– Помимо «развода» богатых дядь на деньги за стриптиз есть еще один, вполне легальный способ заработать. Когда кто-то просит тебя присесть за его столик, ты не скромничай и заказывай напитки и еду из специального дорогого меню. Тогда тебе пойдет двадцать пять процентов от суммы заказа.

Девушка улыбается, смотря, как на моем лице отражается переваривание новой информации, подмигивает и уплывает в темноту, а я остаюсь совершенно одна и начинаю ощущать это. А особенно тогда, когда отмечаю про себя, что одиноко порхающих бабочек в зале почти не осталось: они все уже разобрали свои цветки и улыбаются, смеются. В этот момент я очень остро чувствую себя другой, не такой как они, не вписывающейся в эту безрассудную, умопомрачительную стихию. По сложившейся в последние дни привычке снова откладываю свою мысли на полку сознания, чтобы вернуться к ним потом, поскольку, если они сейчас начнут атаковать меня, я не то, что не смогу выступать, я не смогу находиться в зале и трусливо сбегу.

Проходя мимо очередного столика, улавливаю капризный голосок, в котором не сразу узнаю молчаливую скромницу Лилу:

– Нет-нет. Я виски не пью. Только вот эти вкусненькие коктейли.

Вспоминаю про «консумацию», про которую только что говорила Надя, и усмехаюсь, а девочка не так проста, как кажется – с милым личиком бессовестно разводит клиента.

Прибив на лицо улыбку, как положено по правилам этого заведения, я то перемещаюсь по залу, то останавливаюсь и смотрю на девочек, скользящих по шесту и сбрасывающих одежду, как деревья – листья осенью: с легкостью и без сожаления. Однако все это время меня не покидает странное необъяснимое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Несколько раз останавливаюсь, оглядываюсь и не вижу источник беспокойства. Наверно, нервы настолько напряжены, что мне все чудится.

Когда внезапно чувствую прикосновение к руке, то вздрагиваю и едва не вскрикиваю. Я до сих пор как натянутая струна, и это очень плохо, потому что скоро мне выступать. С опаской смотрю в сторону раздражителя и с облегчением выдыхаю – Надя. Направив свой многообещающий взгляд на мужчину, сидящего напротив, она заискивающе спрашивает:

– Котик, у меня подружка скучает. Можно она с нами посидит?

Вижу касающийся меня не слишком радостный взгляд, сменившийся удивлением, затем улыбку и слышу снисходительное:

– Садись, малышка.

Губы подрагивают в вымученной улыбке, адресованной Надиному клиенту. Я сажусь на диванчик рядом с подругой и чувствую ее пальцы, сжимающие мои в качестве поддержки. Все также, не отрывая глаз от своего собеседника, девушка продолжает:

– Асаль сегодня первый раз выступать будет! Представляешь, как она волнуется?!

Мужчина ухмыляется, скорее всего, думая, что это специально разыгранный перед ним спектакль, но подруга поднимает мою дрожащую руку и демонстрирует ему.

– Вот смотри.

Он, похоже, уже в шаге от того, чтобы принять ее слова на веру, и она, расплываясь в тысячеватной улыбке, просит:

– Можно она выпить закажет?

Я поворачиваюсь к Наде, делаю большие глаза, пытаясь без слов сказать, что не хочу больше пить, но она до боли сжимает мои пальцы своими, безмолвно говоря, чтобы я не лезла, куда меня не просят, и я послушно не спорю с ней и позволяю себе безвольно плыть по течению.

Самец благосклонно кивает, и девушка весело щебечет:

– Ты такой классный!

Он подзывает официанта и, когда тот подходит, протягивает мне меню. Надя помогает открыть нужную страницу и тыкает в столбик коктейлей с заоблачными ценами. Я наобум выбираю один из них.

Коктейль оказывается неожиданно вкусным, и, то ли в нем действительно так мало алкоголя, то ли большое количество сока купирует его неприятный запах, я с удовольствием посасываю его из трубочки и слушаю болтовню Нади, которая нас развлекает, одновременно наблюдая за выступлениями девушек.

– А у нас следующие артистки. Восхитительная Малика и сладкая, медовая Асаааль.

Надя толкает меня в бок, и я понимаю, что мой час настал.

Как в тумане встаю и на ватных ногах иду на сцену. Сейчас меня поддерживает только то, что в этом месте я никогда не встречу знакомых – цены по меркам моих друзей здесь кусаются.

Подойдя к своему пилону, бросаю взгляд в зал. Я вижу изучающие, лапающие, раздевающие взгляды и замираю. Я не смогу сделать ни одного движения, не то, чтобы исполнить танец. Про то, чтобы раздеться перед всеми, я вообще молчу! Что мне делать?! Начинает звучать музыка, а я по-прежнему не двигаюсь и испуганно смотрю сверху вниз на размазавшиеся от страха лица.

«Все! Успокойся! Дыши! Вспомни, для чего ты здесь! Ты взяла деньги и должна их отработать!» – пытаюсь собрать воедино себя из расплывшейся лужицы, что сейчас представляю.

Закрываю глаза, пропитываю музыкой свое тело, глубоко дышу, и меня начинает отпускать.

Знаю, что уже пропустила несколько первых движений, и подстраиваюсь под мелодию, чтобы войти в свой танец. Не смотря ни на кого и воображая, что я по-прежнему просто репетирую, поднимаю максимально высоко ближнюю к пилону руку, ухватываюсь за него и делаю шаг вперед и в сторону, как учила Лена. Увожу ближнюю прямую ногу и свободную руку в диагональ и, машинально сделав ей круговой замах вперед и в сторону, перевожу корпус по той же траектории. Чувствую пилон, сгибаю ногу и вращаюсь в позе полушпагата. Для того чтобы было легче, придерживаюсь рукой за стального друга и заканчиваю прокрутку на полу, стоя на коленях с одной вытянутой ногой. Максимально прогибаю спину, так что при желании, открыв глаза, я могла бы увидеть гостей, накрывая своими тёмными кудрями свое тело, и замираю. После непродолжительной паузы снова ухватываюсь за пилон, подтягиваюсь, встаю и приступаю к дальнейшим па моего танца уже более уверенно.

Музыка, наполнив меня собой, творит чудеса, и я без запинки выполняю свою первую скромную часть, остается только переступить себя и исполнить вторую откровенную, впервые обнажив себя при таком количестве пожирающих глаз. Выкидываю мысли об этом, делаю любимую прокрутку «стульчик» и схожу на ноги. В пару движений поворачиваюсь к пилону, спиной трусь об него и снимаю с себя прозрачную ткань кофточки. Кто-то решает, видимо, поддержать меня или просто комментирует мои действия и что-то выкрикивает, но я, находясь в своем защитном коконе, даже не могу разобрать слов. Может, оно и к лучшему!

Новая прокрутка и новая потеря в моем гардеробе – юбка опускается на пол. Я повторяю себе, как мантру, «не думать! не смотреть!» и продолжаю совершать автоматизированные движения. Расстаться с бюстгальтером – самое сложное. Раньше мою грудь видел только Ваня, мой первый и единственный мужчина, с которым я рассталась полгода назад по обоюдному согласию, а за эту неделю прибавилось еще двое: Марк и Стас. Но сейчас я должна продемонстрировать ее всему залу, и для скромной и непривычной быть в центре внимания девушки – это подобно катастрофе.

Расстегиваю крючки на спине с замершей на губах улыбкой и мысленно прощаюсь с собой… С той светлой, целомудренной Асей, какой я была, и впускаю в себя тьму порока. Меня подначивают новыми выкриками, но они только раздражают.

Снимаю, бросаю себе под ноги легким движением руки, как будто мне это ничего не стоило, и продолжаю танец с осознанием того, что все: я переступила черту и растоптала свою нравственность. Мама говорила, что не у каждого человека есть моральные качества. Она была права – у меня теперь их нет.

Продолжаю танцевать и вращаться на пилоне топлес. Пистолет, снежинка, галочка, перемешанные с сексуальными движениями возле железного друга, с движениями скользящих по телу рук, прогибами, взмахами головы с вихрем волос… Хорошо, что в моей крови все-таки гуляет алкоголь, на трезвую голову я не знаю, как бы сделала все это.

Завершаю свой номер я уже в каком-то пугающем состоянии спокойствия или смирения. Сложно было переступить через себя, через свою систему ценностей, а сейчас, когда я это сделала, не чувствую уже такого жгучего стыда и огорчения, а только усталость и желание, чтобы это скорее закончилось.

Спускаюсь со сцены под горячие аплодисменты с все той же замороженной на лице улыбкой и иду мимо столиков в жутком напряжении. Прикосновения к моему телу чужих рук – для меня еще больший стресс, чем танцевать топлес. От первого касания вздрагиваю и напрягаюсь. Легкое поглаживание, пошлая фраза, оттянутая ниточка стрингов и повисшая купюра. Автоматически произношу «спасибо» и уношу ноги. Новое прикосновение, новое нервное напряжение и новая банкнота. Обойдя зал, направляюсь к выходу, где меня встречает Маргарита. Дрожащими пальцами передаю ей купюры «благодарности» клиентов и направляюсь по коридору в спасительное убежище гримерки – заново одеться.

Надеваю новую «униформу», тоже одолженную Надей, и, плюхаясь на стул, смотрю в свои дикие глаза. Я стриптизерша… Мой мир рухнул! Отворачиваюсь, вздыхаю. Повторить все – еще сложнее, потому что теперь я знаю, что именно мне предстоит. Неожиданно для себя подхожу к шкафчику подруги и достаю ее снимающую напряжение бутылку. Смотрю на нее и начинаю думать: стоит ли?! Нет! Думать, находясь в этом месте, противопоказано. Сейчас мне надо принять дозу успокоительного и дальше автоматически совершать прописанные мне действия. Думать я буду потом. Может быть, завтра. Если наберусь смелости. Не теряя больше время, наливаю стопку, заливаю в себя, морщусь и иду в зал.

– Зай, мне надо идти, – слышу, едва войдя, знакомую капризную интонацию и оборачиваюсь. Злата сидит на коленях у импозантного мужчины и, смотря ему в глаза, причитает: – Так не хочется тебя оставлять. Может, ты позовешь Маргариту и договоришься, чтоб я не танцевала?

Вижу: мужчина делает знак, а девушка расплывается в обольстительной улыбке.

– Ты лучший. А можно еще коктейльчик?

Вспоминаю: Надя вроде говорила, что это одна из позиций в crazy-меню, и называла это «режим ленивая танцовщица». А что, идеальный вариант: сидишь весь вечер, не танцуешь, а развлекаешь одного клиента, что оплатил твое «освобождение». Мне бы тоже это подошло, если бы гость был словоохотлив и бездейственен.

Чувствую окрик с именем, как-то отзывающимся в моем подсознании.

– Асаль!

Оборачиваюсь. Невысокий седоволосый мужчина, на первый взгляд кажущийся безобидным, улыбается и зовет меня к себе.

– Посиди со мной, девочка!

«Клиент всегда прав!» – обреченно напоминаю самой себе и, одев на лицо новую улыбку, шагаю в его сторону. Кажется, после сегодняшней улыбчивой ночи завтра у меня будут болеть мышцы лица.

Смотрю на часы Андрея – мужчины, что оплатил ночь в моем обществе и не просил ничего, кроме как поддерживать беседу и улыбаться – пол пятого. Он прощается со мной и желает удачи, и я искренне улыбаюсь ему пьяной улыбкой. Благодаря ему мне даже не пришлось второй раз оголять себя на сцене, и он сам без просьб покупал мне вкусные фруктовые коктейли, которые оказались совсем не такими безобидными, поскольку я впервые в своей жизни чувствую, что пьяна.

Еще раз посылаю ему благодарную улыбку, встаю, пытаюсь отыскать равновесие, которое в стоячем положении и на высоких каблуках сложно найти, и, собирая мысли в охапку, пытаюсь соотнести: который сейчас час и время, когда заканчивается моя рабочая ночь. Потратив на эту мыслительную операцию вдвое больше времени, вычисляю, что еще полчаса отделяет меня от свободы.

Обвожу глазами зал – он полупустой. Некоторые девочки уже сидят в одиночестве, устало ожидая конца смены. Пытаюсь найти Надю – не нахожу. Решаю, что мне тоже можно доработать оставшиеся минуты на мягком диване, и делаю шаг обратно. Мягкое облако кожаного дивана поглощает мое уставшее и не привыкшее к ночной работе тело, и я не замечаю, как меня накрывает темнота.

Открываю глаза и встречаю глаза Марка. Это сон?! Не могу понять. Мне бы испугаться, что он так близко, но алкоголь притупил чувство страха и самосохранения, и я позволяю себе раствориться в его взгляде. Тем более его глаза мне так нравятся. В его радужке переплетаются подобно причудливому узору несколько теплых оттенков, и оттого они необычные, запоминающиеся, как и он сам.

– Не бойся.

Ах, этот его дьявольский голос. Он действует на меня похлеще алкоголя. Кажется, я шепчу «не боюсь», хочу услышать что-нибудь в ответ, но действительность снова исчезает…