По мотивам жизни родной сестры.

Фотограф – Алёна Романовская

© Елена Пчелова, 2024

Глава 1
Больница

1.

– Мам, ну как она? – спросила я, приоткрыв больничную дверь.

– Дочь, – полушёпотом ответила мама, – с приездом! Проходи.

Мама встала и, взяв меня за руки, ввела в палату.

– Почему ты мне раньше ничего не сказала? – всё ещё шёпотом спросила я.

– А зачем? Что изменилось бы? Мы с папой держим тут всё под контролем. Операция прошла вроде бы успешно, семь часов оперировали, но она ещё не отошла от наркоза, спит.

Я посмотрела на маму и поняла, что всё, действительно, хорошо. Мама всегда умела держать себя в руках, только в первые минуты какой-нибудь неприятности можно было проследить на её лице тревогу, а позже, если она уже решила, как поступить и что делать, лицо её становилось обычно добродушное. Не смотря на возраст, она была красива, полновата, но эта полнота, которая радовала моего отца, ей шла. Правда, сейчас она была немного бледна, может, отсвечивал белый больничный халат, а может это все же последствия тех переживаний, которые она перенесла за последние несколько часов. Я больше склонялась к последней версии.

– Мам, ты иди домой, я побуду тут.

– Но ты же только приехала, тебе нужно хоть перекусить, принять душ.

– Мам, всё в порядке. Я не голодна, поела в автобусе. А душ приму позже. Ты иди, там ещё папе нужно с малышкой помочь. Ирма сейчас всё равно спит, и я побуду с ней.

– Хорошо, – опустив глаза, сказала мама. – Пойду, приготовлю вкусненького чего-нибудь. Ирма проснётся, ты сразу нам звони, мы приедем.

– Непременно.

Мы встали и прошли к палатной двери. Длинные полы маминого платья плавно двигались в такт её движениям. Она шла неспешно, чувствовалось, что насильно заставляет себя уходить.

– Мам, ты ничего мне не говоришь по поводу того, как всё это произошло.

Мама остановилась в дверях, повернулась ко мне, печально улыбаясь:

– Потому и не говорю, потому что не знаю.

– А что говорит сама Ирма?

– Говорит, что подвернула ногу, спускаясь по лестнице.

– Но ты не веришь?

– Дочь, давай подождём, пока Ирма придёт в себя.

Она чмокнула меня в щёку и закрыла за собой дверь.

Только сейчас я смогла разглядеть палату. Палата как палата. Стены до половины белые, другая половина – синяя. Обычная советская палата. Из обстановки кровать, тумбочка под окном без занавесок и пара стульев, на которых, кстати, всегда немного страшно сидеть, каждый раз думаешь, что стул под тобой так и разлетится на составные части.

Посреди палаты на кровати, под белой простынею, лежала моя сестра, Ирма. Она, которая от природы была очень красива, похожая на маму, сейчас была настолько бледна, что мне стало страшно. Такой я её никогда не видела. Сестра сейчас очень похудела, щёки впали, веки даже не подёргивались от сна. Тёмные кудрявые волосы, не очень длинные, были разбросаны по подушке. Я села на стул рядом с ней и стала поправлять её локоны, собирая их вокруг лица. Так казалось аккуратнее.

Я давно не видела сестру. Так вышло, что место моей учебы находится от родительского дома на расстоянии нескольких сот километров. Но я старалась быть в курсе дел родителей и Ирмы. Но чувствовалось, что что-то я всё-таки пропустила.

Ирма старше меня на четыре года. Всё детство мы были вместе. Потом она уехала учиться и приезжала по выходным, привозив мне всевозможные гостинцы, которых в то время в нашем маленьком городке невозможно было достать. Её приезды были для меня праздником. Да и родители всегда устраивали праздничный ужин в честь приезда старшей дочери. В то время я ещё училась в школе.

Когда я уже была в выпускном классе, Ирма вернулась и устроилась на работу. Но наши отношения утратили уже ту детскую непосредственность. С кого я должна была брать пример? Конечно, со старшей сестры. Но… Но мы были настолько разными, что ни её окружение, ни её саму я уже в том самом виде воспринимать не могла. Подростковый критицизм сделал своё дело. Мы ругались со страшной силой, дело доходило и до драк. Родителям старались ничего не говорить, чтоб не печалить их, но всё равно мама стала замечать, что между нами уже не было прежней привязанности. Так как Ирма была старше, беседы мама всегда начинала с неё. А мне уже доставались обвинения в непонимании, критичности и жёсткости. Не могла мать понять, что тот волшебный образ старшей сестры, который я хранила в своём сердце, ничего общего не имеет с этой нервной, своевольной девушкой, которая сейчас живёт со мной в одной комнате.

Папа любил нас той безграничной любовью, которая свойственна только творческим личностям и все наши споры считал мелочами. Но именно с отцом я чувствовала себя совершенно спокойно. Мы с ним редко говорили о моих взаимоотношениях с сестрой, но когда разговор нечаянно переходил в эту жизненную грань, он старался поддерживать меня, не обвинял, не старался изменить, просто давал возможность выговориться. И я это ценила. Думаю, что Ирма тоже знала, кому можно поплакаться в жилетку.

Тем временем из-за ссор с Ирмой, портились и мои отношения с мамой. Оказалось, что ни один мой довод не был весомым для неё. Ирма умела мать убеждать, я – нет. Конечно, мне было обидно. Постепенно я закрывалась в себе. Примерно в это самое время со мной произошла первая любовь, поэтому вся была в мечтах и на некоторое время просто перестала замечать всё, что происходило в семье. Но кавалера завела и моя сестра тоже. И теперь кроме распущенных подруг Ирмы в наш дом постоянно приходил ещё и её парень. Правда, парень – громко сказано. Мужик уже был. Ирме было где-то лет 20, наверное, ему – вдвое больше. Звали его Святослав. И имя такое, что кажется, что чуть не святой. Ага, где там!

Какое-то время Ирма скрывала от родителей, что они со Святославом встречаются. Конечно, он старше её намного, да ещё и женат. От родителей сама скрывала, и меня врать вынуждала. Но я не врала, просто не вмешивалась и молчала.

Знаем все, что мир не без добрых людей, и мама узнала об их связи. Скандал был невозможный. Ирма не хотела никого слушать, любит и всё, чуть из дома уже уходить собиралась. На маму в тот период было страшно смотреть. Я жалела её, но она близко меня к себе не подпускала, и если я хоть слово плохое в адрес Ирмы при ней говорила, то она меня растирала просто в порошок. Поэтому моё молчание стало ещё более глубоким, благо, выпускной класс в школе требовал моего усердия в учёбе, чем я и занималась, с удовольствием прячась за книжками от семейных скандалов. Иногда встречалась со своим парнем, который учился в другой стране и приезжал крайне редко. Но желание вырваться из дома было просто непреодолимым. Как только удалось сдать вступительные экзамены, я, ссылаясь на учёбу, редко стала приезжать домой. Учёба не тяготила меня, больше меня тяготили отношения с мамой.

Неожиданно узнаю, что Ирма беременна и что Святослав, наконец, ушел от своей бывшей жены, гражданской, между прочим. Родители вынуждены были дать согласие на их брак. Потом ещё оказалось, что у Святослава Ирма официально уже четвёртая жена. Сколько неофициальных жён было, он, скорее всего, и сам уже не помнил. Свадьбы не было. Расписались они в присутствии нескольких человек. Родители при регистрации брака не присутствовали, но торжественный ужин всё-таки организовали. Ирма тогда казалась безумно счастливой.

Мне Святослав не нравился. Он был уж слишком взрослым, необразованным, неотёсанным. Я даже позволила себе сказать это маме. Её ответ потряс меня до глубины души, он до сих пор гремит в моём мозгу звуком резанной стали: – Ещё посмотрим, за кого ты выйдешь!

А мне тогда было всего 17 лет, и о замужестве я не думала. Да и почему сразу такая уверенность, что я именно за плохого парня замуж выйду? Кроме того, сердце моё было разбито той самой первой любовью, которая училась в другой стране, и приезжала крайне редко, и вдруг перестала приезжать вообще. Одним словом, бросил меня мой суженный, даже не сказав об этом.

И эти мамины слова совершенно разделили нас. Я втихомолку недолюбливала мужа сестры, но при людях старалась быть тактичной. Папа, казалось, просто наблюдал, чем все это закончится. Идти против воли старшей дочери он не смог, потому счастье дочери было превыше всего. И я опять уехала на учёбу, оставив всё так, как есть, до тех пор, пока мама не позвонила и не сообщила, что Ирма, скатившись по ступенькам подъезда со второго этажа и сломав руку, попала в больницу. Я не могла не приехать.

Перелом оказался серьёзнее, чем все думали. Доктора сначала помучили её несколько недель вытяжкой, а когда поняли, что такое решение не подходит, сделали операцию на руку, под общим наркозом. Перелом был в двух местах, ниже плеча на левой руке. Родители меня поставили в известность уже тогда, когда стало известно, что без операции не обойдётся.

Вот о чём я думала, пока собирала разбросанные кудри сестры.

– Леська, привет. А ты чего тут? – услышала я слабый голос Ирмы.

– О, ты проснулась. Здорово! Как ты себя чувствуешь?

– Слабость такая… А так ничего, жить буду, – легкая улыбка украсила бледное лицо Ирмы.

– Я пойду врача позову, да и родителям позвоню.

– Не надо, подожди. Просто посиди со мной.

Я взяла сестру за руку и посмотрела ей в глаза. В них было столько боли.

– Ирма, что случилось?

– Да, ничего, – стараясь не заплакать, тихо сказала моя сестра.

– Мама сказала, что ты с лестницы грохнулась. Как это могло произойти? – я слегка стиснула её руку.

– Лесь, давай потом… Расскажи лучше, как ты? Как Гена?

– Гена? А кто это? – я постаралась рассмеяться, но получилось несколько нервозно. – Да мы год уже как не общались. Он не звонит, не пишет, не приезжает. Ничего о нём не знаю. Бросил он меня, Ирма.

– Да? Не знала. Переживаешь? – Она наклонила голову на подушку так, чтоб лучше меня видеть.

– Не то слово. И, как ты говоришь, жить буду.

Ирма улыбнулась: – Как жаль. Он мне нравился. Не то, что Святослав тебе.

Я встала и отошла к окну: – Пойду всё же врача позову.

2.

Всю ночь я спала плохо, отвыкла уже от накрахмаленных наволочек мамы. Странно, раньше думала, что буду скучать по всему этому.

Теперь вот лежу с открытыми глазами и тупо смотрю в приоткрытую дверь балкона. С места, где я лежала на мягком диване под пышным одеялом, виден был лишь угол соседнего дома, который мне был знаком с самого детства. Мы переехали в эту квартиру лет пятнадцать назад. Правда, со временем угол соседнего дома немного потемнел. Зато ива, которая росла рядом с нашим балконом, стала ещё выше, ещё гуще и ещё прекраснее. Помню, как Ирма фотографировалась под этой ивой в день своего выпускного вечера в школе, и её розовое платье очень гармонично смотрелось на фоне светло-зелёных висячих веток ивы.

Было часов семь утра. Мама уже во всю колдовала на кухне, из ванны слышался приглушённый голос отца, он, как всегда, что-то напевал, принимая душ. Эти знакомые звуки усыпили меня ещё на какое-то время.

– Мамка, оставь, пусть ещё поспит немного. Когда она последний раз дома была?!

– Ну, здрасти, хватит спать, в больницу нужно ехать, Ирму навестить.

Я открыла глаза и, сквозь сон, как в тумане, увидела маму с папой, которые стояли надо мной, согнувшись.

– Привет, я не сплю. Сейчас встану и поеду с вами к Ирме. А где малышка?

– Святослав забрал её ещё вечером.

– А, не хотел меня видеть, – сказала я, приподнимаясь с жёстких подушек.

– Лесь, ну не надо так, – папа погладил меня по волосам. – Как тебе спалось?

– Хорошо, пап, всё хорошо.

Совершив утренние процедуры, и плотненько позавтракав, мы собрались в больницу.

– А Святослав не поедет с нами? – спросила я, пока мы шли к машине.

– Да он, скорее всего, уже там, – с полной уверенностью сказала мама.

– А чего это ты такая уверенная? Что-то я не замечала раньше в нём такой заботливости, – съязвила я.

– С того времени, как Ирма упала в подъезде, Святик очень изменился, такой заботливый стал. Это он Ирму в больницу повёз, на операции настоял, – торжественно заявила мама.

– Ага, – улыбаясь и заводя машину, отреагировал папа, – будто виноват в чём.

– Ой, да ну вас, всё вам не угодишь: плохой – плохо, заботливый – тоже плохо, – не стерпела моя мамочка.

– Действительно, – не унимался отец, – только почему в то время малышка была на руках у Ирмы, а не у него?

– Что?! – я чуть не упала с заднего сидения машины. – Когда? В тот момент, когда Ирма упала на лестнице в подъезде их дома, малышка была у неё на руках?

Я не могла скрыть своего возмущения. Только на минуту представила, что могло бы произойти в тот момент, когда Ирма, держа на руках свою маленькую дочку, скатилась со ступенек второго этажа. Мне стало нехорошо.

– Пап, открой, пожалуйста, окно, что-то мне дурно.

– Лесь, что ты начинаешь? – спокойно сказала мама. – Всё же ведь обошлось, зачем так паниковать.

– Да, обошлось, – открывая окно, ответил папа за меня, – а если бы не обошлось?

– На дорогу смотри, – выпалила мама, – и перестань нести чепуху.

– Бессмысленный разговор, – тихо произнесла я. И оставшийся путь мы проехали молча.

У меня не выходил из головы тот момент, что малышка могла пострадать. После родов Ирма семью тянула на своих плечах. Святослав будто барин жил: всё готовое ему подавай, да и чтоб ребёнок не плакал и не приставал к отцу, чтоб с улыбкой жена мужа встречала, кормила и спать уложила, потому что он, понимаете ли, с работы уставший пришел и ему отдыхать надо. Так и не узнала я, где ж он работает так допоздна и так усердно, уставая, как вол, на работе, что сил на семью у него совершенно не хватало. Да и мужскую работу по дому, в большей степени, наш отец делал. Думаю, что из моих родичей этого никто тоже не знал. Но Ирма говорила, что её всё устраивает, и любые нападки в сторону Святика пресекала моментально.

А малышка у них замечательная. Варварой назвали. Светленькая такая девочка, хрупкая, тоненькая, как тростиночка, просто одуванчик. Ручки у неё были, как ветви той самой любимой мною ивы. Сейчас ей шёл уже второй год. У Святослава, не смотря на многочисленные браки, детей, кроме Вари, не было. Видно, так Богу было угодно, что ребёнка ему должна была родить именно Ирма, моя родная сестра.

– Опять дрыхнешь? Вставай, приехали уже, – оторвала меня от раздумий мама, наполовину уже находясь на улице.

– Не сплю, – шепнула я и открыла дверцу машины.

– Лесь, ты на мать внимания не обращай. Она уже и так вся извелась. Как узнала, что Ирма в больнице – так и не спит толком с того времени, не ест почти ничего, – папа смотрел мне прямо в глаза.

– Пап, я понимаю всё. Только почему мне сразу не позвонили, когда Ирма упала? – задала я всё ещё мучающий меня вопрос.

– Думали, что обойдётся всё. Не хотели тебя отрывать от учёбы. Тебе хорошо учиться надо. Мы справлялись сами. Если бы мамка не испугалась операции, может, и сейчас не позвонили бы. Бережём твои чувства и нервы, детка.

– Спасибо, папа, но мои нервы с вами стали просто железными.

– Народ, ну вы идёте? – услышали мы с улицы голос мамы.

3.

– Тётя Леся, пливет! – раскинув тонюсенькие ручонки, Варя бежала ко мне.

– Сколько раз повторять, никаких тёть, я – Леся!

Я присела на корточки и поймала в свои объятия хрупкое тельце Варьки. Она, улыбаясь во весь рот, лбом упёрлась мне в грудь.

– Лада тебе!

– И я тебе очень рада, моя ты хорошая! – Я взяла её на руки. – Ты была уже у мамы?

– Да, мы с папой узе заходили к ней. Какая она класивая, плавда?

– Правда, – потрепав девочку по щёчке, сказала я.

– Ну, здравствуй, Леся, – услышала я за спиной неприятный для меня голос Святослава. – Слышал, что ты приехала, только вот не пойму зачем, вроде всё хорошо.

– Ну, если ты считаешь, что всё хорошо, я спорить не буду, но и разрешения у тебя о приезде я спрашивать тоже не должна.

Мы пошли по коридору. Мама с папой остались разговаривать с оперировавшим врачом, поэтому этой памятной встречи со Святославом лицезреть не могли.

– Как случилось так, что Ирма слетела со ступенек? Ты где был в этот момент?

– Ты это, давай, Варю с рук спусти, – он, не смотря на наши с Варькой возражения, всё же помог девочке спуститься на пол. Теперь Варя шла рядом со мной за руку и уверенно вела меня к палате, где сейчас лежала её мать.

– Ты не ответил, – настаивала я.

– Если бы ты приезжала домой чаще, и это знала бы, – ускользнул от ответа муж моей сестры.

– Я учусь, ты знаешь! – и посмотрела на него, совершенно не скрывая своего к нему отношения.

– Можно подумать?! – ухмыляясь и глядя на меня в упор, сказал Святослав.

Я резко повернулась к нему. Он был выше меня на пять голов, крупный, я доходила ему до пупа. На довольно крупном красном лице искрились маленькие голубенькие глазки, нос картошкой, сам белобрысый, чересчур чистенький какой-то. Мама всегда говорила, что Святик – красавец. Но ничего подобного я никогда не замечала. Думаю, что этими словами мамочка просто оправдывала выбор Ирмы.

– Ша, успокойся, – не скрывая своего удовольствия, сказал он. – Не кипятись. Чё рыпаешься? Видишь, Варя с тобой идёт, не напугай ребёнка.

– Смотри, сам не напугай, – огрызнулась я. – И не твоё дело, как часто я приезжаю к родителям.

– Ну, тогда и не твоё дело, как Ирма слетела со ступенек, – совершенно спокойным голосом сказал мой спутник и пошёл дальше. Я же, опешив, просто осталась стоять на одном месте.

– Леся, Леся, – трясла мою руку Варя, выводя из ступора, в каком я очутилась, после слов Святослава.

– Да, моя девочка? – я присела к ней на корточки.

– Идём к маме, она тебя ждёт.

Я улыбнулась этой солнечной девочке и, не отпуская её маленькой тепленькой ручонки, повела в сторону палаты.

4.

– Как приятно, что вся семья в сборе, – попыталась воскликнуть Ирма, когда мы все ввалились в палату.

Я была поражена. Палата кардинально изменилась со вчерашнего дня, когда я впервые вошла в неё. Все стены были одёрнуты мягкой, кофейного цвета, тканью, на окнах, помимо прозрачного тюля, были толстые шторы, в цвет ткани на стенах, на тумбочке у кровати стояла ваза с желтыми розами. Были мягкие кресла, и, о Боже! телевизор, который стоял в углу палаты на специальных ножках.

– О-па! Мы туда вошли? – выпалила я.

Мои родители стояли, смотря по сторонам, не понимая, откуда такие изменения.

– Да, – восторженным, но сбитым голосом, сказала Ирма, – это Святик с самого утра тут колдует. Это он всё сделал для меня. Ругался с персоналом больницы, но всё сделал!

– Класиво, да? – спросила Варька, прижимаясь к моей правой ноге.

– Очень красиво, – наклоняясь к ней, сказала я.

– Ну и правильно, по-домашнему как-то стало, приятно тут находиться. Даже на палату больничную не похоже, – радостно сказал папа, приземляясь в кресло, стоявшее как раз под окном.