Обложка: Оксана Здор

В оформлении обложки использована репродукция картины Сандро Боттичелли Благовещение Честелло. 1489 г. (Уффици, Флоренция).

© Сибиренко-Ставрояни Е. В., 2017

© Художественное оформление. Т. о.о. Станица-Киев, 2017

Манекен
Повесть

Я – манекен.

Меня поставили на последнем этаже в отделе тканей, обернув зелёным крепдешином. Несколько дней я стояла в одиночестве. Пока кто-то из продавцов не сказал – «Он здесь мешает, всё время задеваешь, надо его отсюда убрать». (Я подумала: «Почему – он? Я – она»). С меня смотали ткань, как нитку с катушки, унесли и задвинули в угол. Здесь не было ни продавцов, ни покупателей, ни декораторов. Здесь было много таких, как я.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Витаус, – тихо сказал стоящий рядом.

Я растерялась. Я не знала, как меня зовут.

Я сказала ему об этом.

– Вам забыли дать имя. Такое случается. Ничего, вы одна без имени, вас не спутают. У нас две Аи, поэтому мы их называем «Ая светлая» и «Ая тёмная».

– Расскажите мне обо всех.

– Вон там, в противоположном углу, Тати – она у нас первая красавица и подружка Норта. Норт здесь главный. Он стоит этажом ниже, в отделе мужской одежды. Тати очень злится, что она сейчас в углу – она всегда на первом плане. Я слышал, её собираются одеть в вечернее платье. Наряд ещё не готов, поэтому она тут. А это – тётушка Пюшо. Она самая старшая и наводит порядок, когда мы слишком расшумимся. Её собираются переодеть в зимнюю одежду, как и Лали.

– А тебя – во что собираются переодеть? – спросила я.

– Ни во что, – сказал он.

– Почему ты здесь?

– Я бракованный, – помолчав, сказал Витаус. – Я на несколько сантиметров ниже, чем положено.

– Куда положено? – спросила я.

– Ты ещё не очень знаешь язык – ведь тебя недавно сделали. Есть определённые стандарты, ну, нормы – ни больше, ни меньше – и надо в них укладываться. Со мной немного просчитались – сделали меньше, и теперь меня выставляют только в крайних случаях. А в основном, держат про запас.

Я поняла, в чём дело.

– Меня, наверно, тоже держат про запас. Я тоже на несколько сантиметров ниже.

– Ты – другое дело, – грустно сказал Витаус. – Для тебя это, может, даже хорошо, ты женщина.

Я подумала, как хорошо быть женщиной, если даже брак считается удачей.

– И вообще – ты хорошо получилась. Совсем, как живая, – сказал Витаус.

– Что ты такое говоришь? – спросила я. – Я и есть – живая.

– Нет. Нет, ты не живая. Ты – манекен.

Но тогда я ещё не поняла.

– Ладно, – сказала я. – Манекен так манекен.

– А я ничуть не похож на настоящего, – чуть слышно сказал Витаус.

Мне стало так его жаль, что я чуть не расплакалась. Но я не смогла расплакаться. Меня сделали с улыбкой.

Я простояла в углу три дня.

От обеих Ай я узнала обо всех манекенах магазина. Тётушка Пюшо обучала меня манерам, без которых, сказала она, не может ни один приличный манекен. Больше других помог освоиться Витаус. Тати не снисходила до разговоров со мной. Когда её унесли, Витаус сказал:

– Платье готово. Значит, сегодня ночью будет бал.

– Бал?

– Время от времени мы устраиваем балы. Всем командует Норт. Он – самый главный.

– Почему?

– Он самый высокий. Его сделали на несколько сантиметров выше, чем положено.

– Выходит, он тоже бракованный.

– Ну что ты, какой же он бракованный.

– Бракованный, только в другую сторону.

– Ты недавно родилась и ещё не всё понимаешь, – сказал Витаус. – Норт – самый главный. Быть его подружкой – большая удача. Сейчас она выпала Тати. Тати хочет покрасоваться на балу в новом платье. Поэтому Норт перенёс Рождество.

– Разве можно его перенести?

– Норт всё может, если захочет. Мы будем праздновать Рождество, когда Тати будет готова его праздновать.

Тати долго не была готова. Витаус сказал, что её одели в голубое шёлковое, а она хочет сиреневое атласное, она его видела; придётся подождать.

Тётушка Пюшо возмутилась – если каждый начнёт так фокусничать, сказала она, мы будем праздновать Рождество на Пасху. Во времена её молодости девушки себе такого не позволяли. И Норт – тоже хорош, прибавила она потише, слушается Тати во всём.

Не знаю, сколько бы я простояла в углу, если бы дела в магазине не пошли хуже и хуже. Кто-то придумал организовать платную выставку нижнего грязного белья.

– Неплохая идея, – согласился директор магазина. – Такого ещё не было. Это привлечёт внимание покупателей.

– Только надо его привлечь, – сказал товаровед.

– Только как, – сказал старший продавец.

– Плакаты надоели, – сказал младший продавец.

– Может – рекламный ролик? – сказал ведущий продавец.

– Может – вещи? – сказал ведомый продавец.

Директор посмотрел на нас и сказал:

– Надо покопаться в этих отбросах, что-нибудь выудить и доставить. Это может привлечь.

– Только не мужчину, – сказал старший продавец. – Это может привлечь не всех, а некоторых – отпугнуть.

– Конечно, женщину, – сказал директор. – Хорошо бы что-нибудь нестандартное. Пусть небезупречное, но необычное.

Замдиректора подошла к нам и стала разглядывать и поворачивать к директору то одной стороной, то другой.

– Не то… Не то… Не годится… И это не то… – говорил директор.

– А ну-ка, стоп! – вдруг сказал он. – Вот это, кажется, то, что нужно.

Замдиректора держала в руках меня. Все подошли и стали разглядывать, поворачивая меня вокруг моей оси и переворачивая вниз головой. Я крикнула, чтоб они перестали, но они не слышали. Я вырывалась, но они не чувствовали. Я заплакала.

– У неё хорошая улыбка, – сказал директор. – Несимметрично, зато нестандартно.

– С ней просчитались, то ли на входе, то ли на выходе, – сказал ведущий продавец. – Видите, она немножко меньше.

– Зато здесь у неё немножко больше, – сказал ведомый продавец.

– Мы поставим её на первом этаже у входа на выставку, – сказал директор. – Мы заставим их раскошелиться.

Они ушли, шумно обсуждая. Витаус протянул мне носовой платок.

– Вот что значит – живые люди, – возмутилась тётушка Пюшо. – И они ещё воображают себя лучше нас.

– Не расстраивайся, – сказали в один голос обе Аи.

– Это большая удача. Вот так сразу – на выставку, – сказала Ая светлая.

– Ты могла полжизни простоять в углу, – сказала Ая тёмная.

– Я не хочу! Я никуда не пойду! – крикнула я.

– Кто тебя спрашивает, – сказала Лали.

– Теперь ты поняла, что ты манекен? – спросил Витаус.

* * *

Всё оказалось не так страшно (а может, я сумела настроить себя, пока они устраивали выставку). Плохо только, что к концу дня у меня немели руки и ноги – одну руку мне изогнули и завели за спину, вторую – подняли, голову – запрокинули и поставили меня на носки. И ещё – было холодно: всё время хлопала входная дверь – посетителей приходило много.

Постепенно я освоилась. Настолько, что Витаус передал мне слова тётушки Пюшо – я веду себя просто возмутительно. Конечно, они захотели – и поставили, тут уж ничего не попишешь. Но можно стоять тихо и скромно.

– Передай ей, что она сама говорила – нужно не гнушаться никакой работой и выполнять её как можно лучше. Я это и делаю.

Директор без устали хвалил того, кому пришла идея выставить меня, и того, кто со мной немножко просчитался.

Возмущение тётушки Пюшо меня вдохновило. Я подтянулась на носках и вытянула руку как можно выше. Ещё полчаса – и магазин закроется. Можно отдохнуть. Я уставилась на стеклянную входную дверь. За ней весело плясали снежинки.

От распахнутой двери потянуло холодом.

Он пропускал в дверь свою спутницу, а она стряхивала в двери с зонта снег и складывала зонт. Стряхивала и складывала. Стряхивала. И складывала. Я заледенела – снаружи и изнутри.

Они, наконец, вошли.

Мне стало так жарко, как будто рядом развели костёр.

Мне захотелось сейчас же уйти со своего места или хотя бы одеться.

Он слушал её довольно рассеянно. Они купили билеты и прошли на выставку. Вскоре они ушли. Уходя, он обернулся и невидяще скользнул взглядом вокруг.

Я еле дождалась закрытия.

Собираясь домой, продавцы переговаривались. Я узнала, что выставку хотят пополнить новыми экспонатами, отвести под неё весь первый этаж, а меня поставить у входа в магазин, почти в дверях.

«Она сыграет роль хозяйки, встречающей гостей на пороге».

Я не чувствовала себя пригодной для этой роли.

Когда магазин обезлюдел, я слезла со своего пьедестала и побрела на поиски Витауса. Я встретила его у лифта.

– Чего ты такая грустная, – сказал он. – Норт на сегодня назначил бал – Тати получила сиреневое платье. Времени на подготовку в обрез, лучше бы завтра, но Тати боится, что до завтра помнутся кружева. Иди скорей помогать в актовый зал. Нет, лучше не надо, отдохни, у тебя такой усталый вид. Я скажу тётушке Пюшо, что не нашёл тебя. А ты спрячься в мастерской декораторов. Никому не придёт в голову искать тебя там. Только не заглядывай в библиотеку – Норт повадился туда читать спортивные новости. И в парикмахерскую – там на Тати наводят красоту. Все с ног сбились – нигде нет нужного оттенка сиреневого лака для ногтей… Ладно, я пойду, мне ещё нужно отыскать обеих Ай. Они, наверно, проверяют у себя наличие радиоактивных изотопов. Все сотрудники магазина могут бесплатно обследоваться, ты тоже можешь. Идём, я провожу тебя в мастерскую.

Я вошла в маленькую комнатку старшего декоратора и села за стол. Я очень устала. Мне не хотелось бала. Мне не хотелось стоять в дверях на первом этаже.

* * *

Витаус позвал меня, когда приготовления были окончены.

– Идём скорей, уже начинают.

На бал пришли все, кроме тех, кто стоял в центральной витрине.

«Они будут выходить по очереди, – объяснил мне Витаус, – чтоб не было заметно».

– Еле дождались тебя! – напустилась на меня тётушка Пюшо. – Где ты пропадала? Почему ты не одета?

– Мне нечего надеть, – сказала я.

– Я ещё не встречала такую, которой было бы что надеть. Надень то, что есть, ничего, если в нём тебя уже видели.

– Но ведь у неё действительно ничего нет, – сказал Витаус.

– Ах, да, – вспомнила она. – Ну ничего, иди так. Если ты стоишь в таком виде на виду у всей публики целыми днями, то среди своих и подавно можно.

Меня внесло в зал. Витаус затерялся. Я очутилась рядом с Лали. Она раздражённо отпихивалась руками и ногами.

– Терпеть не могу эти балы, – сказала она. – Но ничего не поделаешь – Норт велел явиться всем обязательно.

– А что ты любишь? – спросила я.

– Свободное время я провожу в вычислительном центре. Я сама там во всём разобралась.

Я один раз зашла в вычислительный центр – не представляю, как можно в этом разобраться. Даже с чьей-то помощью.

– Ты большая умница, Лали, – сказала я. – Лучше бы тебе родиться…

– Конечно, я брала книги и журналы в библиотеке. Ты б видела, что там наворочали тупицы, которые работают днём. Я как-то слыхала их разговорчики, когда меня забыли в туалете. Они ни черта не соображают. Это им бы демонстрировать «элегантный деловой костюм для женщины средних лет», а не за монитором сидеть. Скорей бы закончилось, может, до утра ещё будет время, если бал не затянется.

А мне понравилось. Я стояла за колонной и любовалась кружащимися, как снежинки в вихре, парами. Тати была очень красива. Я ещё не видела такой красавицы. Она не уходила из центра зала, танцуя то с одним, то с другим. (Норт не танцевал). Чтоб получше рассмотреть её, я выглянула из-за колонны. Кто-то выглянул из-за соседней. Я обернулась, но никого уже не было. Я быстро пересекла зал и встала за цветочными кадками. Бал продолжался, по-прежнему играла музыка, проносились пары, но настроение у меня испортилось. Я вышла в коридор и спустилась на первый этаж в подсобку, где тётушка Пюшо заканчивала приготовления к ужину.

– Опять эти негодницы убежали проверяться. Думают, если они узнают, что больны, им станет легче жить. А мясо не доварили, – возмущённо сказала она, ткнув вилкой. – А то мясо, что сварила я, нарезали вдоль волокон. Что теперь делать с этим крошевом? На бутерброды намазать? так насыпать?.. Ладно, что-нибудь придумаем. Бери нож, помогай мне. Тати совсем свихнулась. Без устриц ей и праздник не в праздник. Деликатесов и так полно. Ты не той стороной режешь. А Норта в последнюю минуту послала разыскивать лак для ногтей. Во времена моей молодости… Зачем ты искромсала масло?

– А где сейчас Норт? – спросила я.

– Он всё время в зале. Неужто не приметила? Красивый мужчина. – (Наши представления о красоте не совпадали). – Не отходит от Тати. Иди, позови обеих Ай, от тебя никакого толку.

Я поднялась наверх и встретила Витауса. Он нёс корзину с бутылками. Он отвёл меня в сторону.

– Норт положил на тебя глаз, – сказал он грустно. – Я случайно услышал – Норт хочет, чтоб ты была его подружкой. Вместо Тати. Она ему надоела. Тати ещё не знает, но уже страшно на тебя зла. Остерегайся её.

– Я не хочу быть подружкой Норта, – сказала я.

* * *

Выставка экспонировалась последний день. Через неделю её должны были открыть вновь, пополнив новыми экспонатами.

Сегодня посетителей было особенно много. Я слышала их разговоры. Их жизнь ничем не походила на нашу. Гораздо, гораздо интереснее. Они могли, что угодно делать, куда угодно ходить, никто не мог их заставить явиться на бал, они одевались во что хотели и принимали какие угодно позы. Как им повезло, что они не родились манекенами. Мне до слёз стало обидно за себя. Завтра меня отнесут в угол, где я проторчу неделю; хорошо ещё, если не поставят лицом к стене – тогда вообще ничего, кроме неё, не увидишь. Затем, если не передумают, – опять стой на выставке в той позе, какую они для тебя изберут. А потом? В лучшем случае, поставят в одну из секций, в худшем – опять в угол. Можно всю жизнь простоять в углу лицом к стене и ничего не увидеть. Угораздило меня попасть в манекены. Вернее – им родиться.

Когда продавцы разошлись, я уселась прямо на пол. Вскоре пришел Витаус.

– Завтра демонтаж, – сказала я. – Они тут все уши мне прожужжали, какой сногсшибательный успех, а ещё больший – впереди. Когда вывесят новые экспонаты, а меня поставят в дверях. Представляешь? Сейчас зима, я же замёрзну и простужусь. Но какое им дело? Завтра меня, наверно, отнесут наверх.

– На завтра Норт назначил бал – будет выбирать себе новую подружку. Тати поставили в центральную витрину из-за её сиреневого платья – такой фасон сейчас в моде. Она рвёт и мечет, что ей теперь не удастся всю ночь напролёт танцевать на балах, а ещё пуще – что Норт дал ей отставку. А тебя она хочет…

– Я-то при чём?

– Все думают, что Норт выберет своей подружкой тебя. Вон он идёт!

– Спрячемся, Витаус, – попросила я.

Мы едва успели встать на подоконник за пыльную штору, как вошёл Норт в сопровождении дружков. Все были в чёрных смокингах, шляпах, перчатках и с тросточками в руках. Я видела их сквозь дырку в шторе. Я подумала, что Тати – очень храбрая, если выдержала с Нортом так долго.

Они светили фонариками по углам, заглядывали под кассы, одёргивали занавески примерочных, шарили под прилавками. К счастью, никому не пришло в голову поискать за шторой, а свет они не включали – он был подключён к сигнализации.

Норт встал у окна, где спрятались мы, и тихим леденящим голосом отдавал приказания. Фонариком он указывал, где ещё поискать.

– Не могла же она провалиться сквозь землю, – повторял он.

Он стоял так близко – я могла коснуться рукой его чёрной шляпы.

Что-то стучало у меня внутри, наверно, какой-то механизм.

Не знаю, сколько мы простояли после того, как их голоса смолкли.

Витаус первым выглянул из-за шторы.

– Можешь выходить, – сказал он. – Ушли.

Прежде чем спрыгнуть с подоконника, я глянула вниз, на улицу. Там ходили люди. «Счастливые. Идут, куда хотят. И никто им не указ. И никакой Норт не страшен». Я бы согласилась прожить одну неделю, но живой. А потом – пусть бы меня выбросили на свалку.

– Витаус, – сказала я. – Витаус…

– Что? – спросил он.

– Витаус, я не хочу на бал, я не хочу на выставку.

– Я ничем не могу тебе помочь, – сказал он.

– Можешь, – сказала я. – Помоги мне убежать отсюда. Я здесь не могу больше.

– Что ты! – воскликнул Витаус. – Отсюда нельзя убежать.

– Можно, – сказала я. – Можно. Просто никто не пробовал.

– Что ты… – сказал Витаус.

– Витаус, помоги мне, – сказала я. – Мне больше некого просить, а самой мне не выбраться. От тебя много не нужно – ты только встань вместо меня, в той же позе, чтоб они не заметили, что меня нет.

– Ты что – они же сразу увидят, что это не ты.

– Не увидят, – сказала я. – Они же никогда не смотрят, а если и смотрят, то не видят. Они привыкли, что на этом месте кто-то стоит на носках с задранной головой и поднятой рукой. Если будет пусто, они всполошатся. А так… Им всё равно, кто стоит. Лишь бы стоял кто-нибудь.

– Но я же мужчина, а ты женщина.

– На это никто не обращает внимания.

– Ты не сможешь отсюда выйти ночью – сразу сработает сигнализация.

– Я и не буду выходить ночью. Я оденусь и спрячусь на первом этаже в примерочной, ближайшей к выходу. Когда магазин откроют и появятся покупатели, я смешаюсь с толпой и выйду на улицу. Главное, чтоб до того, как откроют магазин, не заметили, что меня нет на привычном месте.

Витаус согласился.

– Скажешь нашим, что продавцы сами перепутали – поставили тебя вместо меня, а про меня забыли, и я убежала. Пусть не сердятся. А если что – вали на меня, всё равно меня уже нет.

– Не будет, – поправил Витаус. – Не будет в магазине.

Витаус сходил на разведку и сказал, что Норт с дружками лежат с газетами и пивом в красном уголке перед телевизором. Теперь они до утра не сдвинутся. Тати потихоньку обрывает кружева на своём платье, чтоб её убрали из центральной витрины. Лали за компьютером. Тётушка Пюшо рассказывает поучительные истории из жизни манекенов. Аи проверяют… Словом, всё, как обычно.

– Собирайся, – сказал Витаус.

Я выбрала одежду, чтоб не бросалась в глаза. Попросила Витауса сбегать в библиотеку за книжкой «О чём должна знать каждая приличная женщина» (давно её углядела, всё руки не доходили, да я и не думала, что она мне понадобится). В кожгалантерее взяла сумочку и сложила в неё разную мелочь. Я решила, что не разорю их. Я им принесла такую прибыль – могу взять чуть-чуть из своей доли.

Я накинула пальто.

– Стой! – крикнул Витаус. – Ещё не все. Тебе понадобятся деньги. Норт посылал меня за пивом. Вот, возьми, Норт не проверяет сдачу – он не умеет считать.

Мы спустились вниз. Я подошла к примерочной.

– Мне будет очень грустно без тебя, – сказал Витаус.

– Неужели тебе было бы веселей, если б я была подружкой Норта.