Дорога в стольный град подходила к концу. Позади остались десять дней непростого пути. Я промёрзла за это время так, что на постоялых дворах хотелось не то что на печь, а в печь забраться. А лучше, конечно, в баньке попариться. Но в пути баня оставалась несбыточной мечтой.
Хоть у меня получилось подружиться со спутниками, они так спешили вернуться в Красноцветинск до того, как вьюги и метели окончательно заметут пути-дороги, что на мои робкие намёки задержаться в одной из деревенек, никто не поддался.
И вот в золотом полуденном свете среди сверкающих снегов вдали показались каменные стены и островерхие башни, окружающие город. Сады, в честь цветения которых столица получила своё имя, сейчас стояли голыми и деревянные домишки, что притулились возле каменных стен, были хорошо видны. Я бы лучше остановилась в таком, чем ехать в пугающее многолюдье большого города.
Насмотрелась уже по дороге. Мне становилось не по себе, когда въезжая в очередной город, видела на улицах народу больше, чем в Грязях набиралось на праздники, когда все жители выходили на площадь одновременно. И ни одного знакомого лица! А дома какие большие в тех городах встречались: в два, а то и в три этажа!
Хорошо дядька Гризодуб, старший среди княжьих слуг, я ему лечила в дороге боль в суставах, взял меня под своё крыло, в обиду никому не давал и объяснял всё. Так что к Красноцветинску я подъезжала уже немного представляя, что там меня ждёт. Хоть матушка и показывала в блюдечке другие края и земли, я только в дороге поняла и прочувствовала, как велик и многолюден мир. От этого в душе поселились опаска и восторг. И чем ближе становился конец путешествия, тем страшнее становилось, тем больше сомневалась в том, что меня возьмут на Отбор.
Повозку с княжьими слугами пропустили в ворота без очереди.
– Ну что, едем вначале к Завиду? – спросил Гризодуб.
– Ой, спасибочки, что согласились меня до него доставить, а то сама я здесь в жизни никого не найду.
Прежде чем отправляться на княжий двор я надеялась привести себя в порядок у сына Вторака, а то после долгой дороги была усталой, грязной, в потёртой одежде. Да только ничего из этого не вышло. Завид обрадовался весточке от отца, а вот жена его Беляна посмотрела недовольно и спросила:
– А надолго ли ты к нам, девонька?
И сразу стало ясно, что мне тут не обрадуются, если решу задержаться.
– Ненадолго. Отдохну сегодня, а завтра на княжеский двор отправлюсь. Я ж на Отбор приехала.
Осмотрела меня Беляна с головы до ног и так усмехнулась, что понятно стало – считает она Дарину дурочкой деревенской. Но вслух сказала иное:
– Если на Отбор, то поспешать надобно. Сегодня последний день, когда в невесты записывают. Так что ты вначале туда отправляйся. Сюда вернёшься если тебе от ворот поворот дадут.
Она тяжело вздохнула, и я поняла: дочь купеческая не сомневается в моём возвращении. Почему-то насмешка Беляны и жалость пополам с неловкостью в глазах Завида прогнали страх. Взяла досада и желание доказать им: я вовсе не деревенская дурочка!
– Что ж, тогда увидимся после Отбора. Я приму в нём участие!
Решимости хватило ровно до того момента, как увидела целую очередь из карет и подвод у высокого терема на княжеском подворье. И какие нарядные девицы с мамками и няньками в тот терем заходят. И какие красавицы со слезами тот терем покидают.
Дрогнула я, захотелось убежать и спрятаться, но дядька Гризодуб подбодрил:
– Не боись, девка. Не убьют тебя тут. Ты так далеко забралась, что стыдно отступать даже не испытав судьбу. Шагай, я тебя тут с твоими вещами в повозке подожду.
И точно. Куда деваться? Не на улицу же идти? Взошла по резному крыльцу в сени, а там и в зал большой. А в зале том посередине стол стоит. За столом думный дьяк сидит, всех девиц переписывает.
Развязала я платок, расстегнула шубейку заячью, приготовилась ждать своей очереди. Впереди другие девицы стоят, друг на друга косятся. Все нарядные, с серьгами и бусами дорогими, щёки нарумянены, брови чернёны. Я среди них как воробей, из печной трубы выбравшийся, рядом с голубицами белыми. Неловко. Тем более, что все косятся, шушукаются, хихикают. Но терпела. Делала вид, что не замечаю.
И вот когда уже, считай, дошла до стола, где девиц переписывали, одна из красавиц, что уже вписали в число участниц, развернулась ко мне и громко сказала:
– Интересно, из каких таких земель этакое чудо прислали? Кто же нашему князю насмешку и непочтение решил выразить? Над Отбором посмеяться!
Скандала мне не хотелось, но чувствовала, что девица не отвяжется, только потому и ответила:
– Я сама приехала. Из деревни Большие Грязи. Земли эти вольные, никому не принадлежат, так что никто меня не присылал, и никто над Отбором посмеяться не хотел.
– Большие Грязи! – засмеялась отвратная девица. – Видно дыра такая, что никому не нужна. Тоже мне, вольные земли. И ты, крестьянка лапотная, решила из грязи в князи перекинуться? Не выйдет. Не возьмут тебя.
– Возьмут – не возьмут, не тебе решать, – тут как раз моя очередь дошла, и я обратилась к дьяку. – В правилах нигде не сказано, что в Отборе лишь боярские да купеческие дочери участвуют. Главное, чтобы дар был. А он у меня есть. Так что записывайте меня, дяденька.
– Прежде чем эту чучелку записывать, вы бы её на дар проверили, а то сказать каждая может.
– А что же тебя, Гордета, не проверяли? – то ли вступилась за меня, то ли поддеть вредину решила ещё одна невеста.
– Я – из известного старого рода, мне ничего доказывать не надо. А эта селянка неизвестно чего стоит.
Дьяк подвинул ко мне камень, что лежал у него на столе:
– Прикоснись к нему, а там видно будет.
Я положила ладонь куда сказали и почувствовала, как камень согревается.
– Всё, убирай. Не сильный дар, но есть, – сказал дьяк, глядя на тускло светившийся артефакт. – Что же, диктуй – имя, род свой, откуда приехала.
– Подожди писать! – раздался с лестницы новый голос.
Я посмотрела туда и увидела важную статную женщину, одетую в дорогие одежды. Она опиралась на руку молодого мужчины, красивого, глаз не отвести. Я таких раньше не видела ни во сне, ни на яву.
По залу пронеслось:
– Князь, княгинюшка…
Все склонились в поклонах. И я тоже. Сердце сжалось от дурных предчувствий.
– Гордета права. Какая из неё невеста? Насмешка одна! Ратша, запрети ей участвовать! – требовательно сказала княгиня.
– Нет, матушка, не стану я этого делать, – сдвинул брови светловолосый красавец. – Вы хотели Отбора, так пусть он будет по всем правилам. И такие невесты в нём участвовать могут. Записывай!
– Не записывай!
Княгиня-мать и князь упрямо уставились друг на друга. Дьяк замер с пером в руке.
У меня невольно вырвался вздох. Это противостояние так напомнило мои споры с матушкой, когда та пыталась вразумить непокорную дочь. Сердце сжалось от печали, и я не выдержала, сказала:
– Князь-батюшка, не спорьте с матушкой. Не стою я ваших ссор. Она вам добра желает.
Красавец перевёл взгляд своих синих очей на меня, оглядел с головы до ног, отчего я особенно остро почувствовала, как нелепо выгляжу. И спросил:
– Ты что же, уже передумала, меня увидев? Или участвовать сразу не хотела, потому в таком виде и явилась? Заставлял тебя кто-то в мои невесты податься?
Начал князь насмешливо, а завершил строго. Только это и помогло мне справиться со смущением и ответить:
– Нет, не передумала. И если бы не хотела участвовать, не ехала бы в такую даль. Дома на печи теплее и уютнее. Только не хочу, чтобы вы из-за меня против матушки шли. Даже если вы правы. Как бы потом не пожалеть, как я сейчас жалею. Пусть бы моя матушка меня ругала, я бы слова поперёк не сказала, только бы снова голос её услышать. Да только невозможно это.
– Ты что – сирота? – спросила княгиня.
– Да, княгиня-матушка. Два года как.
– Ладно уж, и я не стану с сыном спорить. Выполняй волю князя, пиши девицу, – махнула рукой дьяку княгиня. – А мы с тобой девиц смущать не станем, дальше пойдём.
Все вновь склонились в поклонах. Когда князь с княгинею ушли, девица, что поддевала Гордету, посмотрела на меня с интересом:
– А ты ловка, чучелко. Ловка да хитра.
И интерес её мне не понравился. Как не понравилось внимание, с каким на меня теперь смотрели все. Но от долгого ожидания и переживаний я так взопрела, что хотелось уже одного: чтобы судьба мря наконец решилась и я отправилась хоть куда-нибудь.
– Что же, диктуй: как зовут, сколько лет, чья ты дочь, откуда родом.
– Дарина, осьмнадцать лет. Дочь деревенской ведуньи Марьи из Больших Грязей, Боруханского уезда.
– Подожди с уездом-то, – ворчливо сказал дьяк, макая перо в чернильницу. – Мы ещё с твоими родителями не разобрались. Мать твоя Марья – чья дочь? Отец твой кто – ты тоже не сказала.
Та неловкость, что я испытывала до сих пор от своего нелепого вида, не шла ни в какое сравнение с тем стыдом, что навалился на меня сейчас.
– Не знаю, – с трудом выдавила я.
– Что не знаешь? Кто отец? – дьяк смерил меня взглядом и спокойно молвил. – Бывает. Запишем тебя в род матери.
– И его я не знаю.
– А это как? В ваших Грязях небось все друг друга на семь поколений назад знают. Не под кустом же твою мамку нашли.
– Она не из Грязей. Пришла туда со мной на руках и осталась. Она ничего мне о своей семье не рассказывала.
– Странно, странно… Но раз велено тебя вписать, то запишем. Ступай за той чернавкой. Она тебя отведёт в выделенные невестам покои.
– Мне ещё вещи забрать с подводы нужно.
– Нужно – так забирай. Ступай, не задерживай.
Терем, отведённый для невест, стоял полупустым, но мне всё равно выделили крохотную комнатку у лестницы с маленьким окном, выходившим на северо-восток, так что в ней потемнело задолго до того, как наступил вечер. В ней поместилась только узкая кровать, лавка и небольшой комодик, на котором стояли кувшин с кружкой, маленькое тусклое зеркало и маголампа.
Похоже, горенки получше приберегали для девушек познатнее, чем я. Как мне пояснила служанка, проводившая сюда, пока в терем заселились девицы приезжие, которым негде остановиться. Столичные жительницы оставались дома до исхода первого конкурса. Лишь пройдя его, они станут официальными невестами князя и тогда уже обязаны будут жить здесь.
После выматывающей дороги я рада была и такому углу, где можно было наконец остаться одной, умыться, переодеться, привести себя в порядок. Тем более, что хорошенько осмотревшись, обнаружила, что кроме небольшой спаленки мне полагался такой же небольшой чуланчик, где можно было повесить свою шубейку и разместить привезённые с собой вещи. Ещё одна незаметная дверь вела в комнату, где висел рукомойник, стояла бочка, заполненная водой, а на полке лежали артефакты, что позволят нагреть её, а потом и вновь очистить, и всё прочее, необходимое девушке, чтобы чувствовать себя человеком.
В покоях было тепло, и я, сидя перед небольшим зеркалом и расчёсывая наконец хорошо промытые волосы, наслаждалась уютом и покоем. Да, приехать сюда стоило! Староста был прав. Впервые с тех пор как я стала взрослой, мне не надо было самой заботиться о том, чем и как топить печь, таскать воду, из чего и что готовить. Пусть такая жизнь не навсегда, но чем дольше я смогу продержаться в числе невест, тем дольше смогу наслаждаться такой беззаботностью. Здесь ведь ещё и кормить будут!
Служанка сказала во сколько у нас ужин, но я от волнения и усталости запомнила плохо, поэтому чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы не пропустить момент, когда все отправятся в трапезную. Тут я порадовалась, что разместили меня у лестницы. Трапезная на первом этаже, так что обязательно услышу, когда народ к ней потянется.
Только хоть нас на этаже жило пока немного, лестница всё равно не простаивала. То по ней шмыгали служанки, устраивая прибывающих участниц, то кто-то из девушек решал зачем-то выйти на улицу. Меня, чем дальше, тем нетерпеливей, ожидавшую ужин, эти проходы мимо моей двери страшно нервировали. Несколько раз едва не выскочила раньше времени, слыша шаги за дверью. Но вот взгляд в щелочку показал, что на первый этаж потянулись уже не служанки и редкие одиночки-невесты, а мимо моей двери шёл поток девиц в одну сторону – вниз. Наверняка в трапезную. Вышла и я.
Благодаря тому, что шла не первой, то опасности заблудиться не было. Когда я вошла в трапезную, то за столами уже сидели девушки. Некоторые сидели группками. Похоже, они знали друг друга и по их взглядам становилось ясно,что меня видеть в своей компании они не хотят. За время, прошедшее до ужина, я успела привести себя в порядок, но даже моё праздничное платье смотрелось на фоне остальных девушек очень скромно, и, глядя на меня,они задирали нос.
Ну и пусть! Ради этих задавак доставать из сундука матушкины наряды я пока не стану. Приберегу их для другого времени.
Оглядев столы и сидящих за ними девушек, я зацепилась взглядом за необычных гостий. Одна – смуглая, маленькая, напомнила мне птичку из дальних краёв из-за яркого пёстрого платья, множества украшений и тёмных блестящих маленьких глаз. Своими чёрными волосами, заплетёнными во множество косичек, мелкой костью и разрезом глаз она напомнила мне Гостюху, и я заподозрила, что она степного народа, о котором, бывало, рассказывал дядька Вторак.
Находившаяся рядом девушка выглядела её полной противоположностью – крепкая блондинка, чей высокий рост и необычность наряда, отделанного мехом, бросались в глаза, хоть она и сидела. Я подумала, что она тоже не из нашего княжества. Матушка показывала мне в блюдечке народ северных мореходов и воинов, что выглядели похоже.
Я направилась к ним. Всё равно здесь никого не знаю, а познакомившись с чужеземками, может, услышу про дальние края и чужие обычаи от очевидцев. Любопытно же!
– Можно к вам?
Девушки внимательно посмотрели на меня. Смуглая птичка улыбнулась и кивнула. Крепкая блондинка пожала плечами:
– Садись, коли хочешь. Место здесь не куплено.
Я устроилась на лавке напротив них.
– Я – Дарина из Больших Грязей. Деревня такая у самых Калитовских болот, что на границе с Белозёрьем.
– Я – Хельга, дочь ярла Олафа из Торгвальда. Это островок такой в Северном море.
– Меня зовут Юлдуз-хатун, дочь хана Тенгера из Южного дуза.
– Это Великая степь? Я так и думала! Значит, мы с вами больше не воюем, как дядька Вторак говорил?
– Зима. Зимой никто не воюет, – ответила Юлдуз. – Коней в ваших снегах кормить нечем. А наш род уже три года, как с князем Ратибором мир заключил.
– Вы не болтайте, а лучше ешьте, а то я одна всё съем. Оголодала, как волк полярной ночью, – остановила их северянка, кивнув на стоявшие перед ними блюда.
На них лежали жаренная рыба, мясо с кореньями, хлеб. Из открытого кашника шёл парок, донося до девушек аппетитные ароматы. От такого зрелища и соблазнительных запахов я на время потеряла всякий интерес к беседе, как и остальные девушки. И лишь утолив первый голод, мы смогли вернуться к разговору.
– Юлдуз-хатун, тебе здесь не холодно? Мне дядька Вторак говорил, что у вас в степях зимой ветра сильные, а таких как у нас морозов нет. Не побоялась к нам ехать?
– Отец приказал – я поехала. В теремах у вас тепло, теплее, чем в юрте, а на улице я много бывать не собираюсь.
– И кормят хорошо, –кивнула Хельга на опустевшие блюда. – У нас в эту пору одна рыба и солонина. Так что я собираюсь здесь задержаться.
– Хочешь княгиней стать? На красногорский стол сесть? – с любопытством посмотрела на Хельгу степнячка.
– Я так далеко не заглядываю, – пожала плечами северянка. – Хотя князь здешний мне понравился. Видно, что боец хороший. А что, ханша, боишься, что я тебе дорогу перебегу?
– Не боюсь. Мне княгиней не быть. Скорее ихний воевода мне горло самолично перережет, чем допустит, чтобы дочь Великой степи здесь править стала.
– Зачем же тогда тебя сюда отправили?
– Наши шаманы сказали, что зима в этом году тяжёлой будет, голодной, вот отец и отправил меня в Красноцветинск, как про Отбор услышал. Да и показать наши добрые намерения лишним не будет.
Я озадачилась. Неужто степняки такие бедные, что одну ханскую дочь прокормить не смогут?
– Ну, одна ты князя вряд ли сильно объешь, – сказала я.
– Почему одна? – удивилась Юлдуз. – Со мною семь служанок, пять подружек, двое старших женщин и двадцать нукеров для охраны.
– Ого! Со мною только трёх воинов отправили. Без служанок и подружек я как-нибудь обойдусь, а вот ещё хотя бы двоих бойцов я бы взяла, если бы разрешили.
– Зачем вам столько воинов? – удивилась я, вспомнив вечные подозрения дядьки Вторака.
– Чтобы здесь уважали, – пояснила Юлдуз. – Да и Степь пересечь не так-то просто. Враги не дремлют.
– Парни мои хотели в наёмники податься, пока я здесь буду. Было бы их пятеро, им бы легче меняться было: пока один со мной, другие службу несут.
– А я одна здесь. Ни бойцов, ни служанок.
Лучше самой признаться, чем потом они от других услышат. Думала, соседки посмотрят на меня с презрением, как та девица, что чучелком обозвала.
– А ты храбрая, хоть и мелкая, – хлопнула меня по плечу Хельга.
– И духом сильная, – кивнула Юлдуз, – раз одна из дома уехала. Предлагаю союз.
– Союз?
– Союз – дело хорошее. Змей вокруг много и скоро здесь такое начнётся, что станет жарко – согласилась Хельга, оценивающе глядя на Юлдуз. – Мы с тобой здесь чужачки, а сила не всё решает.
Юлдуз согласно кивнула.
– Я подругам всегда рада, только чем я вам помочь смогу? – удивилась я.
– Мы не подруги, а союзники, не путай! – подняла палец Хельга. – В борьбе за конунга каждый будет сам за себя, а вот против врагов мы станем вместе.
– Какие враги? – мне показалось, что она пошутила, только я не поняла соль шутки.
О проекте
О подписке