Создание импульса, прошедшего через импланты куда-то за глазницы, заставило Лина поморщиться. Да, о мягкости по отношению к обычным пользователям пока не шло и речи, а на границе видимости велюровая голова Алистера с немного непропорциональным, но удивительно тонким абрисом лица, метнулась к шкафу, обгоняя код на целую секунду. Колба прозрачного стекла с соломенного цвета жидкостью оказалась на столе одновременно с развернувшейся фотографией белого колышущегося моря цветущей гречихи.

Ответ: Теплая земля. Далекий горизонт. Тонкий запах трав.

Синхронизация.

– Ты – волшебник, – выдохнул Лин с закрытыми глазами, пытаясь не потерять это ощущение полного погружения. – Что ты здесь намешал, боги Сети…

Где-то там звучал ответ с фирменной, чуть замедленной интонацией на конце фраз, а внутри поднимало голову Прошлое. Интернат в центре России. Холмы, поля, не знающие окоёма. И горячие руки, несущие через поле его, малого пацана, тогда еще совсем безногого, но… Никогда не сдающегося. Чужака.

Алистер немного переживал, когда Лин отправил запрос. Вдруг не найдется в закромах ничего подобного, вдруг вневременное чутье, так удивлявшее посетителей и не раз выручавшее парфюмера в работе, на этот раз даст сбой, и искры в серых глазах сменятся туманом разочарования?

Июльское поле. Отлично… одна из ранних пейзажных зарисовок, ожидавших своего часа и так и не встретивших пока «своего» человека. Когда Алистер был одержим ее созданием, он ощущал себя птицей, свободной, быстрокрылой, несущейся над ароматным полем колышущихся трав, а с бескрайнего неба на него обрушивалась ласка солнца, июль прогревал хрупкие кости и наполнял их светом на весь год вперед… Доверие к ветру, несущему на невидимой ладони крылатое тело. Поиск ответов и жажда приключений… Все это непостижимым образом уместилось в одной-единственной бутыли, настоялось, обросло дополнительными образами и набрало красочность и силу.

– Что ты здесь намешал, боги Сети… – вопрос Лина вернул Алистера к действительности.

– Я хотел сделать глоток лета, духи об абсолютной свободе, о том, что чувствуют в полете птицы… Там настойки июльских цветов, особый жасмин, воздушные цитрусы. И теплый имбирь, чтобы под травами ощущался пульс земли… – Алистер замолк, когда увидел, что Лин глубоко задумался о чем-то своем. Наверно, эти духи запустили важную ассоциативную цепь, и нельзя отвлекать, разрушать лишними словами хрупкость момента. А может, Лин вспоминает созвучный сон…

Замерев за стойкой, Алистер не мог отвести глаз от ушедшего в транс Лина, который с повадкой опытного токсикомана снова впился носом в бумажную полоску, только ресницы дрожат, еле скрывая волну высокого напряжения в серых глазах. Ну же, парфюмер, попробуй-ка сейчас разложить свои чувства по полочкам, что найдёшь? Вот свежая волна морского бриза – радость сотворчества, счастья быть нужным. Тёплая хвоя на опушке соснового леса – незримая опора дружбы и принятия. И… нет, показалось. По определению не может быть здесь и сейчас этой едва ощутимой ноты, которую ты уже несколько лет пытаешься поймать, да только двадцать версий уже разлиты по флаконам, а она всё так же улетучивается с запястья за считанные минуты. То, что не дружба и не страсть, даже не любовь. Первая нежность. Предчувствие любви.

Алистер встряхнул стриженой головой, отгоняя наваждение, и оно покорно сгорело в пламени камина, но одурманенный разум парфюмера, пытавшегося вернуться к работе, всё равно съехал мимо цели, выдав короткое: «Для жены Лина ты целый арсенал уже сделал, а для него самого?..»

– Я слишком глубоко ныряю, боги Сети, – еле слышно прошептал Алистер. – Смогу ли передать в одном аромате всё, что чувствую сам?..

***

В начале февраля доктор Елисеева ушла в отпуск, оставив вместо себя молоденькую акушерку, которая и позвонила Кире ранним утром, сообщив, что её ребёнок готов к пересадке в подготовленный организм суррогатной матери.

До сегодняшнего дня Кира видела выбранную девушку только на нечётких фотоснимках, сделанных Лином через толстое стекло камеры физиостаза, в которой она вела своё существование с самого рождения.

Анамнез Алии был простым и страшным. В переводе со врачебного на разговорный получался какой-то синдром Спящей красавицы: тело в относительном порядке, и только центр регуляции биоритмов в глубинах мозга упорно не желает выдавать команду: «Просыпайся, Нео, добро пожаловать в реальный мир!»⁴

– А знаете, в определённом смысле так даже удобней, – разглагольствовал доктор, готовя медицинских ботов и раскладывая арсенал своих пыточных приспособлений… то есть хирургических инструментов, конечно же. – Не нужно переживать, а вдруг суррогатная мать решит сбежать с вашим ребёнком, или, чего доброго, угодит в какую-нибудь историю…

Машинально отметив взглядом свежие кандидатские нашивки на халате хирурга, Кира вспомнила поговорку матери: «Лучше идти к доктору, что сделал сто операций, чем к доктору, что наклепал сто статей». Тревога и страх, с которыми она кое-как справлялась силой собственной воли, крылатыми объятиями Лина и жизнеутверждающими ароматами его таинственного коллеги, вновь подняли в истерзанной душе девушки свои мерзкие морды и извлекли из болотных недр замызганный транспарант с надписью: «А ты точно уверена, что вы с Лином на правильном пути?»

Кира крепко зажмурилась. Нет, троян дери, ни в чём она уже не уверена. Просто совсем не было времени. Просто Лин сказал, что это единственный приемлемый вариант. И две клиники неожиданно быстро дали своё добро.

Лин стоял в коридоре, теребя синий шейный платок. Ещё во время того новогоднего недовзлома он порвал тонкую золотистую нить, ведущую от Киры к её матери, а от матери – к Алии, но невнятное ощущение пробоя в корабельном трюме до сих пор не желало отпускать его.

Тонкие пальцы нащупали в кармане брюк пачку с единственной сигаретой и зажигалку. Отец забыл на подоконнике, когда последний раз приезжал в гости. Случайно забыл или намеренно – та ещё загадка, но Лин, который до этого толком и не пытался курить, был отчего-то уверен, что со вкусом табачного дыма каждый раз творится та же история, что и с дымом, возносящимся над Ватиканом во время выборов папы. Успех – и дым белый, как перья ангела, и пахнет радостью. Неудача – полынная горечь на кончике вороньего крыла.

– Твой отец до сих пор не в курсе?

Кира подошла сзади так тихо, что Лин вздрогнул. Тёплая щека прислонилась ко впадинке между его лопаток, а лёгкий аромат цветущего яблоневого сада придал парню немного сил. Спасибо, что ты рядом, родная, но…

– У него сейчас хватает забот и без нас, Кира. Один Шикари чего стоит, а там ещё Флин, да и вообще… последние три года его здорово подкосили, а тут бац! – и мы с похожей песней. Справимся, не маленькие.

(Ополовиненная бутылка «Шеридана» на столе. Инь и ян, смешавшиеся на дне стакана в единую бежевую муть. Бредовая фраза отца, сказанная тихо-тихо: «Цыганка мне в юности на вокзале гадала, не имей птенцов, говорила. Не послушался, и теперь до седьмого колена…»)

Лин резко развернулся лицом к Кире, и, прежде чем та успела даже пискнуть, изо всех сил обнял её, словно стремясь сплавиться с ней воедино, стать монолитной стрелой, что разорвёт замкнутый круг, разомкнёт неверно собранную электрическую цепь и собьёт с пути само колесо Судьбы, буде оно и вправду существует.

***

Длинные узловатые пальцы лихорадочно шарили в недрах палисандрового сундучка с редкими маслами. Для своих разработок Алистер нечасто доставал эту сокровищницу – ему больше нравились ясные, лесные ароматы, несущие в себе зелень, покой и много прозрачного воздуха. Здесь же под тяжелой крышкой отдыхали легендарные ароматы Востока – мускусы, аттары, ценнейшая серая амбра, а также разные сорта роз и других роскошных цветов. Ориентальные духи – тяжелые, вязкие, окутывающие сладостью и топящие в неге, не нравились Алистеру, хотя заказы на них были не так уж редки.

Однако сегодня что-то заставило его достать сундучок и ощупывать его содержимое в поисках нужного флакона, а то и двух-трех. Вдохновение приходит волнами, и важно не упустить драгоценный момент, успеть вытащить нужное, составить букет будущего аромата и набросать несколько эскизов, пока состояние творческого горения не схлынуло, не оставило высушенным начисто и обессиленным.

Роза Гуляб. Уд. Тяжелая крышка сундучка падает, едва не прищемляя пальцы. Теперь к шкафу с регулярно используемыми маслами… Ветивер. Корица. Стук сердца гулко отдается в ушах. Два шага к холодильнику с цитрусами… Амбретта. Клементин… Формула складывается перед глазами, в голове поднимается пустынный ветер, дующий с оазиса. Такие духи ему часто заказывают женщины за …дцать, познавшие жизнь, но сохранившие невесть откуда взявшееся королевское достоинство. Женщины пышные, но не толстые, с томными, густо подведёнными глазами и глубоким грудным голосом… А, ладно, некогда удивляться странности происходящего. Алистер в тишине делает наброски духов, которые кажутся ему божественным нектаром и дарят ощущение счастья. Последний штрих – абсолют мадагаскарской ванили… И впереди – долгие дни предвкушения результата.

***

Процедуру пересадки врач вывел на маленький экран с немного неестественной цветопередачей, так что картинка серьёзнейшей операции оказалась окрашена в почти мультяшные цвета. Эмбрион был помещён в упругую прозрачную кишку, которая исчезла между ног Алии, проникнув в неё, словно столь любимые японскими хентайщиками тентакли. Осторожный, но настойчивый нажим – и камера передаёт движение от первого лица. В новой утробе царит розово-фиолетовый сумрак, под щекой малыша видна бурая мягкая подстилка, и микроботы точечными разрядами завершают стыковку «спасательной шлюпки» и «космической базы», как шутит за кадром ассистент хирурга, молодой улыбчивый парень, который ещё долго удивлялся бы, каким образом господину Веберу удалось найти столь подходящую по генетике кандидатуру, если б господин Вебер не сунул ему за углом крупную купюру с просьбой унять излишнее любопытство.

Убедившись, что операция, судя по всему, проходит штатно, Лин угнездился в глубоком кресле и вышел в транскод прямо из клиники. Время в работе над проектом пролетело незаметно, а может, просто в лавке парфюмера оно шло как-то иначе, но двое увлечённых волшебников только вчера вспомнили, что подходит срок «явить товар лицом», как выразился представитель заказчика. Знать бы, чего хотят все эти маркетологи, живущие словно на Луне со своими брендами и рекламными технологиями…

Появления Лина в лавке давно стали привычным делом, и Алистер заканчивал свои дела, с радостью встречая друга. Но этим вечером все оказалось иначе. Лин осторожно прикрыл за собой дверь и вошел в полутемную комнату с прилавком. Алистера нигде не было видно, только в глубине дома что-то гремело и звякало. Наверно, этот аромаг сконструировал какую-нибудь хитрую алхимическую установку и пытается извлечь масло из цветов сам… Отбросив нелепое предположение, Лин направился к портьерам, скрывавшим вход в лабораторию, и зашел туда.

Алистер склонился над столом с пипеткой в руке и сосредоточенно над чем-то колдовал. В воздухе витал непривычный для этого места, но до боли знакомый Лину запах восточных духов. Кажется, очередной срочный заказ – Лин не мог ничем иным объяснить столь сильную концентрацию Алистера, что тот даже не вышел в магазин встретить его.

– Али… – Не успел Лин произнести имя друга, тот как-то странно задрожал, ноги юноши подкосились, и он рухнул на пол, роняя при этом пипетку, сметая со стола флаконы и планшет, на котором вел записи, – стер…

Дыхание застряло в глотке плотным комом. Лин упал на колени рядом с неподвижным телом. Глаза Алистера закатились, и в белках призрачно заплясали отблески ламп. «Что делать? Что делать? Что с ним?» Темноволосый хакер знал, что при эпилепсии должны быть судороги, а его друг словно в один момент обесточился и лежал, как сломанная кукла, на холодном полу своей лаборатории среди осколков. Время шло, ответов не было, и это оказалось страшнее всего.

Каждая минута словно стала вечностью. Лин пытался услышать дыхание в груди Алистера, нащупывал пульс на запястьях, на шее – все было тщетно. Окоченевший манекен в его руках не подавал признаков жизни и был до боли похож… Нет, это невозможно. Прогнать от себя кощунственную мысль. Так не бывает, не должно быть, это все паника и расшатавшиеся от увиденного нервы…

Натужный хриплый вдох прозвучал в звенящей тишине как пушечный выстрел. Выдох. Вдох. Алистер обмяк и задышал свободнее, закрыл глаза, моргнул. Начал шевелиться… Лин подхватил его, укачивая, как своего не родившегося пока ребенка.

– Как ты? Что с тобой было? Я могу чем-то помочь? – вопросы Лина сыпались градом.

Реакция Алистера была неожиданной. И откуда только силы взялись у только что лежавшего трупом? Парень вскочил, в полете отшвыривая друга в сторону, как ветошь, долетел до своего рабочего стола и принялся сметать с него все, что там было – тяжелые склянки с тинктурами, пузырьки с маслами, даже сундук с редкостями полетел на пол, и Лин еле успел подхватить его в отчаянном броске, рискуя попасть под град летящих и разбивающихся о каменный пол парфюмерных сокровищ.

– Алистер! Ты с ума сошел? Что ты творишь! Это же вся твоя жизнь!

– Проваливай! Не хочу тебя видеть! Немедленно… – Зеленые глаза Алистера метали ядовитые молнии, рот скривила страшная усмешка. – Я урод, мне никто не нужен…

– Да если бы урод! – понесло и Лина, когда тот увидел, как медленно растекается по полу терпкое бурое пятно, некогда бывшее батареей ароматов, столь тщательно собранных Алистером для завтрашней презентации. – Ты просто… какая-то… беременная истеричка! Нахрен мне такие коллеги… и нахрен такие друзья…

Пулей вылетев из лавочки Алистера, Лин на автопилоте отмахал ещё пару низкоэтажных кварталов вечернего Города, едва не зацепился за шпиль сталинской высотки – точной трёхмерной копии той, московской, которую давно уже снесли в реальном мире, и затормозил на крыше высоченной витой башни из голубого стекла, вершиной своей ушедшей в тяжёлые снеговые тучи.

Лин с размаху кинулся в снег, надеясь хотя бы этой крайней мерой вернуть себе малую толику былого спокойствия, но не тут-то было. Кажется, сами боги транскода восстали против сына великого хакера, обратив снег в тёплую пенопластовую крупу.

Тяжело перекатившись со спины на бок, Лин застонал, заскрёб пальцами по груди и болезненно прищурился на яркий свет прожекторов, бивших навылет с соседней башни. На миг ему померещился высокий тонкий силуэт, что пошатнулся в этом световом потоке и рухнул на колени совсем рядом, развеявшись по ветру горстью февральской пурги. Настоящей, холодной и колкой, а не снежного суррогата, забившего все щели Реки-под-рекой.

– Папа? – еле слышно прошептал Лин.

Линда никогда не рассказывала сыну про те полубылинные дни, когда в транскоде безумствовали террористы, а Крис едва не умер, думая, что убил в поединке своего лучшего друга. Об этом Лину по секрету рассказала Машка, но только сегодня, кажется, юному кодеру открылась вся глубина тех далёких событий. Гляди: цитадель твоего проекта рушится, как карточный домик, сбитый прохожим хулиганом, от боли и стыда перед соратниками невозможно дышать, а тот, кому ты протянул руку и открыл всего себя, бьёт по твоим самым уязвимым точкам, прекрасно понимая, насколько ты стал от него зависим. И ты с горькой улыбкой принимаешь эти удары, падая в пропасть неровного пульса, а там добиваешь себя контрольным: «Чего ещё ты хотел в обмен на своё доверие?»

В висках с новой силой загремели слова, которыми, боги Сети, Лин не пользовался уже несколько лет. «Не имей друзей там, где живешь. Не имей друзей там, где работаешь. И не имей…» Окончание принципа жизни давно погибшего дяди Саши, охотника за первой и последней мечтой, потонуло в белых искрах, заменивших парню сейчас любую дверь на выход, которую Лин даже не потрудился выдумать. Вот оно как, дядя Саша. И лучше, ей-богу, не вспоминать окончание твоих слов.

Лин зарычал. Сначала тихо, а потом всё яростней и громче, и синие птицы почтового сервера взвились в небо от его нечеловеческого крика.

Ну. Уж. Нет.

Я справлюсь сам. Всегда был одиночкой, им и останусь.

Едва механические руки перестали терзать Алию, а искусственные кишки втянулись в недра медбота, доктор покинул тесную камеру физиостаза и с невероятным облегчением сорвал с лица маску.

– Кира… Э-э… Андреевна, помнится? Скажите, а можно я буду э-э… наблюдать, так скажем, ваш случай, поскольку в последнее время эта проблема… так сказать… э-э… становится актуальной в научных кругах…

– Doctors and thieves, they both wear masks⁵, – пропела в пространство Кира, а потом огрела врача коротким, – профессорские нашивки нужны, да?

Одним норнам известно, чем бы закончился этот диалог, если бы за толстым звуконепроницаемым стеклом вдруг не вскинулась белая птица. Глаза Алии были по-прежнему закрыты, только под ресницами обозначилась едва заметная полоска белков, а рот искривился в беззвучном крике.

– Какого… – опешил доктор. – Быстро ЭКГ и в резерв капельницу с…

– Пустите. Меня. К ней, – в какофонии железного лязга и топота трёх пар ботинок голос Киры прозвучал как труба архангела. – Живо.

«Беда одна не ходит». С детства Лин ненавидел эту поговорку, быть может, потому, что ему нечего было выставить против этой горькой истины. Чуткий слух хакера уловил нарастающие отголоски катастрофы во внешнем мире. Лин разорвал соединение и вскочил на ноги, продравшись сквозь белый шум в ушах и звёздочки перед глазами. Тяжело дыша, он влетел в палату.

Алия плакала и металась на кровати, словно стремясь прорваться сквозь семь покрывал танца Саломеи в эту трижды клятую реальность, которую в режиме реального времени переписывал какой-то кодер-самоучка, но сны не отпускали её, не дозволяли распорядиться собой даже сейчас, в критический момент её жизни.

– Фиксатор! Быстро! – прозвучало где-то на периферии, и мелко дрожащие ноги Алии оказались плотно прижатыми к кровати.

– Стойте, чтоб вас! – прошипела Кира, обнимая Алию за хрупкие плечи. – Ну же, всё хорошо, мы рядом, мы тебя очень любим, успокойся, прошу…

Алия невнятно застонала и вдруг выгнулась всем телом, ударив локтём Киру по лицу. Девушка отлетела в угол камеры, прижав ладони к разбитому в кровь носу.

– Да что же ты… – Лин кинулся следом, в общий бедлам, так и не решив до конца, с какой целью – то ли вытащить Киру, то ли удержать её разбушевавшуюся сестричку, но, едва он оказался в боксе, Алия вдруг глубоко вдохнула, пару раз шмыгнула носом, не то глотая слёзы, не то принюхиваясь к чему-то, и с новой силой заметалась по кровати.

Сознание у Лина свернулось, как белый карлик, готовый взорваться сверхновой звездой, и в поле зрения осталась только безудержная паника в глазах Киры да тонкие ноздри Алии, трепещущие от невыносимого напряжения. По метроному собственного сердца хакер мог сейчас сыграть соло в стиле «тяжелый металл». Слишком много предательства, крови и боли на одного парня с душой волчонка, не кажется ли тебе, Господи? Но знаю я, знаю, что должен выдать на этом нагрузочном тестировании свет, только свет и ничего кроме света. Иначе крышка и мне, и всем, кто подошёл слишком близко…

Поддавшись странному, нелогичному и оттого единственно верному порыву, Лин осторожно протянул руку и погладил девушку по стриженой голове. Тонкие прохладные пальцы хакера словно наэлектризовались от пушистого велюра, и с их кончиков сорвался еле заметный разряд, заменивший девушке дозу успокоительного. Судорожно вдохнув, Алия замерла среди сбитых простыней.