опасаться, и какое там у него есть средство, не было нужды. И без того понятно – мужик допился до белой горячки.

– А ты чья? Я что-то тебя не знаю… – крикнул вслед мужик, но Инга уже свернула к подъезду. Сердце колотилось от только что перенесенного испуга. Лишь бы за ней не увязался. Угораздило же его свалиться рядом.

Пространство между улицей и подъездом она преодолела почти бегом. Перепрыгивая через ступеньки, поднялась на второй этаж. Под потолком горела одна-единственная тусклая лампочка, кое-как освещая лестничную клетку. Знакомая дверь, так же нетронуто выглядит. Чутье подсказывало – за ней никого нет, но палец давил на кнопку звонка, а кулак стучал в дверь. Да что же это за день! Проклятый день! Куда она попала, зачем? Все чужие, никому нет до нее дела. Голова раскалывается, ноги трясутся от усталости, в пустом желудке – революция. И перед глазами горящая машина и голубые глаза, и этот запах… страшный, нехороший. Он витает где-то рядом, как будто въелся в ее кожу. Чем она заслужила такое? Чем? Егор, ну где же ты?

Она всегда была скромная, незаметная. Таких девочек в школе считают благополучными и обходят вниманием. Они же положительные – по всем предметам успевают, хорошо себя ведут и проблем не доставляют. Но и социальной активностью не отличаются, особыми знаниями не блещут… Инга была из таких. Еще и ростом не удалась ко всему прочему. Только под внешней оболочкой жил очень целенаправленный и упорный человечек. Может, потому и упорный, что не замечали?

Инга решительно подошла к соседской двери и забарабанила в нее. За дверью не отвечали. Но она же видела в окнах свет. Они не уехали, пусть не прикидываются. Она видела, сколько машин вынуждено было вернуться обратно. Им просто некуда деваться. Они обязаны ей открыть.

– Чего надо? – наконец ответили за дверью. Голос женский, недовольный.

Инга прильнула к двери.

– Это я. Я здесь днем была, вы меня помните?

За дверью – тишина.

– Я к Белоусовым. Никто не открывает. Но, может быть, у вас есть ключ? Вам не оставили, по-соседски?

От наглости такого предположения дверь распахнулась.

– Соседка, называется! Сама еще в субботу свалила. Сын ее сказал – к родственникам уехала. А потом сам собрался и девчонку с собой взял. Если она раньше узнала о карантине, почему нам не сказала? Мы ей чужие, что ли? – Тетка выкрикнула это с надрывом. Видимо, соседка Белоусова для нее теперь виновница номер один.

– Точно никого нет? – Инга никак не хотела расставаться с последней надеждой.

Тетка только криво усмехнулась – мол, надейся, дурочка.

Инга оперлась спиной о стену подъезда. Предательские слезы назрели, налились и грозили опрокинуться. Инга захлопала глазами быстро-быстро, чтоб не разреветься.