Цитаты из книги «И Бог ночует между строк. Вячеслав Всеволодович Иванов в фильме Елены Якович»

Вообще, я думаю, важно понять, что, конечно, это было ужасное тоталитарное государство, но с какими-то очень существенными щелями. Это было слово моего друга, поэта Давида Самойлова. Он говорил, что в нашем обществе самое главное – это щели. Нужно понять, через какую щель ты все-таки можешь как-то пролезть и что-то сделать.

Судьба, пропади она пропадом,И боль переплавила в быт.Все власти свыкаются с ропотом,И кто небеса устыдит?Но посланным жизненным опытомПо горло я, Господи, сыт.

Эйзенштейну казалось, что искусство возможно только там, где художнику удается мобилизовать запас бессознательных образов, которые где-то в глубине нашей психики таятся. Если нет связи с бессознательным, мы не реагируем на произведение искусства. То есть Эйзенштейн считал, что искусство – это такое парадоксальное соединение архаичной и очень древней психики, отраженной в образах искусства, и необходимого логического содержания, которое дает современность.

В сентябрьской прозрачной хрустальности есть нарочитость. Но кто остановит поток?

Вернадский в своих дневниках 1938 года пишет про Сталина и про Гитлера, что ничего не выйдет у них, потому что то, что они делают, противоположно идее ноосферы. Ноосфера – это сфера разума, в которой мы все живем. Если государство систематически делает что-то против этого, это государство погибнет. История свое возьмет. Действительно, до сих пор ничего необратимого в истории мы не наблюдали.

Вот вы настойчиво утверждаете, что человек в лагере обязательно надламывается, что и физически, и психически через это нельзя пройти безопасным образом. А как же вы сами? – говорил я ему. – Вы столько написали о лагере, и это все настоящее искусство”. Он отвечал: “Нет, и со мной тоже все не в порядке”.

Я много сил положил на изучение биографии великого экономиста Кондратьева, который предсказал все мировые кризисы. Он, по существу, перевернул науку об истории мировой экономики. Он погибал в политическом лагере, куда его засунул Сталин

Это синий негустой Мглы над именем моим.

Жирмунского прямо из тюрьмы привезли, он, по-моему, третий раз сидел. Его сажали как немца. Притом что он еврей, но он был специалистом по немецким диалектам Поволжья, и поэтому его посадили.

С Колчаком они были знакомы. Был сибирский, по-видимому, очень талантливый писатель, чудак Антон Сорокин, и у этого Антона Сорокина был литературный салон. И вот в этот салон однажды вечером явился Верховный правитель со своей возлюбленной Анной Тимирёвой. Сорокин знакомит Колчака с отцом: “Вот это писатель молодой Иванов, первая вещь его напечатана Горьким”. Колчак смотрит на него и говорит: “Да, Горький – талантливый человек. Но возьмем Петроград – повесим. И Блока повесим”.