– Куда прёшь? Самолучшее неси! Глаза разуй, тетёха!

Тужилка делал вид, будто помогает, на деле же больше путался под ногами. По-свойски подмигнув несколько растерявшейся во всей этой суматохе магичке, дедок извлёк откуда-то (показалось, из-за пазухи) четвертную бутыль с мутным содержимым:

– Давай по чуть-чуть, за знакомство, а? Горькой хорошо тоску заливать! Верное средство!

Лея потянула носом: фу-у, самогон! Магичка решительно замотала головой: вот уж точно не любительница, тем более – гадость первостатейная, уже по запаху определить можно.

– Ну, гляди… – не стал настаивать дед Повсиох, забираясь на лавку и указывая Лее на место рядом с ним (видать, самое почётное). – А я приму, пожалуй. Милое дело – под грибки солёные!

Указанные грибочки также вызвали у магички значительные сомнения в их возможной полезности для организма. И вообще, она уже давно поймала себя на мысли, что ей здесь крайне неуютно. Воздух спёртый, личности какие-то подозрительные… Видимо, настроение как-то отразилось у неё на лице, поскольку дед укоризненно произнёс:

– Брезгуешь, что ли?

Лее стало совестно. И правда, сама ведь в гости пришла, а теперь нос воротит… Подумав, она устроилась за столом и с сомнением всмотрелась в содержимое своей тарелки. Отведывать невнятного кушанья не хотелось ни в какую. Магичка поискала глазами хлеб, так и не обнаружила и пустилась на хитрость: завозила ложкой в миске.

– А вы давно здесь живёте? – решила она начать светскую беседу. – Почему-то раньше я про вашу семью ничего не слышала… Может, приезжие? Нет?

Все трое переглянулись, Лее почудился некий намёк и даже торжество в этих таинственных перемигиваниях.

– Да нет, местные мы, – ответил дед. – Только мы тихо живём-то, уединённо, на глаза попадаться не любим.

– Для меня, стало быть, исключение сделали? – удивилась Лея. Тужилка хихикнул, злобненько как-то, неприятно.

– Конечно! – отозвалась нараспев тётушка Кручинушка. – Ты же, считай, благодетельница наша! Из-за тебя перемены-то в нашем житье-бытье приключились!

– Это как – из-за меня? – Лея неожиданно почувствовала зверский голод. Если разобраться, еда как еда, нечего привередничать! Она уже потянулась ложкой к вареву в миске, но внутренний голос неожиданно скомандовал «Не трогай!» Справившись с собой, она уронила ложку в кашу, так и не донеся до рта. Дед досадливо крякнул.

– Она сказать хочет, что ты – матушка-заступница для всего Тридевятого царства, радетельница за нас, убогих! – пропел он сладенько. Прямо словно патокой измазал. Лея решила, что достаточно погостила, и хлопнула себя по лбу:

– Ой, засиделась я что-то! Забыла, что обещала Яге по хозяйству помочь! Уж не взыщите, пора мне!

– Да куда ж ты засобиралась? – дед цапнул приподнявшуюся было магичку за подол, мешая уйти. – Погоди, ты ж ещё с меньшой нашей, Жалькой, не познакомилась… Вот узнает девчушка, что не застала тебя, плакать будет. Не жалко, что ли?

– Ладно… А где она, Жалька-то? – уступила магичка, досадуя сама на себя.

– Так я её сейчас позову! – подхватился Тужилка и выскочил за дверь. Вернулся он и вправду быстро, волоча за руку кроху с мышиного цвета косичками и в сереньком платьишке.

– Глянь, Жалька, какая гостья у нас дорогая! – затараторил он, подпихивая девочку ближе к столу. – Сыграй-ка ей песенку, покажи, чего умеешь!

Несколько выпученные глазёнки малышки сверкнули, она с готовностью вытащила из кармашка дудочку и засвистела тягучий, на одной ноте, мотивчик.

«Кажется, жалейкой это и называется», – подумала Лея и почувствовала, как липкая паутина дрёмы окутывает её с ног до головы…

Глава 3

А вместе с ней навалилась такая жалость к себе, что хоть караул кричи. Вот, сидит сейчас, одна-одинёшенька, позабыта-позаброшена, с какими-то хмыристыми личностями в неприбранной избе, а кто-то в это время на рыбалке, на солнышке… Весело им, небось! И Яга хороша… Нет чтоб слово доброе молвить, шпыняет, ворчит, воспитывает. И на работе скукотища, ничего интересного, так, рутина повседневная. Никаких тебе приключений, и про подвиги позабудь… А года-то бегут, копятся… Неужто всё самое яркое, цветное уже позади, и остаётся вот это: серенькое, застиранное, повседневное?!

– Да ты поплачь, поплачь, – назойливым комариком вился над самым ухом шепоток. – Легче будет, точно тебе говорю!

И музыка ещё эта! Не жалейка, а волынка какая-то. Вот бы Серого Волка сюда, он бы подвыл!

Магичка представила, как отреагировала бы местная публика, заявись сюда их мохнатый приятель. Волк почему-то представился в картузе и с гармошкой наперевес. Улыбка тронула губы…

– Эй! Ты чего творишь! Плачь, кому говорят! – гневливо рыкнул дедок, и… наваждение спало вместе с пеленой, заботливо окутавшей сознание магички. Лея поняла, что всё семейство, включая малую, придвинулось к ней почитай что вплотную и жадно уставилось на неё, словно она была лакомым куском на пиршественном столе. Эк их разбирает-то, даже дышат как-то нехорошо: тяжело, с присвистом. Лее стало противно, она поскорее отодвинулась на лавке, насколько это было возможным. Сообразив, что музычка желаемого действия не оказала, дед Повсиох вернул на лицо угодливое, сладенькое выражение.

– А ты, никак, сомлела, милая? Так приляг, поспи, мы сон-то твой покараулим…

– Нет уж, хватит, нагостилась! – магичка решительно поднялась из-за стола. – Спасибо за угощение. Приятно было познакомиться, только меня дома ждут. Пора уже и честь и знать!

Дед сверкнул из-под бровей колючим взглядом. Повинуясь этому знаку, Кручина, Тужилка и мелкая Жалька сгрудились возле двери, кланяясь поминутно и увещевая:

– Останься… Погости ещё… Некуда спешить-то…

– Да пустите уже! – терпение у рыжей магички закончилось, слезливый настрой сменился сперва недоумением, а потом и негодованием. – Сказано же – домой пора!

– Ну-ну… – хихикнул дедок. – И куда ж ты пойдёшь-то? Двери-то нетути!

Лея глянула – и обомлела. И вправду, как в той загадке про огурец. Ни окон, ни дверей, словно и в помине их не было! Магичка сурово сдвинула брови. Вернее, попыталась. У архимага это получалось куда убедительнее, но ничего, сгодится.